Страница 2 из 5
– Сегодня ты стала новым человеком, ребенком Синанона. Сегодня день твоего рождения, – сказала женщина.
Но это не мой день рождения. Мой день рождения в октябре!
– Сегодня день твоего рождения в Синаноне, – словно прочитав мои мысли, объяснила женщина. – Что скажешь?
Я не представляла, что она имеет в виду, что хочет услышать. Я просто молчала.
– Добро пожаловать, – сказала она, так и не дождавшись моего «спасибо».
Женщина улыбнулась, наблюдая за моей реакцией. Я скривила губы, подражая ей, и странная девочка в зеркале улыбнулась. Я не хотела быть ею и отвернулась.
Стряхнув с меня волосы и собрав их с пола, женщина снова взяла меня за руку и отвела к другим детям. Дети столпились вокруг меня.
– Кто будет ее подружкой? – спросил один из них.
– Пусть решает Тереза, – ответила женщина.
Вскоре, к моему облегчению, вернулась мама. Она несла коробку со всем, что необходимо для попкорна. Я сразу же бросилась к ней. Мама принялась охать и ахать, восторгаясь моим новым видом, хотя мне было безумно стыдно.
– Мы устроим праздник в честь твоего прихода к нам и нового дня рождения, – сказала мама, словно не замечая моего страха. – Но сначала я хочу познакомить тебя с моей близкой подругой. Это Софи. Она будет твоей подружкой.
Я смотрела на пухлого, пузатого ребенка с большой круглой головой и круглыми румяными щеками. Значит, это девочка. С того момента, как мама вернулась, та от нее не отходила. Я ощутила легкий укол ревности. Это я должна была быть рядом с мамой. Я была ее дочерью, а не эта девочка, похожая на мальчика, которая держала ее за руку. Круглыми глазами Софи следила за мной, еще теснее прижимаясь к маме, словно утверждая на нее свои права.
Мое молчание никого не волновало, потому что Софи тараторила без умолку. Даже если бы я захотела, то не смогла бы вставить ни слова. Мама была занята закусками, а Софи схватила меня за руку. Она улыбалась, и я увидела, что зубы у нее очень неровные – позже я узнала, что это из-за привычки сосать большой палец. Она притянула меня к себе и спросила:
– Хочешь помочь готовить попкорн?
Темные глаза ее блестели от возбуждения. Вся она напоминала мне хомяка, который когда-то был у моего двоюродного брата Джоуи.
Я взяла пакет с попкорном, и Софи тут же вырвала его из моих рук.
– Хочешь раскладывать попкорн? – Софи пристально смотрела на маму.
– Селена, почему бы тебе не принести масло, – предложила мама.
– Я принесу. – Софи оттолкнула меня и схватила бутылку. Я молча отошла в сторону.
Софи вернулась и взяла меня под руку.
– Я буду твоей лучшей подругой, – сообщила она мне, похлопывая меня по руке, словно в доказательство своих слов.
С недетской силой она потянула меня к стойке, где готовился попкорн. Каждый раз, когда я пыталась заговорить с мамой, Софи меня перебивала. Если я что-то говорила или спрашивала, Софи оказывалась рядом, передразнивая мои движения и манеры, повторяя каждое мое слово.
Через час я ее возненавидела. Фальшивая кривозубая улыбка и суетливо движущиеся пухлые руки меня раздражали. Я вырвалась из ее хватки с такой силой, что она отлетела назад.
– Оставь меня в покое!
Мне казалось, что я стала для Софи куклой, с которой она может делать что захочет. Мне хотелось вернуться домой. Вечная улыбка исчезла с лица Софи. Мамино же лицо омрачилось разочарованием.
– Я не хочу, чтобы она была моей подружкой. Пусть она оставит меня в покое.
К горлу подступили слезы. Я с трудом сдерживалась.
Плечи Софи опустились. Она переводила взгляд с меня на маму и на других детей, которые теперь, когда я стала такой же лысой, как и они, потеряли ко мне всякий интерес.
– Но Софи такая хорошая подружка, – сказала мама, присаживаясь перед нами на корточки и беря нас обеих за руки. – Она так хотела показать тебе все и объяснить, как все устроено. Очень ждала твоего приезда. Вы будете жить в одной комнате и скоро полюбите друг друга.
Я не хотела жить в одной комнате с Софи и не хотела быть красивой девочкой Синанона. Я с сомнением посмотрела на Софи. Мне казалось, что она хочет стать мною. Вряд ли мы сможем подружиться. Я уже решила, что ненавижу ее.
На следующий день меня снова привели в большую комнату, где прошлым вечером проходил наш странный праздник. Я села на складной металлический стул. Стулья образовывали круг. В комнате находились мама, еще двое взрослых и несколько детей.
– Мы будем играть в игру, – сказала женщина, которая брила мне голову. – Мы не пользуемся словами «мама», «папа», «мистер» и «миссис». Мы обращаемся друг к другу по именам. Я – Линда, а это Тереза. – Она указала на маму, которая спокойно сидела рядом. – Все понятно?
Я ничего не поняла, поэтому ничего не сказала.
– Это особая игра. Можете говорить что угодно. Любые слова. Если хотите, можете говорить «дерьмо» или «черт». Попробуйте. Произнесите эти слова.
Линда ждала.
Я тоже ждала.
– Попробуйте, – настаивала Линда, словно предлагая нам произнести детскую считалочку.
Я отрицательно покачала головой.
– Ты, наверное, очень злилась на маму за то, что она так надолго тебя оставила.
Я сжала руки на коленях, переплетя пальцы, чтобы скрыть свое смятение и подавленность.
– Мы все знаем, что ты злишься. – Линда свела брови, и над переносицей у нее появилась глубокая складка. – У нас не принято сдерживать гнев.
Я решила, что лучше промолчать – я совсем не понимала, о чем она говорит.
– Ну хорошо, установим очередь, – сдалась Линда и повернулась к маме. – Тереза, посмотри, что ты сделала с дочерью. Ты понимаешь, как сильно ты ее затрахала?
Мама отшатнулась, словно кто-то плеснул ей воды в лицо. Но тут же взяла себя в руки, губы ее скривились в улыбке. Я закусила губу и почувствовала вкус крови. Маленькие девочки не должны говорить такие слова. Когда я слышала их раньше, то сразу же зажимала рот ладонями. Я не могла вспомнить времени, когда не считала такие слова недопустимыми. А эта женщина, Линда, требовала, чтобы я говорила такое, за что дома меня заставили бы мыть рот с мылом.
Я молчала, и тогда заговорил другой ребенок:
– Прошлым вечером нам дали слишком мало чертова попкорна. Мне почти не досталось.
Эти слова словно разбудили всех. Другие дети тоже начали жаловаться, а потом обрушились друг на друга, припоминая старые проступки и разные ситуации. Они буквально кипели от ярости.
– Ах ты, дерьмовая голова! – кричал один ребенок.
– Я знаю, что это был ты!
– Ты украл мои деньги!
– В последний раз тебе говорю, не брал я твоих вонючих денег, идиот ты долбаный!
Дети принялись кричать и драться, чтобы быть услышанными. Несколько человек, как безумные, раскачивались на своих стульях. Один мальчик сжал руку в кулак и колотил ею по ладони, выкрикивая какие-то слова. Другой рычал, скаля мелкие молочные зубы.
Кто-то буквально визжал:
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Глаза этого ребенка, который сидел напротив, расширились, он впился в меня взглядом, лысая голова судорожно дергалась из стороны в сторону. Я не понимала, мальчик это или девочка.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Я съежилась на своем стуле.
Линда наклонилась вперед.
– Тихо! – рявкнула она, но шум не прекратился. – Я сказала, тихо!
Крики понемногу стали стихать.
Повернувшись ко мне, Линда сделала жест рукой в сторону матери.
– Селена, что тебе хочется сказать Терезе? Хочешь рассказать ей, что чувствуешь из-за того, что она бросила тебя так надолго? Можешь сказать все, что хочешь. Скажи ей: «Черт с тобой!» Говори свободно.
Я покачала головой, съежилась и закрыла глаза, чтобы все это исчезло навсегда. Но ничего не исчезло. Другие дети снова начали кричать друг на друга. Через какое-то время они выбились из сил, и крики слегка утихли, но некоторые продолжали кричать о своих обидах. Другие дети внимательно их слушали и давали советы или высказывали свои обиды более разумно и спокойно. Но даже когда дети просто говорили, слова их были грубыми и непристойными.