Страница 8 из 38
В целом же, «норманнская цивилизация» послужила фактором, не разделявшим, но способствовавшим культурным контактам раннесредневековых обществ Франции и Руси.
Крестоносцы на Босфоре и на Ижоре
В 1096 году папа римский Урбан II на одном из церковных соборов, посвященных решению стратегических проблем западного мира, призвал «королей, благородных сеньоров, рыцарей и всех христиан» оставить свои повседневные занятия, вооружиться и отправиться в поход на Иерусалим. Собор был созван во французском городе Клермон, а французское рыцарство откликнулось на призыв с немалым энтузиазмом.
Рыцари северной и средней Франции выступили в поход под предводительством Роберта, герцога Нормандии и других феодалов, южнофранцузские рыцари шли под командованием графа тулузского Раймунда. К ним нужно добавить многочисленную пехоту, в ряды которой по благословению своих кюре встало немало простых французов. Первый крестовый поход, равно как и последовавшие за ним, стал в значительной степени «французским предприятием».
Формальной целью походов была декларирована только одна – освободить от неверных гроб Господень, а с ним и Святую Землю. За этим декорумом скрыт был, как это обычно случается в истории, ряд иных, вполне меркантильных интересов, один из которых прямо касался Руси. Дело все было в том, что путь «из варяг в греки» постепенно стал на одном из его участков, а именно в нижнем течении Днепра, практически непроходим. В конце IX века, в степях к югу от Киева появились печенеги, в середине XI столетия их сменили половцы.
Набеги степных кочевников, столь же агрессивных, как и недальновидных, постепенно прервали весьма оживленное в прежние времена сообщение с Востоком по нашему торговому пути, а он был когда-то не только оживленным, но, по понятиям того времени, и достаточно безопасным. Европе пришлось озаботиться поисками новых маршрутов в сношениях со сказочно богатыми тогда странами Леванта (Восточного Средиземноморья). Успешный крестовый поход мог радикально решить эту проблему, раз навсегда связав напрямую страны Западной Европы с Ближним Востоком.
Удача, как помнят историки, сопутствовала поначалу продвижению крестоносцев. На завоеванных землях Палестины и южной Сирии было к радости всей Европы образовано Королевство Иерусалимское. Его королем был избран лотарингский герцог Готфрид Бульонский53, бывший формальным главой крестоносного воинства. Западноевропейские купцы получили прямой доступ к ближневосточным рынкам, а завоеванные богатства хлынули в прежде совсем небогатые замки французских, английских, немецких феодалов.
В результате IV крестового похода (1202-1204), была сокрушена Византия, прежде активно занимавшая посреднической торговлей между мусульманским и католическим мирами. Константинополь был взят и разграблен, а на обломках православного государства крестоносцами была создана так называемая Латинская империя. Только через полвека, византийцам – и то лишь при помощи генуэзского флота, решавшего собственные задачи, которые в данном случае сводились к максимальному ослаблению венецианской торговли – удалось вернуть себе Константинополь. Однако от нанесенного крестоносцами удара Византии не довелось оправиться в полной мере никогда.
Русские с пристальным вниманием следили за бурными событиями, разыгравшимися в восточном Средиземноморье, а некоторые даже свели личное знакомство с западными рыцарями. Так, вскоре после завершения первого крестового похода некий игумен Даниил совершил паломничество из Черниговской земли в Палестину, в ходе которого посетил Иерусалим и провел там около полутора лет. При удобном случае, он счел уместным представиться королю иерусалимскому Болдуину54 – с тем, чтобы испросить разрешение на установку у гроба Господня кандила (лампады) «от всея Руськыя земля».
Позволение было дано безотлагательно, причем, вспоминая обстоятельства встречи, игумен особо пометил в своих путевых записках, что Болдуин «познал мя бяше добре и люби мя велми, яко же есть муж благодетен и смирен велми и не гордить ся ни мала»… Хождение Даниила в Святую Землю широко читалось у нас и переписывалось; современным ученым известно не менее ста его копий. Таким образом, отношение отечественного читателя к крестоносцам стало формироваться на началах, как говорят сейчас, христианского экуменизма.
Совсем иное впечатление произвело у нас взятие рыцарями Константинополя и его разграбление в 1204 году. Основной текст Повести о взятии Царьграда фрягами дошел до настоящего времени в составе ряда авторитетных летописей, включая и Первую Новгородскую. Составитель его смотрел на дело весьма трезво. Сознавая, что речь шла о крушении православного царства и разграблении храма св.Софии, то есть о небывалых кощунствах, он все же не возводил на крестоносцев напраслины. Описывая их грабежи и насилия, свидетелем коих он либо был сам, либо его местные информанты, русский автор нашел необходимым особо оговорить, что все эти безобразия происходили вопреки прямому запрету как императора, так и папы римского55.
Как бы то ни было, эти события вскоре отозвались на другом конце Европы – а именно, на берегах Ижоры, Волхова и Чудского озера. Будучи поставлены между шведско-немецкой наковальней и татаро-монгольским молотом, предстоятели Новгородской земли отдали решительное предпочтение держателям последнего.
Точнее сказать, Александр Невский оценивал обстановку весьма прагматически, исходил из реального соотношения военных сил в регионе и лавировал, не придавая особого значения последовательности своих действий. Тем не менее, составители его Жития, писавшие по горячим следам событий, отобрали из них самые, по их мнению, показательные и выстроили на этой основе исключительно убедительную концепцию того, что на современном языке называется стратегическим выбором.
Будучи вполне осведомлены о национальной принадлежности западных агрессоров, составители Жития Александра Невского увидели в них прежде всего пришельцев «от Западныя страны», «от части Римьскыя от полунощныя страны», то есть представителей римско-католической цивилизации56. Помимо того, упомянуто, что они нарицали себя «слугы божия», или «божия риторы». Оба выражения весьма показательны: они отсылают читателя к миру западноевропейского рыцарства, в той его специфической форме, которую оно приобрело в эпоху крестовых походов.
Действительно, на Чудском озере князю Александру довелось иметь дело с рыцарями Ливонского ордена, а он образовался незадолго прежде того как следствие объединения ордена меченосцев с Тевтонским орденом. Последний принадлежал к числу трех великих духовно-рыцарских «орденов Святой Земли», основанных на волне первых крестовых походов, что же до первого, то он был образован в Прибалтике в 1202 году, в общих чертах следуя образцу ордена тамплиеров. Шведы в общих чертах согласовывали свои действия с немецкими рыцарями и были им близки по духу.
Несколько ниже по тексту Жития, помещено и известие о послах, прибывших к князю Александру уже непосредственно «от папы из великого Рима», с предложением выслушать их духовные поучения. В ответ князь послал папе письменный ответ, в котором указал, что он осведомлен в событиях как библейской, так и церковной истории от Адама – до великих церковных соборов, «а от вас учения не приемлем». И это известие отнюдь не расходилось с истиной. Историки помнят, что в конце 1240-х годов, папа римский искал контактов с Александром Невским и предлагал ему объединиться с католическим воинством – с тем, чтобы «с помощью Божией сим татарам мужественное сопротивление оказать» 57.
Без особой симпатии, однако в совсем иных тонах описаны контакты с Ордой. Во главе ее стоит «царь силен в Въсточней стране, иже бе ему Бог покорил языкы многы, от въстока даже и до запада». Власть Батыя рассматривалась составителями Жития, таким образом, в качестве богоугодной. В первую очередь, это было связано с тем известным фактом, на первых порах татаро-монголы вовсе не притесняли православную церковь на Руси, и даже оказывали ей покровительство. Неудивительно, что, призвав к себе в ставку князя Александра, царь Батый подивился ему и отпустил с честью.
53
Точнее, его титул звучал «защитник гроба Господня», зато королями назывались преемники Готфрида.
54
Любопытно, что в тексте своих записок русский монах называет короля Болдуина все-таки «князем».
55
Подробнее о текстах Хождения игумена Даниила и Повести о разграблении Царьграда фрягами см.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып.I (XI – первая половина XIV в.). Л., 1987, с.109-112, 352-354.
56
Здесь и далее, мы основываем наши наблюдения на тексте издания: Повесть о житии Александра Невского / Древнерусский текст, перевод и примечания В.И.Охотниковой // Воинские повести Древней Руси. Л., 1985, с.120-136, 474-476.
57
Цит. по: Горский А. Александр Невский // Родина, 1993, N 11, с.30-31.