Кровь и молоко

Обветренные, горячие губы терзали шею Амелии, оставляя на мраморной коже влажные следы. Ладони судьи неистово шарили по молодому телу, пытаясь прочувствовать его тепло под многослойными одеждами. Говард закрыла глаза. Ей нужно было немного времени, чтобы осознать, принять происходящее, сделать выбор. Байрон слыл очень могущественным человеком, таких покровителей стоило ценить и восхвалять, а врагов до смерти бояться. И сейчас, решалась не только судьба самой леди, но и её младшей сестры.

– Прошу Вас, остановитесь, – жалобно прошептала Амелия, пытаясь хотя бы словом повлиять на беспорядочное блуждание требовательных рук, цепляющих пальцами кружева.

Байрон слегка отклонился назад, всматриваясь в раскрасневшееся лицо девушки, а затем надменно усмехнулся и заговорил таким тоном, словно перед ним стояла портовая шлюха.

– Не строй из себя святую невинность! Я прекрасно знаю, что спрятано под этими тряпками. Ты не лучше любой девки с Ковент-Гарден.

Слова судьи хлёсткой пощёчиной ударили по женскому самолюбию. Да, Амелия Говард не была святой, не хранила свою честь до брака, но, стоит заметить, и замуж она не собиралась. Не только в угоду собственных убеждений или стремлений к независимости, а также, по причине отсутствия достойного, равного ей по силе духа мужчины. «Лондон ещё не подарил миру джентльмена, способного вынести меня» – сказала она однажды отшучиваясь, когда мистер Линч, в очередной раз, по-дружески справлялся о делах сердечных одной из самых красивых женщин Англии.

Где-то под рёбрами вспыхнул фитиль гнева и молниеносно сгорел, осыпая множеством искр гордыню. Яркой вспышкой в районе солнечного сплетения взорвалась злость, распространяясь безудержной волной по всему телу. Говард прогнулась в спине, насколько позволял корсет и, упершись в грудь Байрона ладонями, с силой отпихнула его назад.

– Я не позволю! – вскрикнула леди, глядя на мужчину глазами, полными ядовитой ненависти.

– А Фостеру позволили, – криво усмехнулся судья, от чего морщины ещё сильнее проступили на левой стороне его лица, делая то непропорциональным, напоминающим оплавленную свечу с уродливо застывшим воском по одному краю.

– Не понимаю, о чём Вы! – фыркнула Амелия и, уже было собралась уйти, но судья поймал её за запястье, сжимая пальцы до покраснения кожи.

– Я знаю, что этот третьесортный писака Ваш любовник, можете не отрицать!

Леди сомкнула невольно задрожавшие губы. Байрон похотливо вкинул бровь, слегка закатив глаза, представляя Говард обнажённой в объятьях молодого журналиста, а затем и в своих собственных.

– Я не против, – сипло протянул мужчина, коснувшись себя в районе паха, оттягивая книзу брюки. – Пока Вы покорны, можете оставлять эту игрушку при себе. От Вас супружеской верности я не требую. Но учтите, Амелия, когда ляжете со мной, сделаете всё так, как будет велено. Я не потерплю упрямства и вероломства!

Амелия застыла в изумлении. Оказывается, Байрон и мысли не допускал, что она может ему отказать. Наверняка, если бы не разгар рабочего дня, он бы попытался овладеть ей прямо на своём письменном столе и, возможно, даже против воли.

Силясь подавить клокочущую внутри ярость, Амелия коротко выдохнула и, горделиво вздёрнув подбородок, шагнула к мужчине. Он всё ещё сжимал тонкую руку, причиняя боль, но девушка уже не обращала на это внимание. Ведь, куда болезненнее боли физической, её терзало задетое чувство собственного достоинства.

Байрон был невысокого роста поэтому, глядя в его глаза, мисс Говард смотрела прямо перед собой. Выдержав многозначительную паузу, леди, неожиданно для судьи, широко улыбнулась. Вот только взор её пылал отвращением и ненавистью.

– Что же, я не стану лгать. Мистер Фостер и вправду мой любовник. Буквально вчера мы занимались любовью целых три раза за одну ночь… О, знали бы Вы, Питер, что он делал со мной…

Амелия заметила, как желваки на скулах Байрона задрожали. Он тяжело выдохнул через рот. Воздух из его лёгких вышел с усилием и еле слышным свистом.

– Поверьте, столь искусной любовницы, как я, у Вас никогда не было. Заверяю, ни одна девка с Ковент-Гарден со мной не сравнится… – леди подалась ещё сильнее вперёд и почти коснулась своими пухлыми губами губ старика.

– Мисс Говард, – заикаясь из-за возбуждения, еле вымолвил Байрон, – будьте уверены, я отведаю все Ваши умения…

– Боюсь, что нет. Вам никогда не доведётся испытать сладких утех в моей постели, – завлекающие, словно флиртуя, прошептала Амелия, но её глаза, с неприкрытым презрением, насмехались над старым развратником.

Чёрта с два! Она не подчинится его воле, не позволит пасть себе столь низко!

Не сразу, спустя пару ударов сердца, глаза судьи округлились. Она отказала ему? Несмотря на скрытые угрозы пустить по миру её семью, лишить будущего младшую сестру и всех кто ей дорог, включая Джозефа Фостера? Отказала?!

– Неблагодарная потаскуха! – взревел Байрон, дёргая мисс на себя, в желании швырнуть её к окну.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, впуская в помещение голоса из коридора. На пороге стоял сын судьи – Даниэль. В его глазах застыло искреннее непонимание. С одной стороны, Амелия Говард и Питер Байрон нарушили все приличия, своей безусловной близостью. Но с другой, детектив сразу заметил озлобленный оскал отца и испуганное выражение лица леди, тем не менее, глядевшей на судью с вызовом.

– Что здесь происходит? – опуская правила этикета, требовательно спросил Даниэль, переводя взгляд со своего родителя на Амелию и обратно.

Мисс Говард резко одёрнула руку, высвобождаясь из цепких пальцев Байрона-старшего и, бросив на него последний уничижительный взгляд, направилась к выходу. Проходя мимо детектива, она задела его плечом, но даже не извинилась, молча выскочив в коридор.

– Отец? – теряясь в догадках, настаивал на объяснениях Даниэль, но судья лишь гневно тряхнул головой, не собираясь ничего комментировать.

Тогда детектив глянул вслед Амелии, она ещё не успела повернуть к лестнице. Мужчина ринулся вдогонку.

– Мисс Говард, постойте!

– Не сейчас, Даниэль! – отмахиваясь, отозвалась леди, ускорившись.

Джентльмен нагнал её в три широких шага и поймал за локоть, заставляя обернуться и посмотреть на себя. Его прикосновение не было грубым и не несло в себе никаких непристойных намёков, и всё же Говард вспылила.

– Отпустите меня! – злобно процедила она, наплевав на то, что это могло привлечь не желаемых свидетелей.

– Я лишь хотел узнать… – но девушка перебила детектива, почти истерично рассмеявшись.

– Надо же, а Вы, оказывается, не такой тюфяк, Байрон. Весь в отца! Не можете получить желаемого миром, применяете силу?! Так?

Даниэль возмущённо вскинул брови от обвинений в свой адрес.

– Вы забываетесь, мисс Говард. Мой отец…

– Леди велела её отпустить! – раздался низкий, спокойный, но властный мужской голос.

Амелия повернула голову на звук. Чуть поодаль от них стоял Томас Рэнделл. Мужчина, как всегда, был одет с иголочки. Тёмно-синий бархатный камзол, белая рубашка, шёлковый галстук кобальтового цвета в тон жилету, тёмные брюки, начищенные до блеска туфли, высокий цилиндр и трость в правой руке. В его глазах застыло требовательное предупреждение, не открытая угроза, и всё же нечто, давящее на собеседника авторитетом. Но когда мужчина перевёл взгляд на Амелию, его губы чуть дрогнули в лёгком намёке на тёплую улыбку. Впрочем, уже секунду спустя, джентльмен вновь обратил свой стальной взор к детективу. Говард поймала себя на мысли, что, должно быть, именно так зарождается тот самый «шторм» в глазах американца.

Несколько секунд все трое молчали, не двигаясь с места. Вскоре, Даниэль разжал пальцы.

– Прошу прощения.

Нервно кивнув, что мало походило на учтивый поклон, мужчина развернулся и пошёл в сторону кабинета отца. Амелия и не взглянула в его сторону, она по-прежнему смотрела на Томаса. При дневном свете этот джентльмен выглядел несколько иначе, не так загадочно, как в объятьях сумрачного города, но, возможно, даже лучше…