Страница 4 из 22
– Гном! Человек! – рявкнул вдруг с верхнего лестничного пролета командный голос, который мог принадлежать только стражнику. – Убрать оружие!
Наверху затопотали по ступеням несколько пар ног, и тут же донесся с нижнего пролета новый стражничий вопль:
– Нападение! Нападение на эльфов!
Снизу тоже затопали.
– Нет, я и впрямь надеялся, что до этого не дойдет! – с чувством вскричал Илидор и вдруг сунул меч обратно в ножны.
Стражники с верхних и нижних ступеней достигли площадки одновременно, кинулись к гному и человеку, пятеро эльфов прыснули в стороны, Конхард отчаянно взревел и почти было прыгнул на стражников, бегущих снизу, но остановился, потому что происходило нечто странное. От Илидора тянуло жаром, словно от лавового озера, он стоял, раскинув руки и подняв лицо к небу, зажмурившись, и блестящие золотые кудри плескались за его за спиной, и время вокруг него словно заледенело, эльфы увязли в этом времени, как мушки в слюде, сделавшись неловкими и медлительными. Конхард и сам почувствовал, что его движения изменились, словно теперь он шевелился во сне, а не наяву, молот стал весить больше его самого… И почти сразу время ускорилось снова, стражник с верхней ступени уже начал заносить над Конхардом свой меч – и тут Илидор выдохнул, распахнул глаза, сияющие, как чистейшее золото на ярчайшем солнце – нестерпимо, невозможно сияющие. Их блеск ослепил всех вокруг, у Конхарда брызнули слёзы, он выругался, покрепче перехватил свой молот, слепо замотал головой и вдруг почувствовал, как рядом с ним откуда-то появилось нечто большое, из-за чего на балконе сделалось тесно. Потом снизу, со стороны парка понеслись истошные вопли, а Конхарда грубо схватили за бока и оторвали от земли.
Гном вопил, дрыгал ногами, мотал головой, смаргивая слёзы, бестолково махал своим молотом. Стражники, побросав мечи, орали и бежали подальше от балконной площадки. Эльфы-задиры прятались за огромными горшками с пушистыми розовыми цветами, а длинноносый бесславно лишился чувств. На улицах Шарумара поднялась суматоха, визг и паника.
Не каждый день приличные эльфы видят, как золотой дракон, невыносимо сияя на солнце, уносит вопящего гнома к горам Такарона.
Илидор, никогда не видевший этих гор, умудрился не сильно промахнуться с направлением и донес Конхарда до одной из обходных троп на пути в Гимбл.
Довольно долго гном сидел на камне, вцепившись ногтями в вытатуированные на висках наковальни, чуть покачиваясь, и шипел, словно у него болели зубы, а Илидор с видом фокусника, провернувшего отменный номер, устроился на большом валуне – рука на согнутом колене, вторая нога свесилась с валуна и покачивается в такт бессловесному пению. Слова он выговаривать не мог, потому что улыбался во весь рот.
– Твою мать нелюдскую, – приговаривал Конхард, всё покачиваясь, – как это ты забыл мне рассказать, что ты дракон?
– А кто в харчевне велел не заговаривать про драконов? – возражал Илидор с такой обескураживающей искренностью, что Конхард лишь мычал и сильнее вцеплялся ногтями в свои виски.
То и дело он поднимал голову и спрашивал:
– Нет, ты соображаешь, что делаешь? Дракон возвращается в горы Такарона, сам возвращается, да еще сует свою дурную башку прямо в Гимбл!
Или:
– Как я могу верить дракону? Я же гном! Я гном! Считаешь, если спас меня, так это что-то меняет, да?
И еще:
– Как ты себе это представляешь: я просто прихожу к вратам Гимбла и говорю, что вернулся с драконом?
А потом:
– Только Югрунн Слышатель вправе решать, может ли чужак пройти в Гимбл! Тем более – такой чужак! Ты думаешь, я могу вот так взять и потребовать встречи с королём?!
Илидор напевал и жмурился солнцу. Горный ветер пах вековой пылью, горькими травами и водой в глубине скал, а из недр подпевали драгоценные камни, заставляя кровь бурлить еще сильнее. У дракона было совершенно восхитительное настроение.
С каменного уступка, покрытого толстым слоем мха, была хорошо видна торговая площадь перед Гимблом: здесь гномы-вершинники торговали с приехавшими издалека эльфскими и человеческими торговцами. Временами, преодолев неблизкую дорогу и медленную выпускную систему, сюда же выбирались за покупками и глотком воздуха люди и эльфы из посольств, работающих в Гимбле: далеко не всё, чего они желали и к чему привыкли, водилось под землей, а уж солнечного света там и подавно отродясь не было.
Площадь была устроена на естественной арене среди серых скал. Небольшими плоскими камнями выложили круги, разграничивающие отдельные прилавки, лавочки и секции: здесь вершинники продают драгоценности, дальше – всякие детали из стали, тут оружейные лавочки, вот сюда люди привозят вяленое мясо, зерно и сушеную рыбу, а там эльфы торгуют саженцами, тонкими кожами, яркими тканями. Сюда, на уступок, не долетали ни гомон, ни запахи, и оттого площадь казалась чуточку ненастоящей.
Справа от нее, в конце самой широкой дороги, виднеется загон для лошадок, неподалеку грудятся телеги и возки, площадь заливает солнечный свет, нависают над ней в удивлении скальные обломки, а дальше, еще дальше, отделенные от всего этого оживления совершенно пустым пролетом дороги, хмурятся врата Гимбла. По виду – вырезанные из того же серого горного камня, украшенные резьбой, стальными оковками и гигантскими, наверняка декоративными замками. К воротам, вырезанным в скале, ведут три широкие ступени, и на верхней виднеются фигурки стражников, едва ли не мельче дверных замков.
Илидор едва удостоил взглядом врата, зато бурлящую площадь оглядывал с большим воодушевлением, всматривался в какие-то вещи или в торговцев – не понять. То улыбка озаряла его лицо, то в удивлённом «О-о!» округлялся рот, пару раз Илидор покачал головой, словно не мог поверить чему-то из увиденного. Золотые глаза его сверкали под солнцем, как начищенные монетки, на высоких скулах пылал румянец, дракон слегка подался вперед, будто готовый спрыгнуть с уступка туда, в удивительное и бурлящее, и крылья его плаща едва заметно трепетали, улавливая воздушные потоки.
Конхард с нескрываемым презрением оглядел торговые лавочки гномов-вершинников, но с любопытством изучил запряженную тройкой карету какого-то очень важного эльфа и долго, прищурившись, всматривался в товары людей-мастеров, как будто действительно мог что-то разглядеть на прилавках с такого расстояния.
– Понаехали, – в конце концов изрек он со смесью досады и удовольствия: видеть у ворот Гимбла столько чужаков было неприятно, но их интерес к гномским вещичкам Конхарду льстил. – Хорошо, что я знаю тихие тропы, на обычных дорогах-то, небось, стало не продохнуть от телег. Всё больше и больше их сюда тянется.
Гном скинул с плеча торбу, уселся на ковер мха, скрестив короткие ноги, и принялся выкладывать всякую снедь.
– Давай пожрём, что ли. И побеседуем, да.
При виде еды глаза у дракона стали жадными, а выражение лица – удивленным, и гном решил, что этот балбес в своих странствиях проголодался до полусмерти, но умудрился забыть об этом.
– Так отчего ты попёрся в Гимбл, дракон? – требовательно вопросил Конхард, утверждая на мягком мху флягу с водой.
– Подумал, что тут меня точно искать не будут. – Илидор с этой своей эльфйско-кошачьей грацией тоже опустился на мшистый ковер перед разложенной снедью, и крылья плаща легли вокруг него, словно королевская мантия. – Но теперь тут тоже будут, наверное.
Конхард отломал ногу от половины гусиной тушки и назидательно помахал ею перед носом Илидора.
– Вот именно что будут! Ты думаешь, мы захотим проблем с эльфами из-за тебя? Ты думаешь, тебя вообще кто-то ждет в Гимбле? Ты что, больной?
Дракон рассмеялся, отломал от гуся крыло, с интересом оглядел его и, мыча от удовольствия, захрустел, пережевывая мясо вместе с костями.
– Мы вытурили вас из подземья пропасть времени назад, – продолжал гном, – нет вам пути обратно! Нет там ничего для тебя, дракон!