Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 235

Манька не поддержала разговор, залезая в чащу и натыкаясь на сучья. Какая разница, в какую сторону идти, если и так ясно, что заблудилась. Никто ее искать здесь не станет; значит, надо идти, пока не выйдет на поле или на реку, а если повезет, на дорогу, и стоило поторопиться, пока звери не сожрали.

Незнакомец шагал следом.  

— Конечно, я не против, если внутренности твои будут рассмотрены, — он забежал вперед и завис перед нею, осветив немного место вокруг. Не понятно, как, но вдруг стали видны стволы и земля под ногами, будто вокруг рассеялось едва уловимое призрачное сияние, не дающее ни тени, ни отражения. — Возможно, я буду даже рад... — он предвкушающе ухмыльнулся, — но, помилуй, умереть можно здесь: мыло, веревка, подходящий сук — все есть! — он жестом указал на дерево. — К чему такая спешка угодить в пространные места?

Манька резко остановилась, сердце болезненно сжалось.

Не об этом ли говорил кузнец господин Упыреев, когда приказывал не пугать Посредницу высказываниями о дурно пахнущих гнилостных отходах загаженных людей?

Она прищурилась, вглядываясь в лицо незнакомца. По глупости или преднамеренно наталкивает он ее на размышления? Странно, что самой не пришло в голову: как можно вынуть внутренности и не убить человека? Может, ведут ее как вола на заклание? Кузнец так же ухмылялся, намекая на Царствие Небесное, на скорую геенну и жертвенного агнца… Говорил о своем, зная, что в простодушии своем, она ни сном, ни духом и ума ей не хватит понять?

И этот…

Она до боли сдавила в ладони посох.

Но ведь Благодетельница была доброй, ее любили, а разве полюбили бы злого человека? Может, странный полупрозрачный незнакомец — призрак еретика? Был бы при жизни хорошим человеком, был бы белый.

Использовать для мести ее решил?

Ну, а если он прав, задорого она сложит голову — не на ту нарвались!

Просунув посох внутрь чащи, она пригнула хилые деревца к земле, освобождая проход.

— Мне все равно, — упавшим голосом ответила она. — Дойду, а там видно будет.

— Вообразила ты себе, что дорога будет легкая. Но ведь не электромагнитной волной полетишь, как Радиоведущая бегает по головам, ногами потопаешь, в железо обутыми, — вкрадчиво произнес незнакомец, словно подтверждая ее догадку. —  Разве не устала?  Стоит ли, Маня, продолжать путешествие, если конец один? К чему мучения твои? Вот сук, в котомке мыло и веревка. Используй по назначению, и все мучения твои закончатся.

Манька стиснула зубы, стараясь не показать, что думает о том же.

А как ведет себя…

Ведь нет рядом Благодетельницы, но выслуживается, будто он Благодетельницу любит, а она нет. Откуда ему знать, чего она хочет, с чего решил, что Благодетельнице ее смерть нужна? И откуда столько желания угодить Идеальной Женщине, даже там, где ее нет, что за собачья преданность? Она не претендовала ни на первое место, ни на второе, и не со зла искала ее — просто поговорить. И не было у незнакомца повода подозревать ее, будто бы она не искренна в своем намерении, но подозревает — и пытается ударить побольнее.  

В спину.

—  Может, покажешь, как это делают? — процедила она сквозь зубы. — Я помогу намылить!   

Незнакомец хамства не ждал: поотстал, глядя ей вслед недовольно, потом нагнал, пристроившись сбоку. Шагал он неслышно, о чем-то задумавшись.

Некоторое время продирались сквозь ельник молча.

Вскоре густая чаща закончилась, и, к своей радости, Манька обнаружила заброшенную дорогу, поросшую по обочине мхом и высохшим травостоем, толстым слоем укрытую сухой хвоей и не сгнившими прошлогодними листьями. Она бы и не заметила — ночь выдалась темная, но незнакомец стоял в колее, наполненной талой водой, а деревья вокруг него раздвинулись, открывая чистую полосу неба с яркими звездами в просвете разошедшихся облаков. Сам незнакомец не светился, скорее, наоборот, на открытом пространстве в своем плаще он выглядел еще мрачнее.

— Фу-у! — выдохнул он с облегчением, отряхивая с плаща несуществующие сучки.

Манька усмехнулась, вспомнив, как незнакомец забывал отгибать хилые ели, проплывая сквозь деревца, или изображал на лице мучения, когда она отпускала ветку и та возвращалась в исходное положение, хлестнув его по лицу. Его фантастическая способность не замечать физическую материю удивила ее.

Не человек, а туда же!

Неловкое молчание затянулось.

Было темно, силуэты елей и полуголых лиственных деревьев то угрожающе надвигались со всех сторон, то отодвигались в отсвете незнакомца. Манька шла торопливо, насколько позволяло железо. Дорога постепенно становилась накатанной, а спустя час превратилась в непроходимую. Глубокие и скользкие колеи, наполненные водой и жидкой глиной, изрезали дорогу вдоль и поперек. Люди здесь бывали часто, превратив ее в месиво. Свернули на обочину и шли уже по краю дороги, слегка подмерзшей от весеннего ночного заморозка. Взошла луна, и теперь дорогу она видела ясно.

А еще через час лес вдруг резко оборвался, открыв взору широкое раздольное поле и на другом краю спящую деревню, освещенную единичными уличными фонарями.

До рассвета было далеко, но первомайская ночь короткая. На земле еще лежала темень, а воздух уже наполнился голубоватыми рассветными сумерками. Небо стало светлым, луна побледнела, звезды гасли одна за другой, и где-то над головой и в траве проснулись птицы, устроив раннюю перекличку.