Страница 24 из 24
Все было предельно понятно. Этот самый дон Паоло ясно дал понять, что пока не доверяет Геку, но готов обратить на него свое высочайшее внимание, когда тот продемонстрирует послушание и сообразительность. Именно поэтому он и придержал своих у2рок и не дал им наказать "красных". Этих молодцов приготовили для Гека.
Гек понимал, что выбор невелик. Если вдруг по слабости характера и по молодости лет ему надоест париться в тюрьме и он захочет скостить срок, а для этого помочь следствию, вломив даже тех немногих, кого он знал, то это грозит существенными неприятностями важным людям. Его можно убрать, а можно и кольцо в нос продеть, зависимым сделать. Дон Паоло предложил Геку выбирать самому. Смерть или рабство? Рабство, решил Гек. Он заделает этих рогометов и подымет новый срок во имя дона Паоло: на воле ему сейчас делать нечего, да и на тюремном кладбище тоже. Гекатор уже решил про себя, как он будет действовать. Оставалось ждать (но не затягивать) удобного момента и тренироваться помаленьку.
Ждать долго не пришлось, через неделю случай представился. Гек ни разу не подходил близко к террористам, наблюдал за ними издали. Это были крепкие и рослые, по местным понятиям, парни, северяне по виду и говору. Они уже почувствовали вакуум вокруг себя, скрытое недоброжелательство остальных, но не переживали по этому поводу, держались вместе и ни перед кем не заискивали. Они замкнулись друг на друга, говорили все, спорили о чем-то, а на окружающих смотрели поверх голов.
Геку удалось ни разу не встретиться с ними взглядом; он был уверен, что ничем не привлек их внимания. Перед прогулкой Гек поскреб пальцами обеих рук по куску мыла, чтобы оно набилось под ногти, до этого коротко подпиленные, -- теперь он был готов. Гек не был уверен, что все пройдет без сучка без задоринки, но все-таки надеялся, что в случае чего вправе ожидать поддержки от дона Паоло.
Но когда везет -- везет во всем. Гек зашел в туалет, огороженный ширмами, и, еще расстегивая молнию на брюках, боковым зрением засек, что "красные" тоже направились к туалету. Гек поторопился закончить, даже застегнул ширинку, но продолжал стоять над писсуаром. Внезапно он ощутил слабость во всем теле и понял, что не может двинуть ни рукой, ни ногой.
"Я боюсь", -- успел подумать он...
...Указательный и средний пальцы левой руки вошли в глазницы, как сквозь гнилые яблоки. Гек успел выдернуть пальцы и правой ударить второго, и только тогда мартовский воздух тюремного двора содрогнулся в нечеловеческом крике. Спешка ли тому была причиной, а может, недостаточность тренировок на тюремном полу, но удар правой удался наполовину: один глаз на двоих человек оставался. Уже не помня себя от паники и отвращения, Гек сплеча рубанул его по переносице и отступил назад, к умывальнику. В голове прояснилось; Гек все еще не видел и не слышал ничего вокруг, но уже помнил: надо мыть руки!
Вымыл, стараясь делать это тщательно, вытер о трусы, для чего втянул в себя живот и сунул в штаны мокрые кисти рук, вышел на свет и сделал шаг в сторону. Никто ничего не понимал: два залитых кровью человека корчились на каменных плитах, заключенные сбились в кольцо вокруг них; никто не решился подойти ближе, чтобы не завязнуть в чужих заморочках.
Гек оказался в переднем ряду зрителей, задние, напирая, спрашивали -что случилось? Гек пожимал плечами и молчал, втихаря выковыривая остатки мыла из-под ногтей. Он не испытывал ни малейшей жалости к людям, которых он изуродовал навсегда: ведь если вдуматься -- так они остались в живых благодаря ему, Геку. Если бы он оплошал, их наверняка убили бы как посягнувших на святую святых островного мироздания -- престиж всеми уважаемого Падрино. Да если бы они и подохли, Гека это нимало не трогало: он не совершил ничего такого, что выходило бы за привычный круг его понятий о совести, целесообразности, добре и зле. Хорошо жить, чтобы никому не мешать и чтобы тебе не мешали, -- это все так. Ну а если приходится выбирать между собственным здоровьем и благополучием других -- так любой дурак не ошибется в правильном выборе, если он не совсем дурак. Пусть живут как знают, а я свое дело сделал.
Красота: свидетелей не было! Следствие заглохло в самом начале, так как не осталось никаких улик происшедшего. Охрана оплошала, упустив на миг этот злополучный кусочек пространства, а в этот миг все и случилось. Сами потерпевшие не могли пролить свет на происшедшее: один так и не вышел из коматозного состояния -- осколки переносицы проникли в мозг, -- другой не сумел толком вспомнить, сколько было нападающих -- то ли двое, то ли трое. Их уже удалили с острова, и оставшийся в живых лежал в госпитале, где его лечили и безуспешно допрашивали. Конечно, может, кто и видел, как все происходило на самом деле, да что толку! Люди хорошо помнили тот день, когда дону Паоло публично выказали неуважение те двое. Все восхитились тогда кротостью, истинно христианской, и благородством, с которым он перенес хамство этих бандитов. Бог примерно покарал обидчиков, и хотя несомненно, что орудием кары небесной Всевышний избрал одного из смертных, не по-христиански да и не по-сицилийски было бы вмешиваться в дела, непонятные простому человеку. А ведь в самую точку угадал дон Паоло: мало надежды, что они когда-нибудь прозреют! Так оно и вышло...
Всех почему-то поразила эта фраза, упавшая из уст дона Паоло, и теперь обитатели тюрьмы с благоговейным ужасом повторяли ее друг другу. Докатились слухи и до администрации, но дона Паоло даже не побеспокоили вопросом о нелепом совпадении, напротив -- поспешили предать забвению инцидент с террористами, которых, слава богу, перевели от них подальше.
Но истинный виновник переполоха остался ни с чем. Его забыли. Тонюсенькие, едва заметные ниточки контакта с людьми дона Паоло, хотя бы с тем же Чичероне, порвались. День сменял день, на каждой прогулке Гек ждал, и ждал напрасно, что дон Паоло или кто-то из его людей подойдет к нему, выкажет расположение или что-нибудь такое в этом роде и он войдет в круг людей уважаемых и привилегированных в масштабах всей тюрьмы, а может быть, и за ее пределами. Да ладно, черт с ними, знать бы точно, что его самого не убьют -- с них станется! Новый срок не навесили -- и то хлеб. Да что там -великолепно обошлось. Да, но... Не спорол ли он серьезного косяка по неведению? Что они его мурыжат, что молчат?
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.