Затворница

Пелагея приподнялась на локте и прислушалась. Бабушка мерно дышала в своём углу. Девочка тихо-тихо встала и пошла к лестнице на чердак. В маленькое оконце светила луна, и иконы были немного видны. Пелагея опустилась на колени и принялась горячо шептать слова молитвы.

Осторожные шаги, как ни были они легки, разбудили Прасковью. Старушка встала с постели, вздохнула и пошла следом за внучкой. С трудом поднявшись на чердак, она затеплила лампадку и опустилась рядом с Пелагеей. Легли они уже под утро.

– Бабушка, – позвала со своего места Пелагея. – Вот они там воюют. А мы… Чем мы можем помочь?

Прасковья помолчала, не зная, как объяснить то, что знала. Но потом всё же сказала:

– То, что ты сегодня делала, это и есть помощь. Плохо, что не все это понимают…

Пелагея не ответила, но её дыхание стало ровным и спокойным. Прасковья перекрестила внучку и закрыла глаза.

Глава 9

Наше время

Кирилл с доброжелательным интересом разглядывал Рукавишникова. Тот за прошедшие годы изменился так сильно, что, Иртышёв, хотя и наверняка узнал бы его при случайной встрече, всё же не мог понять, как из вихрастого весёлого подростка получился такой лысый важный дядька, которому можно дать все пятьдесят, а никак не тридцать два. Сёмка, словно прочтя его мысли, поинтересовался:

– А сколько лет-то мы с тобой не виделись?

– Пятнадцать. С выпускного.

– Да, точно. Ты, как уехал в Москву в институт поступать, так больше и не возвращался…

– К родителям приезжал иногда. Ненадолго. А так всё больше в экспедициях, – зачем-то объяснил Кирилл.

Семён восторженно закатил глаза.

– Ещё бы, с такими мастерами работаешь. Я все твои фильмы смотрел. Молодец ты, Кир. Не зря столько призов за операторскую работу получил. Не грустно всё это оставлять?

– Грустно, – не стал отнекиваться Кирилл.

Сёмка посмотрел испытующе и кивнул: понимаю, мол. За неожиданную деликатность Кирилл был ему очень благодарен.

– Я знаю, что ты никогда на телевидении не работал. Специфика у нас своя, конечно. Но ты справишься… – то ли спросил, то ли утвердительно заметил Семён.

– Я тут с ребятами уже пообщался, кое-какие советы они мне дали. Думаю, сориентируюсь что да как.

Семён не выдержал, встал и начал важно выхаживать по своему большому и ужасно стильному кабинету, радостно потирая руки:

– Да наверняка! Ох, Кир, как же ты меня выручил! Представляешь, наш предыдущий оператор с ума сошёл, решил в декрет уйти. Жена у него бизнесом занимается, ей некогда с дитём сидеть. Вот он и надумал её подменить. А нас в последний момент предупредил. И что делать прикажешь?!

Кириллу стало смешно, и он, стараясь не показать этого, с мягкой улыбкой ответил:

– Дети – это хорошо.

Семён всплеснул руками, сразу растеряв всю свою начальственную важность:

– Да кто ж спорит-то?! Хорошо, конечно. Но мне-то как быть? У нас масштабы не московские и даже не питерские. Ведь каждый специалист на счету. Потому как кто более-менее талантливый, так сразу нос задирает и норовит в столицы укатить. И выбора никакого… Так что ты очень кстати… Ой, прости, я что-то не то говорю… – Семён смутился. – Как жаль, что тётя Мила…

– Спасибо, Сём. Давай не будем…

– Давай… Ну, когда ты сможешь выйти?

– Да хоть завтра.

– Вот здорово! – по-детски обрадовался Семён, ненадолго став похожим на себя же, но только пятнадцати-, а то и двадцатилетней давности, и, когда Кирилл поднялся, засеменил впереди него, норовя предупредительно открыть дверь.

– Сём, я не барышня, – напомнил приятелю детства Кирилл. – Сам могу.

– Да, конечно, можешь! – радостно согласился Сёмка. – Но меня распирает ликование. Такого оператора отхватил! Сам Иртышёв с нами согласился работать! Конкуренты могут вешаться, травиться и стреляться…

– Сём, – не выдержал потока восторгов Кирилл. – Я и не знал, что ты такой кровожадный.

– Я не кровожадный, – сбавил обороты Семён. – Но за дело болею.

Кирилл задумчиво посмотрел на него, покивал и сказал негромко:

– Это хорошо.

Семён притих, вспомнив, что у знаменитого оператора Иртышёва и по совместительству его приятеля по детской спортивной школе горе, крепко, подбадривающе пожал ему руку и подумал, что нужно предупредить подчинённых, чтобы были поделикатнее. Всё ж таки не рядовой оператор, а звезда. Ну, во всяком случае, для тех, кто понимает, что фильмы делают не только режиссёры и актёры. Семён Рукавишников любил думать, что уж он-то понимает. И близкое, хотя и в прошлом, знакомство с Кириллом Иртышёвым ему всегда очень грело душу. И вот теперь выпал шанс и Кириллу помочь, и свои интересы учесть. Идеальный вариант. Главное, он его не упустил. Браво, Сёмка. Молодец!

Похвалив сам себя, Семён задумчиво посмотрелся в зеркало, втянул живот, повертелся и так, и этак, стараясь отыскать выгодный ракурс, в котором выглядел бы если не так же, как столичная знаменитость Кирилл Иртышёв, то хотя бы ненамного хуже, не нашёл и загрустил.

Глава 10

Наши дни

В раздевалке модного фитнес-центра красивая яркая женщина с неудовольствием посмотрела на своё отражение в зеркале и страдальчески вздохнула:

– Да уж, думала, мне сносу не будет…

Лера все её вздохи знала наперечёт. Этот означал, что настроение не очень, а хочется обожания, поклонения и восторгов. Желание Леры было проще: сделать вид, что она слепо глухонемая. Но этот номер никогда не проходил. И в этот раз не пройдёт. К тому же маму она любила, хотя отношения их и были далеки от идеальных. В их странной семье роль матери уже много лет, с того дня, как не выдержал отец, выполняла она, Лера. А мама была кем угодно: капризной младшей сестрой, балованной единственной дочкой, но только не настоящей матерью, заботливой и весёлой, строгой и ласковой. Поэтому Лера привычно осторожно, стараясь, чтобы ответ прозвучал максимально естественно, сказала:

– Мамуль, ты отлично выглядишь. Никто и никогда не даёт тебе твоих лет.

– А сколько дают? – заметно приободрилась мама.

– Не больше тридцати восьми.

Между красивых, вполне современно густых и широких бровей пролегла складка, взгляд потяжелел:

– А надо, чтобы не больше тридцати…

Лера, стараясь не раздражаться и не пугаться раньше времени, поинтересовалась:

– Кому надо?.. Мама, нет… Только не это… Опять? Сколько ему лет? Тридцать пять?

Анжела Егоровна недовольно молчала. Отвечать не хотелось. Её умная дочь сразу всё поняла и сейчас начнёт воспитывать. Только этого не хватало.

– Значит, меньше, – нахмурилась Лера. – Ты что, на моих ровесников переключиться решила? Вот не думала я, что до этого дойдёт…

– А что ты думала? Твой отец мне жизнь сломал…

Лера, не зная, смеяться ей или плакать, покачала головой.

– Мама, я тебя умоляю, чтобы тебя и твою жизнь сломать, нужна колонна танков. Да и то не получится. Ты невероятной жизнестойкости женщина…

– Ты не хочешь моего счастья? – вполне натурально обиделась та.

– Очень хочу! Но с тем, кто поближе к тебе по возрасту и сможет по-настоящему любить и ценить тебя.

– И что мне с этими стариками делать?! – искренне изумилась мама.

– А о чём тебе с моими ровесниками разговаривать?

Анжела Егоровна кокетливо рассмеялась. Изумительной красоты наращенные волосы заструились по стройной спине, белоснежные зубы сверкнули между пухлых розовых губ, пышная грудь призывно заколыхалась в модных чашках дорогого купальника. Красота – да и только. Жаль только, что зрителей нет. Только дочь смотрит неодобрительно. Анжела Егоровна выключила режим «обольстительница» и включила другой, используемый крайне редко – «задушевная подруга»:

– Лерочка, но я же ещё не в том возрасте, чтобы меня интересовали исключительно разговоры о духовном…

Лера глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

Анжеле Егоровне стало неприятно, и она сердито буркнула: