Страница 3 из 3
Учитывая крупные габариты и не простой норов коровы, привязали к рогам длинную, толстую, как канат, верёвку и повели кормилицу по лесной тропе.
Люся неожиданно рванула в лес, отец упал, велел сыну догнать. Пётр побежал, схватил конец каната, и корова потащила мальчика по кочкам и пенькам. Он привязь из рук не выпускает, Люся остановилась, Пётр изловчился и закрутил конец верёвки вокруг пня. Подоспел отец, срубил молодое дерево, (топор он всегда носил за поясом), сделал длинную дубину, огрел ею строптивицу по заду и привязал канат к середине бревна, оно застревало между деревьев, когда корова пыталась убежать. В конце пути случилось разочарование: Люся не подпустила к себе быка. Пришли раньше положенного срока.
На второй поход отец не отважился.
Через неделю, посоветовавшись с мужиками, завёл Люсю на холм и привязал между берёзами, стоявшим неподалёку друг от друга. С высокой стороны холма поставили местного быка. Первая попытка оказалась неудачной. Мужики подкладывали под ноги "производителя" брёвна и доски до тех пор, пока не добились успеха.
На шоу, как назвали бы действо теперь, собралось пол села. Зрители помогали советом. Пётр, как важное лицо, ибо Люся принадлежала его семье, находился в первых рядах и свысока поглядывал на товарищей.
В совокуплении животных, которое происходит часто перед глазами деревенского ребёнка, ничего особенного он не видел, необыкновенное было в том, чтобы достать детали к собственной "тарелке-радио".
Следующим летом родители отдали сына в подпаски, надеялись занять делом во время каникул. Пастух оказался удивительным для своей профессии человеком: имел одну только ногу, таким вернулся с войны. Стадо паслось в лесу, бегал мальчишка весь день, собирая заблудившихся коров. В благодарность полупьяный "шеф" на пеньке, костыли рядом, и фляга с брагой тут же, заправлял махорку в "козью ножку", сделанную из мятой газеты, и давал помощнику закурить. Пётр почувствовал себя настоящим мужиком.
Мама, приготовив к стирке рубашку старшего сына, говорит отцу:
- От неё куревом пахнет, понюхай.
- Нет, - отвечает отец, - это запах костра.
За околицей дал сыну подзатыльник и, получив от него заверение, что курил сегодня в последний раз, успокоился.
На одиннадцатом году пребывания в посёлке отёсывал отец брёвна, приехал кто-то из начальства, прокричал, что срок его ссылки закончился. Мужчина размахнулся, всадил топор в бревно по самый обух, пошёл готовиться к отъезду. Продал дом, корову, поросёнка, огород. Тогда, первый раз в жизни, увидел сын главу семьи качающимся, плохо выговаривающим слова, с папиросой в зубах. Недокуренную отцовскую папиросу, конечно, подобрал.
Уезжая, брали с собой всё, что могли увезти: огромный скарб, состоящий из чемоданов и ящиков.
Старшего сына назначили ответственным за мамину швейную машинку "Зингер". Этот шедевр иностранной техники оставил отметины на теле мальчика. Сначала машинка стояла на сидении за его спиной. Автобус подпрыгивал на каждом ухабе грунтовой дороги, и важный груз вместе с ним. Когда на спине не осталось "живого" места, Пётр перенёс машинку на колени, и она отбила ему ноги.
Куда они ехали? Что ждало семью?
Расстояние между домом на холме в Молдове и его хозяевами измерялось не в километрах, а во времени, и равнялось оно двум годам. На родину и в большие города бывших ссыльных не пускали.
Сибирь, страна детства, оставалась позади, а в ней и само детство.
Много пришлось повидать Петру в жизни, но таких, захватывающих дух, просторов больше не встретил. Закрывает глаза и видит, что трава там, крепкая и сочная, выше человеческого роста, несколько дней покоса, и корова сыта всю зиму, кедрачи достают до неба и такие густые, что под ними всегда темно и прохладно, а вкуснее орехов он не пробовал. Река - широкая и сильная, людей на другом берегу не видно, если найдётся желающий переплыть её, снесёт километра на три.
Не помнит, чтобы хоть раз болел в детстве.
После возвращения из Сибири на спортивных соревнованиях среди школьников пробежал на первый разряд, а прыгнул в длину на "кандидата в мастера спорта", сделавшись без тренировок чемпионом области.
За какую бы работу не брался, говорят: "Золотые руки".
Мать прожила всего три года в доме на холме. Самая сильная, не проходящая боль в душе сына. Ушла молодой и очень красивой из-за грыжи и отсутствия медицинской помощи в молдавском селе. На кирпичном заводике в ссылке, где лошади, двигаясь по кругу, месили глину, женщины формировали и таскали кирпичи. Возможно, надорвалась там.
Отец был старше матери на пятнадцать лет, первую семью потерял во время войны. Он умер в семьдесят от инсульта, строгал доски в совхозной мастерской. После многолетнего труда на лесоповале, в трудовой книжке ему проставили стаж - три месяца. Была у человека мечта: заработать на пенсию и, наконец, отдохнуть.
Набегают холодные волны на скользкий гранит, и видит в них рыбак себя, брата и сестру над могилой двух молдавских крестьян, оторванных от родной земли, оттрубивших десять лет в леспромхозе Тюменской области и реабилитированных посмертно.