Страница 2 из 4
"В лицо не бил! Скажи им!" - нагло заявил я, когда медсестра выводила его из класса, держа около носа платок, наливавшийся красным.
"Я сам ударился о парту", - подтвердил Семён.
Одичавшему от воли, которая была не по возрасту, мне не приходилось стесняться своих поступков, но тут стало тошно.
Вечером плохое настроение относительно собственной личности усугубил вчерашний голос за стенкой.
"Ты должен уметь договариваться с людьми, мне всё равно, как этого добьёшься, но твоя задача не ссориться, не драться, а договориться".
"Он, итак, ни с кем не ссорился, пока вы не выступили вчера с поучениями", - хотелось крикнуть в защиту Сеньки.
На следующий день я пробормотал ему что-то про дурацкую шутку и предложил увлекательнейшее приключение: влезть по лесам, которые установили недавно для ремонта фасада здания бани в соседнем переулке. На третьем этаже в окно можно лицезреть, как моются голые женщины. Путь этот открыл парень старше нас по прозвищу Мартын, мой дворовый товарищ по запрещённым играм.
Сеня согласился, только не в этот день, а на следующий, когда ему не нужно будет идти в музыкальную школу.
Лазил по лесам Сенька не так ловко, как мы с Мартыном, оглядывался по сторонам, смотрел не нарушает ли каких-нибудь правил. Я даже испугался, что он свалится вниз.
Через запотевшее окно мы увидели моющихся в душевых кабинах женщин, в основном, пожилых и некрасивых, но одна девочка с тёмными волосами заставила меня помечтать о Маше Манукян. Вдруг, появилась голая мокрая старуха с тазом и плеснула на стекло мыльной пеной. Мы убежали.
- Тебе понравилось?
- Да, - ответил Сеня с придыханием.
Не понятно было заинтригован он или напуган.
Вечером слушал, как они с отцом разбирали задачку по математике, решение которой для меня не представило трудностей.
"Посмотрим, кто из нас будет первым", - сказал себе.
Домашние задания учителя диктовали в конце урока, раньше я не записывал их, потому что в это время собирал портфель и сидел, готовый бежать на перемену, что называется, "на низком старте". Теперь приходилось фиксировать всё в дневнике, чтобы не посрамить русскую нацию.
- Сенечка, ты сделал две ошибки в сочинении, жаль, талантливая работа, но пришлось поставить четыре, - сказала литераторша, и повернулась ко мне.
- Отец за тебя взялся, наконец? - спросила раздражённо, на этот раз две ошибки и никуда не годный текст. Герои в твоём сочинении не живут, а "являются", как в плохом сне. Тройка.
Нечего возразить. С языками у меня складывались напряжённые отношения, с английским - хуже, чем с русским. Переводы кое-как получались, а на слух не воспринимал разницу между многими словами, например, "bad" и "bed" или "sea" и "see", не улавливал различия между звуками. Ещё года три назад обнаружилось отсутствие музыкального слуха, учительница велела классу петь хором, и, вдруг, добавила:
"А, ты, Владик, помолчи".
Однажды, Мартын предложил попробовать коньяк. Сеня не возражал присоединиться, но нужны были деньги.
В коридоре нашей квартиры, в кармане пальто соседки, я нашёл кошелёк, достал оттуда купюру в три рубля, потом поискал портмоне в куртке её мужа, там было много "бумажек", я вытащил рубль и положил в кошелёк Анны Даниловны, счёл, что супруги не заметят подмены. Понимал, что Сенька не сможет украсть деньги, да и я не стал бы связываться с таким серьёзным папашей.
Два раза у меня получилось стащить, а на третий - карманы соседей оказались пустыми. Отцу Алла Даниловна, по-видимому, не пожаловалась.
Мы ждали дня, когда у Сени не будет музыки, рисования, английского и немецкого, зачем ему был нужен ещё и второй иностранный язык, никто не понимал.
Я внёс пай за нас двоих. Товарищ бил себя в грудь, обещал вернуть долг, когда заработает. Купили бутылку коньяка.
Мы с Сеней попробовали чуть-чуть, Мартын отнял у нас и выпил всё. Я с трудом дошёл до дома, не попал в дверной пролёт, ударился головой о косяк, получил шишку на лбу.
После тяжёлого сна хмель выветрился, вечером собрался делать уроки, но отвлёк голос за заколоченной дверью:
"Еврей не может себе позволить пить водку, принимать наркотики, бездельничать. Что с тобой происходит, Семён? Ты попал в плохую компанию?".
"Нет, - ответил сын, - попробовал вместе с мальчишками, но они - не плохая компания, я знаю это, папа".
Возможно, он боялся того, что, если сдаст нас, получит ещё большие неприятности, чем с отцом, не сдал ни разу. Я уже считал его своим другом.
Сеня родился гуманитарием, сочинения его были лучшими в классе, по собственной инициативе он посещал рисовальные классы, но с точными науками начались проблемы. Мне они давались легко, особенно, после того, как начал серьёзно относиться к урокам. Решили делать математику и физику вдвоём, он объявил дома, что репетитор не нужен.
Так я зашёл в бывшую квартиру градоначальника с парадного входа. Две из трёх просторных комнат перегорожены, получилось пять, небольшая кухня и душ. В гостиной - библиотека, около неё - рояль. Отец Сени, Григорий Моисеевич, выглядел старше моих родителей, высокий, солидный, почти лысый, глаза - в тёмных тенях. Мама, Елизавета Львовна, тоже врач, но в детском саду, худенькая, тихая, милая, заботливая. Старшую сестру, Римму, я знал по школе. Крупная, широкоплечая, в отца, с большой грудью и неограниченными амбициями, она, наверное, никогда не была девчонкой, а, только, смотрящей на всех свысока, поучающей матроной. Готовилась в следующем году получить золотую медаль. Сенька, как и его мама, мне показалось, тушевались при авторитетных членах своей семьи.