Страница 4 из 6
если мы посмотрим на жизнь духовных писателей, самих авторов этих творений, то увидим, что их интерес распространялся на самые разные области знаний.
Если мы обратимся к житиям святителей Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, то от нас не скроется тот факт, что их учителями были языческие философы. Если возьмем святителей Феофана Затворника или Игнатия (Брянчанинова), то это тоже были люди широко образованные, разбиравшиеся и в искусстве, и в медицине, и в общественной жизни, и в современных проблемах как таковых. Или можно вспомнить, например, преподобного Нектария Оптинского, который уже в скиту прочитал практически всю библиотеку мировой литературы. Есть и много других примеров. И мы можем увидеть, что служение многих подвижников – особенно миссионерское – опиралось на их кругозор, на базу полученных прежде знаний.
Вы помните, наверное, евангельские слова о книжнике, который, будучи научен Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое (Мф 13, 52)? Вообще если у человека есть какая-то культурная, интеллектуальная база, это зачастую помогает ему избежать в своей христианской жизни многих ошибок, поскольку ему известен, скажем так, определённый набор прецедентов: в чём вообще ошибки человеческие заключаются, к чему они приводили и приводят. И для такого человека очень легко, естественно спросить себя: «Не ошибаюсь ли я?». Словом, культурный опыт человека являет собой некую вспомогательную конструкцию, которая не может быть вредна для него.
В том же начале 90-х часто звучал вопрос: «Может ли христианин читать стихи? Может быть, из поэзии стоит читать только Псалтирь?». Может быть, и я даже скажу, когда. Если Псалтирь стала для человека единственной поэзией, наполняющей его и услаждающей, то за томик стихов можно уже не браться. Но если мы просто по неразумию такой огромный пласт культуры, как поэзия, из своей жизни выкинули, ничто не мешает нам его вернуть обратно.
Могу сказать, что у меня в жизни есть целый ряд «светских» книг, которые мне дали колоссально много. Это, например, романы Торнтона Уайлдера – «День восьмой», «Мост короля Людовика Святого», «К небу мой путь». Это произведения Грэма Грина, который был, безусловно, человеком весьма легкомысленным и даже порочным и всю жизнь от этого страдал. Это роман Артуро Переса-Реверте «Кожа для барабана, или Севильское причастие», который многие считают антиклерикальным, но при этом я убежден, что он может принести человеку верующему большую пользу. Вообще, необязательно читать только тех авторов, которые пишут о Церкви исключительно хорошо. Для меня, к примеру, стала открытием книга Уильяма Лобделла «Теряя веру», в которой автор, американский религиозный журналист, пишет о том, почему он не стал членом Католической Церкви, разочаровался в католицизме и потерял христианскую веру в принципе. Впрочем, я убеждён, что если вера у человека подлинная, её невозможно потерять оттого, что что-то в окружающем нас мире или в Церкви не так. Всё Евангелие говорит нам о том, что вокруг нас всегда всё будет не так, поскольку мы по-прежнему живём в том самом мире, который Христа распял.
Подводя итог, хотелось бы сказать, что в этом мире невозможно знать всё, но тем не менее возможно овладеть механизмами узнавания всего. И эта универсальность мышления, универсальность познания должна быть христианину нашего времени, на мой взгляд, обязательно присуща. Это важно потому, что без этого трудно быть человеком сильным, трудно быть человеком мужественным и трудно быть человеком по-настоящему искусным. И в христианской жизни, и в жизни как таковой.
О недостатках церковной жизни
Очень часто бывает так, что когда собираются вместе верующие люди, их разговор так или иначе переходит на обсуждение того, что в Церкви не так. Причем сначала речь заходит о недостатках церковной жизни, её несовершенствах в целом, потом это плавно переходит в беседу о недостатках и несовершенствах знакомых церковных людей, а затем – в обсуждение несовершенств тех людей, которые лично говорящим не знакомы, но о которых они что- то слышали и читали. И, конечно же, возникает вопрос: почему именно недостатки, изъяны церковной жизни становятся такой излюбленной и постоянной темой общения православных христиан?
Прежде всего, нужно признать как факт, что в нашей современной церковной жизни недостатков действительно много. Однако не было такого исторического периода, когда бы их не было. Даже если мы откроем Деяния Апостолов, где показано самое лучшее, самое чистое, самое святое время в истории Церкви – время первых христиан, то найдём там и пример Анании и Сапфиры, которые обманным путем утаили часть своего имущества (см.: Деян 5, 1-11), пример Симона Волхва, пытавшегося купить апостольские дары за мзду (см.: Деян 8, 14–25). Наверняка были и иные примеры, и это говорит о том, что даже в древней Церкви, святость членов которой была явной, очевидной чертой, находились подчас люди совсем не совершенные. А если взять, допустим, такую книгу, как «Крестный путь Иоанна Златоуста», можно узнать много такого, о чем современный христианин зачастую даже не подозревает. Например, о гонениях внутри самой Церкви:
если мы откроем месяцеслов, то увидим в нем имена мучеников и даже священномучеников, пострадавших не от неверующих мучителей, а от собратьев-христиан – за свою верность Златоусту и любовь к нему.
Всё это было, поэтому удивляться каким-то недостаткам и человеческим порокам в Церкви не стоит. Как и во все времена, есть в наше время и христиане, достигающие совершенства, и борющиеся с грехом, и подвластные греху люди. А есть и не только подвластные греху, но и возлюбившие грех и живущие греховной жизнью во всей её полноте. Таких людей в церковной жизни бывает очень легко заметить, и наше внимание привлекается к ним, – а вот людей, борющихся и побеждающих свои грехи, бывает заметно гораздо меньше, и потому намного реже обращается на них наш взор.
Таким образом, первая причина того, почему мы так часто говорим о недостатках церковной жизни, очевидна: этих недостатков действительно довольно много. Вторая же причина очень тесно с первой сопряжена: мы сами имеем огромное количество недостатков, и нас тянет поговорить о том, в чём мы чувствуем себя как рыба в воде. Говорить о добродетелях нам сложно, поскольку у нас с ними плохи дела; поддержать беседу, требующую глубокого и основательного знания богословских дисциплин, мы тоже не можем, а вот о недостатках – пожалуйста. При этом мы порой можем и преувеличивать, и видеть то, чего на самом деле нет: говоря о недостатках чужих, мы все хотим ощущать, что сами на этом фоне не так уж и плохи. Более того, у нас, как правило, есть оправдание для наших собственных недостатков, грехов, а чужие поступки мы судим по всей строгости. И в этом – ещё одно основание того, почему разговор, который должен огорчать наше сердце, бывает нам приятен.
Мне в жизни нередко приходилось встречать людей, которые на борьбу с тем, что в Церкви, с их точки зрения, не так, полагали буквально все свои силы, всё свое время. Как правило, это принимало форму борьбы с чем-то глобальным: с масонами, с мировым правительством, с новыми паспортами и прочее. И могу сказать, что все эти люди, помимо своих устремлений, имели одну общую черту: у них творилось не пойми что в их собственной жизни. Никто из них, мягко говоря, не являл собой образ христианского подвижника, и очевидно, что им на самом деле было бы гораздо лучше направить эти усилия на борьбу с собственными грехами. Но чаще всего бывает именно так: человек живет, допустим, в гражданском браке и даже гражданской супруге умудряется изменять, не задерживается долго ни на одной работе, но при этом борется с наступлением враждебных внешних сил на православие и со всё более усиливающейся апостасией (вероотступничеством. – Прим. ред.) всех и вся.