Страница 220 из 235
— Хватит, иди баню охраняй, последнее в моей жизни чудовище! Маньке это вино! Заслужила… Оборотень взошел на мой костер от руки человека. Не часто они поджариваясь уходят, обычно по-доброму прощаемся.
— Это, Маня, кровь оборотня, — старик уже выпил второй бокал и смотрел на Дьявола с нескрываемой завистью. Он кивнул на Маньку и пробормотал: — Я… это… как бы тоже причастен! Подумаешь, Великий Виночерпий! — Борзеевич нехотя поднялся и засеменил к проходу. У самого прохода он остановился и громко с обидой бросил Дьяволу: — Постережи, говоришь, баню-то, а ты до бани-то подкинь! Я сквозь стены ходить пока не научился, а через дверь… там лютые звери опять начнут меня терзать!
— А ты под избушку нырни, и под другой вынырни, — посоветовал Дьявол. — По-человечески ходить-то давно разучился? Там в бане тоже колечко есть, я его открытым оставил, вдруг убегать придется!
Старик шмыгнул носом, утеревшись рукавом. Многозначительно посмотрел на стрелы.
— Там есть, не горохом же оборотня бить… — проскрипел Дьявол. — Надеюсь, не разучился в конец?
Борзеевич утвердительно кивнул головой, присматриваясь к Манькиному луку, но лук ей был нужен самой. Но смотрел Борзеевич не на лук, а на тетиву, конец которой охватывал конец лука, в виде украшения. Дьявол, перехватив его взгляд, взвыл, и парой приемов отмотал тетиву, отрезая кинжалом, который висел у Маньки на поясе в ножнах, подавая ее Борзеевичу. И на глазах изумленной Маньки посох Борзеевича в одно мгновение превратился в излучину лука, стянутый крепко, и был этот лук не хуже того, который она держала в руках.
И она сразу позавидовала Борзеевичу, стоило ему опробовать лук. Стрела вылетела со звоном и пронеслась над лугом, почти параллельно земле, выискивая свою жертву, вонзилась в сердце оборотня и прошла навылет, впиваясь в ляжку другого. Оба оборотня начали метаться среди своих, началась потасовка, а когда она закончилась, растерзанные тела остались лежать на земле.
— Ну теперь-то я заслужил винца чуток? — старик хитро прищурился, а Дьявол довольно крякнул.
— Не забыл! — примирился он с Борзеевичем окончательно. Вынул из-под полы пыльную бутылку, водрузив протянул старику, провожая Борзеевича вниз.
Манька пожалела, что не попросила избы сделать проход с одного чердака на другой — глупо понадеялась, что Дьявол будет охранять избу-баньку. Но ведь он не мог отвратить нечисть от того места, куда она смотрела. И она мысленно помолилась избе, провожая Борзеевича взглядом.
Кровь оборотня…
Вино совсем не походило на кровь. Рубиновый напиток, который слегка флюоресцировал. Она решила попробовать. Вино ей понравилось. Не пьянило, но бодрило очень. У него, и вправду, был привкус крови, слегка сладковатый, и странно нежный аромат забытых грез. И мнилось ей, что засветила она кому-то в глаз, кто сказал ей недоброе слово. Страх ушел. Теперь она чувствовала, что сделает то, что не могла бы без вина: взяла стрелу, натянула тетиву и легко выпустила ее, точно зная, что стрела попала в цель.
За стенами избы поднялся вой. Манька не поверила ушам, бросившись к окошку.
Стрелять оборотни не могли, лапы не руки: она без страха высунулась посмотреть, чем стая обеспокоилась. Именно это ей было нужно: еще один оборотень корчился в агонии. Стрела торчала у него из сердца. К нему уже подступали другие оборотни, помогая умереть. Остальные, наконец, в ярости пересекли невидимую черту, которая удерживала их вначале, и через пару секунд звери обступили избы, перекошенные от бешенства, скребли лапами стены, рычали и выли, прыгали, пытаясь добраться до чердака, но соскальзывали по гладким стенам, скатываясь вниз.
У обеих дверей, над дверями которых пылал огонь, освещая их морды и отражения, воткнутый так, чтобы его нельзя было достать, началось светопреставление: полюбовавшись на свое отражение, оборотни отползали и начинали грызть свое тело, другие пытались отскочить, но задние ряды напирали на передние, подталкивая. Добить больных зверей помогали свои же сородичи, вырывая глотки раненым.
Манька застыла с открытым ртом.
Понадеявшись на силу зверя, вампиры здорово просчитались: воевать без рук, без головы с избами было несподручно.
Дьявол с любовью переводил взгляд то на Маньку, то на оборотней.
— Да-а, замечательный урожай, — мечтательно, с блаженной улыбкой, произнес он, не спеша потягивая вино.
От песен Дьявол перешел на стихотворения.
— Перед восходом, при Луне, я оборотня пожалел однажды, и дал ему пространный путь, чтобы ко мне его вернуть! — продекларировал он таинственным, замечательно поэтичным голосом. — Он был один, и я один, но помнил я, а он успел забыть, что я есть Господин… Летели долгие года. Я ждал, — и вот отмщения час настал, он на костер взошел. И в миг исчез! И снова обрела земля покой и широту небес…
Голос изменился, надломился, и стал унылым.
— И снова жду я при полной Луне, на какой широте, на какой долготе, полнолуния наступит час, и родится такой герой, чтобы полететь над этой нечистью звездой… Смотри, обширный луг! — Дьявол повеселел, сделав жест, будто и Манька могла видеть поле битвы, не сходя с места, через стены. — Освещенный луной, темная река с отражением умноженной луны, лес темный, издыхающие оборотни... Красота! — восхищенно выдавил он.