Страница 11 из 19
Это открытие заставило меня раскаяться в своей опрометчивой выдумке: проплыть три тысячи миль в подобной компании, согласитесь, не слишком приятная перспектива! Но отступать было поздно, хотя капитан, кажется, тоже был недоволен тем, что я еду.
Все было уже погружено – и шкуры, и сундук с моими охотничьими трофеями, но мой собственный багаж и провизия лежали еще на земле под наблюдением негра, которому было поручено их сюда доставить. Экипаж, казалось, не обращал на них внимания и собирался уже убрать сходни.
– Мистер Блэк… так кажется? – сказал Вудли, обращаясь к капитану. – Я привел вам пассажира. Надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы его путешествие было приятным. Пожалуйста, позаботьтесь о нем, как позаботились бы обо мне самом.
– Пассажира?! – воскликнул Блэк с притворным удивлением, так как негры должны были уже сказать ему, что я еду на барже. – Но у меня нет места для пассажира!
– Как это нет?
– Ей-богу, нет!
– Ну, найдите где-нибудь, очистите от груза…
– У нас только и есть что маленькая комната, но в ней едва хватает места мне и Стингеру. А негры вынуждены кое-как ютиться между тюками.
– Вынесите тогда несколько тюков на помост. Вы скоро приплывете, да и, наконец, если пойдет дождь, можно их накрыть брезентом…
– У нас нет брезента.
– Тогда используйте шкуры.
– Но…
– Никаких «но», мистер Блэк! Вы слишком много себе позволяете!
Это было сказано тоном, не допускающим возражений.
Впрочем, если капитан и не желал принимать меня на борт баржи, у него не было для этого никаких серьезных причин. Почему же он так этому противился? Я не мог этого понять так же, как и Вудли, и его удивление перешло наконец в гнев.
– Послушайте, мистер Блэк, – сказал он. – Это баржа моего отца. Мой друг захотел воспользоваться ею для поездки в Новый Орлеан, и я ему обещал. Поэтому требую, чтобы вы приняли его на борт. Не смейте возражать и прикажите людям выкатить несколько тюков на палубу.
Блэк ответил, что хлопок намокнет и от этого могут произойти затруднения при его продаже.
– Да вам-то что за дело?! – окончательно взбесился Вудли. – Я за это отвечаю, а не вы!
Я никогда не видел Генри Вудли в таком гневе. Эти возражения в ответ на его приказания в моем присутствии и в присутствии слуг привели его в бешенство.
В таком состоянии я не решился сказать ему, что был бы не против остаться на плантации. Это походило бы на то, что я хочу избежать столкновения между Генри и капитаном. Впрочем, и мне самому вовсе не хотелось уступать этому субъекту. К тому же я и так загостился у Вудли; нельзя же мне было оставаться все время у них. «Уезжать так уезжать», – решил я и предпочел бы теперь скорее разместиться под открытым небом на палубе, чем вернуться на плантацию Генри.
Капитан перестал наконец ворчать и протестовать и согласился принять меня как пассажира.
Тогда оказалось, что места было даже больше, чем нужно, и не было никакой надобности трогать тюки. В каюте хватило места даже для моего чемодана и провизии.
Генри Вудли извинился за то, что произошло; я обещал навестить его весной. Мы обменялись дружеским рукопожатием, и баржа пустилась по течению «Отца вод»[4].
Глава XV. Необщительные спутники
Благодаря странным действиям рулевого, которым первые шесть часов был Стингер, мы продвигались весьма медленно. Вместо того, чтобы держаться течения, он его как бы нарочно избегал. То мы плыли вдоль одного берега, то вдруг сворачивали к другому.
Около десяти миль ниже плантации Блэк приказал причалить к берегу и, выйдя на берег с одним из негров, привязал судно к большому дереву. Здесь не было ни пристани, ни какого-либо жилья – ничего, кроме густого леса.
Прежде чем выйти из лодки, Блэк прошептал что-то на ухо своему помощнику, мне же не сказал ни слова. Выйдя на берег, он сразу же скрылся за деревьями, оставив экипаж на съедение москитам.
Он пропадал добрых два часа. А по его возвращении мы снова принялись тыкаться от одного берега к другому.
Может быть, это делалось из осторожности, ввиду водоворотов, которых мой неопытный глаз мог не заметить, а может быть, и по иной причине, не понятной для меня.
Однако это меня заинтересовало. А так как мои отношения с капитаном были не из дружеских, то я не стал добиваться от него объяснений ни по поводу этого удивительного управления баржей, ни по поводу его прогулки по берегам реки.
Я обратился к негру, которого помнил по плантации Вудли-отца. Но он понимал не больше, чем я.
– Не знаю, чего это масса Стингер так правит, – сказал чернокожий. – Вероятно, так надо. Может быть, тут водовороты или крокодилы.
Мое собственное предположение было правдоподобно, но тоже не оказалось правдой. Я думал, а не хочет ли мистер Блэк наказать меня за мое насильственное вторжение на баржу. Он, может, нарочно будет делать столько объездов и остановок, что я сам попрошусь сойти с баржи в Натчезе или в Пойнт-Купе, или на какой-нибудь другой пароходной пристани.
Будь его план таков, то он, без сомнения, имел бы успех. Не прошло и дня, как мои спутники вместе с их судном так мне опротивели, что я решил сойти на первой же пристани, где мог бы дождаться парохода.
Я подумал об этом еще до отъезда, но ничего не говорил Вудли, чтобы не огорчать его. Теперь же, когда я был один, не было причин продолжать такое неприятное и скучное путешествие. Мне оставалось выйти в Натчезе, и только, а Вудли потом уже не будет до этого дела.
Это путешествие зигзагами продолжалось бесконечно. Очевидно, хлопку моих прежних хозяев придется сильно опоздать на место назначения. Продолжая так плыть, мы не могли прибыть в Новый Орлеан ранее середины зимы.
Солнце уже село, а мы не удалились от плантации и на двадцать миль. Я заключил это из того, что мы не миновали еще того острова, где я убил белоголового орлана. Впрочем, может быть, я проглядел его, хотя смотрел довольно внимательно.
Днем, чтобы скоротать время, я брал ружье и занимался тем, что стрелял в птиц или в крупных рыб, которые плыли за баржей. Раз даже я убил довольно большого ястреба, но он упал в воду, а капитан не захотел отвязывать лодку, и я вынужден был оставить свой трофей. Тем не менее эта бесполезная охота очень развлекала меня. Это было ведь одной из причин, почему я выбрал такой способ путешествия.
С наступлением ночи поневоле пришлось прекратить это занятие и поискать другое. Но его не было. Разговаривать с такими спутниками было невозможно, книгами я забыл запастись, да и читать нельзя было при коптящей лампе, горевшей в так называемой каюте. Я не мог дольше оставаться в этой вонючей дыре в компании четырех болтливых и глупых негров, которым почему-то приказали не выходить на палубу. Двое белых, капитан и его помощник, остались наверху, и я вышел, захватив с собой одеяло и решив провести на палубе большую часть ночи.
Днем было очень жарко, а теперь стало довольно свежо, и нужно было укрыться. Я завернулся в плащ, надев капюшон на голову. Эта предосторожность была не лишней, так как с болот дул сильный ветер. Закурив сигару, я стал ходить вдоль и поперек по круглой палубе судна, но скоро почувствовал, что в этой прогулке не было ничего приятного. Ночь была темна, пол плохо сколочен, и я ежеминутно рисковал провалиться или, споткнувшись, упасть в воду.
Я остановился на краю баржи и стал смотреть на темные волны реки, на светлячков, которые, точно падающие звездочки, носились вдоль заросшего кустами берега.
Я забылся на некоторое время, вслушиваясь в эти голоса природы, симфония которых словно охватывала меня со всех сторон. До меня доносился вой волков, слышалось как бы рыдание, похожее на мяуканье кошки – это был голос ягуара.
А ближе, вместе с пронзительными звуками сверчков, раздавались голоса ночных птиц: громкий, как труба, голос дикого лебедя, жалобный призыв совы.
4
Прозвище Миссисипи.