Зло

— Потому, что я знаю, куда иду. В этом вся суть — идти несмотря ни на что… Не дать миру, не дать безумию, не дать страху победить. Я всегда был таким. Сколько себя помню. И я не отступлю. Пока буду дышать, пока будет жив хоть один нейрон в моей дурной голове, я буду вправлять мозги нашей свихнувшейся расе. Человечество спятило, потеряв дом… Ты видел… Мы больны… Но я вырежу, выжгу это дерьмо из людей… У нас еще будет шанс все исправить…

Шар, бесцеремонно влетев комнату, прервал их разговор.

— Пора, — раздавшийся из шара голос Лайтберина заставил людей подняться.

Они вновь погрузились во тьму коридоров. Мемор шел за крохотным огоньком, цепляясь за мысли, которые вырисовывал в его разуме этот светоч. Они блуждали во мраке чуждого им пространства, надеясь, что маяк — проводник не ведет их в очередную западню. Он видел себя этим светом, микроскопической линией жизни, вынырнувшей из глубин небытия и постоянно мечущейся в поисках пристанища. Слова Райберга звенели в его голове… А что, если это и был смысл? Смысл его жизни. Бросая в огонь, стирая память, показывая человечество таким, какое оно есть, Айзек вбивал в его голову цель… Что, если он сам, точно так же, как шар — проводник, был крохотным лучиком, который должен пробивать дорогу во тьме чему — то большему… Мысль, внедренная в сознание Киллиана Эпосом, раздула почерневшее кострище его души. Где — то глубоко — глубоко, на самом дне его собственно «я» появился красный огонек. В потаенном уголке его сознания все ещё теплился уголёк надежды, на который подул ветер этой новой, неожиданной мысли. Киллиан посмотрел на слабоосвещенное лицо Эпоса и увидел в нем нечто новое. Нечто, что захотел перенять. Несмотря ни на что Райберг верил в людей. Верил в человечество и его будущее. Будущее, которое с кровью нужно будет вырвать из цепких лап мрака и пороков…

Двери распахнулись почти мгновенно. Обрушившийся на вошедших свет заставил Киллиана закрыть лицо рукой. Мысль, которую ему так хотелось развить, которую было просто необходимо поймать за хвост, улетела. Впустивший их в свое чрево зал был минималистично красив. Высокий потолок, подпираемый колонными, переходил в камень стен. Белый, вроде бы мраморный пол был почти не загрязнен предметами интерьера: лишь стол, стулья и небольшой гарнитур, вроде кухонного, у стены. Рядом с ним как раз и копошился Лайтберин. Нелепый образ из головы Киллиана был воплощён в жизнь с почти детальной точностью. Прихватку в руке Лайтберина заменило полотенце каких — то развеселых тонов. Такой же цветастый фартук совсем уж вырвиглазно был напялен поверх смокинга.

Двое других пленников безумного повара уже находились в зале. Оно и Кохитсуджи расположились за столом. Стулья были расположены так, словно людям предстояло наблюдать за действом, происходящим у дальней стены комнаты, которая была выкрашена в черный глянец. Адмирал Оно, как и Сивар с Райбергом, был одет в черный костюм без галстука. Припухлость с его глаза немного спала, и вояка довольно активно пользовался восстановившимся зрением. Хищные взгляды Харуки пожирали Кохитсуджи. Девушка была одета в черное коктейльное платье, которое скрывало некую несформированность ее почти детской фигуры. Темные тона добавляли ей женственности.

— Ну, хватит уже самолюбованием заниматься, — Джуд подошёл к столу с небольшим подносом, на котором клубились паром два серебряных блюда. Поочередно подходя к каждому сидевшему за столом, Лайтберин накладывал им в тарелки свое варево. Пасту дополнило рагу с кусочками глазированного мяса.

— Секунду — секунду… Аперитив, — разлив вино по бокалам, Лайтберин занял свое место в изголовье стола. — Помимо хлеба у меня, конечно же, и зрелище есть.

И без того переполненная гротеском ситуация стала совсем уж бредовой, когда глянцевая стена комнаты стала прозрачной. Это было окно.

— Кто расскажет мне ингредиенты, получит добавку, — Джуд на секунду замолчал, а потом подмигнул Айзеку. — Вся надежда на тебя. Они — то уж точно не догадаются.

Хозяин безумного приема принялся уплетать блюдо собственного приготовления, предварительно запихав салфетку за воротник. Его не особо трогало действо, разворачивающееся по ту сторону обзорного окна. На ровной, как разделочная доска, уходящей к горизонту чуть припорошенной снегом поверхности планеты стояли двое. Ритуал кордов начинался. Чужой, в цветах брони которого преобладал синий, поднял верхние конечности в приветственном жесте. Его соперник — Шэй Джеймс — Александер, остался равнодушен к манипуляциям механоида. Даже в лёгком скафандре, не способном надолго защитить от радиации, было видно, как чиновника из пояса Дита трясет. Тоненькие ножки еле держали громоздкое тело и в любую секунду готовы были подкоситься.

Четверка гостей Лайтберина завороженно смотрела за действом, не притронувшись к еде. Корд бросил своему визави короткий поклон и двинулся вперед. Механоид не был похож на своих собратьев, штурмовавших Топаз: плазменные турели и генераторы силового поля были ему чужды. Свой последний бой он вел врукопашную. Он не обладал исполинскими размерами корда — экзаменатора с Кродхи, но и его скромных габаритов хватило, чтобы повергнуть соперника в ужас. Чиновник побежал. Он вложил в эту нелепую попытку спасения всю оставшуюся у него силу. Пузатое тельце, кое — как вместившееся в тонкую защитную скорлупу, смешно семенило в сторону обзорного стекла, за которым располагалась столовая Лайтберина, пока его не догнали. Мощный и быстрый механоид не стал мешкать и играться с добычей. Корд поднял Александера над головой, зажав руки человека с одной стороны, а ноги с другой. Механические суставы делали свое дело, растягивая тело Шэя в стороны. Конечности чиновника, словно став телескопическими, удлинялись, пока материал скафандра не лопнул, залив механоида кровью. Защитная оболочка была куда прочнее и эластичнее разорванных секундой ранее сухожилий и связок. Тело умершего бюрократа, лишившись рук и ног, грудой мяса свалилось на радиоактивную почву Мортема.

Киллиан, явно довольный судьбой директора по персоналу, принялся за трапезу. Гуманизм умер в нем еще раньше брезгливости.

Корд склонился к останкам своей жертвы, сложив руки на груди. Вспышка взрыва за мгновение сожгла все следы развернувшейся перед людьми расправы. Корд больше не видел себя в этом мире и ушел, прихватив вместе с собой всю грязь, которой люди его замарали… И в прямом, и в фигурально смысле. Демонстрация действия органической взрывчатки прошла успешно. Стена вновь потемнела, став глянцево — черной.

— Ну что вы, друзья мои? Почему не едите? Один молодой человек молодцом, — Лайтберин одобрительно кивнул активно работавшему зубами Киллиану.

— А мы никуда и не торопимся, — Айзек нехотя нанизал на вилку спагетти, не забыв прихватить и рагу. Джуд замер, заглядывая Райбергу в рот, будто от вердикта Эпоса зависела его судьба. Он смотрел за движениями челюстей Айзека, машинально кивая головой.

— Ну?

— Пфф, — Айзек вытер губы салфеткой. — Не додержал ты крольчатину… не додержал.

— Да ладно?! Эй, малыш, тебе понравилось?

Слова Киллиана вылетали из набитого рта вместе с кусочками пиши:

— Уку, офень потрафилось, — какой — то из кусочков речи Сивара угодил Айзеку на пиджак, и тот брезгливо его стряхнул.

— Что ты его спрашиваешь? Сколько томил? Час? А нужно было полтора. Глазурь неплохо получилась, да и ананасы с перцем хорошо гармонируют.

— Ничем вас, господин Эксперт, не пронять, — Лайтберин хлопнул по колену и улыбнулся. — Желаете получить обещанную добавку?

— Да что — то не сильно хочется. Прием, конечно, замечательный, но вот способ, которым мы сюда попали, немного смущает. Я бы с тобой с удовольствием посидел, поговорил и без штурма системы.

— Ты — человек занятой, Айзек, что я тебя отвлекать что ли буду своей болтовней?

— Это ты загнул. «Болтовней». Я тебя искал — искал, а ты все не хотел общаться.

Адмирал Оно швырнул вилку на середину стола, прервав диалог двух аргонавтов.