Митьки

Представим себе съезд троих известных нам митьков А, В и С, собравшихся, чтоб отметить День Митьковского Равноденствия.

А: Сейчас для начала я почитаю вам Пушкина.

В: Подожди, дорогой. Ведь сегодня День Митьковского Равноденствия. Давайте я сначала сбегаю в магазин. У меня и деньги есть.

С: Что ты! Ты каждый раз больше всех приносишь! Давайте я сбегаю.

А: Нет! Хоть на куски меня режьте – не могу я больше за ваш счет пить! Я пойду!

(А убегает в магазин. В и С в это время украшают помещение транспарантами и плакатами с лозунгами типа: «Митьки никого не хотят победить», «Митьки всегда будут в говнище» и «Митьки завоюют мир».

А возвращается и ставит бутылки на стол. Обычно тут следует короткая разминка, во время которой митьки ходят вокруг стола, как кот вокруг сметаны.)

А: Дядя Захар, а бывает она, настоящая-то любовь?

В: Бывает, Натаха… Лучше уж в клифту лагерном на лесосеке, чем в костюмчике у Фокса на пере. А что это, Абдулла, твои люди подпалить чего хотят?

С: Да вот забрался тут один приятель и не выходит! Как быть-то, Иван Петрович? Сам в КГБ позвонишь или мне звонить?

А: Складно звонишь, но одного не учел: не стала бы Аня на Петровке колоться!

В: Не стала бы, говоришь? Со мной и не такие бобры сидели, а все кололись! Джабдед убил моего отца, меня хотел закопать!

С: Встань, хряк! Володя! Открывай, волчина позорный!

(Разминка закончена, митьки открывают бутылки и садятся за стол.)

А: Ну, сейчас для начала я почитаю вам Пушкина!

В: Нет, дорогой, для начала выпей.

А: Выпей ты первый.

В: Нет, братки дорогие! Хватит мне вас обжирать! Пейте спокойно, с душой – а я посмотрю на вас и порадуюсь.

С: Ну зачем ты так? Ты всегда меньше всех пьешь и сейчас не хочешь? Не обижай, выпей!

В: А вы от души мне предлагаете?

А и С (хором): Пей, пей, дорогой!

В (со слезами умиления пьет).

А и С: Еще, еще пей!

В (протягивая бутылку С): Сердце у меня рвется глядеть, как ты и глоточка как следует сделать не можешь! Допивай всю бутылку до конца!

С (чуть глотнув, поспешно протягивает бутылку А): Пей, браток, ты! Образ Божий я в себе чуть не затоптал, вас обжираючи! Пей, сколько есть в тебе силы!

А (кланяясь во все четыре стороны и делая движение поцеловать землю): Отопью я глоточек самый маленький, чтобы вас не обидеть, и прошу у неба и земли и братков своих прощения за всю прорву, что за ваш счет вылил себе в пасть, яко в бездну бездонную, и никогда уж больше…

С (прерывающимся от волнения голосом): Всегда! Всегда теперь будешь пить сколько тебе полагается, хватит мы тебя обижали!

А (кобенясь и давясь от умиления, пьет).

В и С (хором): Пей до дна! Пей до дна!

И так далее до конца собрания.

Вот какие митьки хорошие, добрые! А сколько про них ходит нелепых, злых слухов – ив основном потому, что не могут отделить исторической реальности от митьковской мифологической символики.

Поговаривают даже о сексуальной распущенности митьков, что уж ни в какие ворота не лезет. Митьки, как известно, не сексуальны настолько, что кичатся этим, – Д. Шагин, например, тщеславно утверждает, что ни разу в жизни не знал женщин. От этих разговоров ему делается и гордо, и горько; он гладит по головам своих трех дочерей и жалостливо закусывает губу. И так это все высоко и благородно, что язык не повернется спросить – откуда три дочери-то? Я однажды решился спросить: под давлением фактов Д. Шагин признался, что все-таки да, три раза в жизни он знал женщину (показательно, что, назло своему свободолюбию, митьки плодовиты, как кролики).

Итак, вопрос: откуда в общественном мнении появляются порочащие нравственный облик митьков сведения? Ответ: из митьковской мифологии. Сознание неразвитого слушателя выхватывает из мифа не суггестивные слои, и даже не мораль, а то, что это неразвитое сознание принимает за факты. Проследим это и опровергнем на примере двух мифов, сложившихся в митьковской среде примерно в одно и то же время.

Невеста Фила

Рассказ фила

Однажды Фил решил показать свою невесту (Оленькой звать, конечно) Флоренычу – смотрины устроить.

Долго с ней мотался по улицам, не решался, все сомнение брало – понравится ли Флоренычу невеста; замерз как собака, бедный, больной, не жрамши с утра. Наконец купил бутылочку винца – приходит к Флоренычу.

Сидит Флореныч. Пьяный в жопу, рожа красная, уминает яичницу с ветчиной. Фил сел напротив на табуретку, поставил на стол винца бутылочку, волнуется, ждет, что Флореныч скажет.

Флореныч умял яичницу с ветчиной, все вино, что Фил принес, выжрал, потом пододвигается к невесте и начинает ее мацать: сиськи гладит, под платье лезет. Видно, собирается использовать право первой брачной ночи.

ИСПОЛЬЗОВАТЬ ПРАВО ПЕРВОЙ БРАЧНОЙ НОЧИ (мифология.) – манера А. Флоренского держать себя с подругами своих знакомых.

У Фила в глазах потемнело; опустил голову, сжал челюсти, одни только ножки торчат.

Да сердце не каменное – схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Но или Фил так дрожал, или Флореныча шатало, а только нож в невесту попал, чуть-чуть по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.

Невеста Фила

Рассказ Флореныча

Сидит однажды Флореныч – бедный, больной совсем, холодно. Пришел с работы не жрамши, устал как собака, спину ломит, башка разламывается; сидит на табуретке, одни только ножки торчат.

Сделал себе яишенки с ветчинкой – дай, думает, хоть раз в жизни покушаю спокойно.

Приходит Фил. Пьяный в жопу, рожа красная, двух лялек под мышками держит. Причем одну ляльку для смеха невестой называет, Оленькой.

Сел Фил за стол, яичницу с ветчиной умял; винца бутылочка у Флореныча была припасена – выжрал. Поставил стакан, вилку положил и начинает одну из лялек (не невесту, а другую) мацать. Сиськи гладит, под платье лезет.

Флореныч, бедный, напротив сидит на табуретке, смотрит – а у невесты Филовой одни только ножки торчат. Голову опустила, плечики вздрагивают, носом захлюпала. Пододвинулся к ней: не плачь, мол, это он нажрамшись такой, – и по спине погладил.

Вдруг Фил вскакивает, рожа пьяная, красная, схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Не попал, конечно, а невесту-то задело, чуть-чуть нож по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.

Любопытно, что обе эти истории от первого до последнего слова – фантазия, точнее – митьковский миф с характерными мифологическими штампами. Оба рассказчика, например, не сговариваясь, употребляют в мифах светлый образ «яичницы с ветчиной», которой, как понятно каждому, не было, не будет и быть не может в мастерской А. Флоренского.

Основой мифов послужило то обстоятельство, что Флореныч и Фил действительно пили (как и каждый день) в мастерской с сестренкой Оленькой, у которой под глазом есть маленький белый шрамик оттого, что она в детстве упала с горки.

Зачем же понадобилось Филу и Флоренычу так чернить друг друга? Затем, что они на пользу движению создают митьковскую мифологию, невзирая на лица. Оба рассказа несут в себе одну и ту же нехитрую мораль: одни только ножки торчат – хорошо, судьба-карамелька – плохо. Отрицательный персонаж – сытый, пьяный, довольный, пользующийся успехом; положительный – бедный, больной, голодный.

Так что же, митек – это обязательно бедный, больной, голодный? Нет, это справедливо только для данного мифа.

Что такое митек – сформулировать трудно. И вообще, я больше не могу сказать, что такое митек.

Дело вот в чем: первые части «Митьков» написаны отстраненно, это взгляд на движение извне. Но каждый, кто хоть на короткое время остановился поглазеть на победное шествие митьков, – сам, как магнитом, втягивается в их ряды.

Любое определение движения, сделанное самими митьками, – очаровательно, но не полно (например, один из пионеров движения, А. Горяев, в своей работе «Митьки и живопись» выдвинул такое определение: «Митек – это человек, который тонко чувствует прекрасное»).