Листопад

На всякий случай, рассчитывая, что резидент еще не прибыл, не успел наладить связи и, следовательно, прояснить обстановку и масштабы провала, Ковалев, втайне от Ходько, на свой страх и риск поместил Горелова дома под присмотром Резухи. И резидент явился...

К Ковалеву прибежал запыхавшийся Резуха. Штабс-капитан даже не успел его спросить, что случилось.

- Есть! Пришел... Пришла... Когда позвонили во входной звонок, я даже не думал, надежду потерял. Но на всякий случай Горелову... наган достал.. говорю: буду в чулане через щель дверную смотреть, если что плохое замечу, обоих вас кончу, такой у меня приказ. И не трясись, говорю. А сам - в чулан. Думаю: не чихнуть бы, пыльно очень. А вдруг. Думаю, как дверь откроется, Горелов в не шасть!? И был таков. Волнуюсь. Сердце бьется. И еще видно плохо.

Горелов дверь открыл и вошла баба. Ну я уж хотел выходить: не то, думаю. И Горелов тоже не понял сначала. Чего, говорит, вам? А она говорит: привет от Крестовской. И карточку ему протянула. Мне не видно было. Горелов побледнел, велел ей садится. Она села и говорит: пришла, мол, познакомиться с вами, Денис Иванович. Будем дальше вместе работать. Теперь-де, я для вас все равно, что она. И на карточку показывает. А потом убрала карточку в свою сумочку. Я, говорит, буду передавать вам, что надо делать, когда красные подойдут. А вы - делайте. Для нас, мол, очень важен этот узел дорог. Встречаться будем там-то и там-то... Кажется, на углу, где аллея... на углу С Александровской, у памятника. Вроде, она там гулять будет каждый день.

- Ну а дальше?

- А дальше все. Поговорили и ушла.

- Ты ее раньше видел?

- Нет.

- И фото с собой унесла?

- Да.

- Значит, еще кому-то она его покажет. Приехала, голубица. Эх, жаль, что ты ее не задержал.

- Так приказа же не было... А без приказа я...

-Ладно, ладно. Я, честно говоря, и не рассчитывал, что кто-то явится... Ну надо же - баба! Придется ждать встречи на углу Александровской. А узнав в другом месте о провале Лизуна, она может на встречу и не прийти. Жаль, что мы не знаем, где она живет.

- Почему не знаем? Знаем. Я проследил.

- Проследил? А Горелов?

- А я ему ремнем руки связал за спиной, а сам на бабой. До самого дома довел .

- И она не засекла?

- Ни разу не обернулась!

- Нет опыта. Дилетанты. Разведку только ставят... Ладно... Ты вот что, бери наряд, найди Чкалова и дуйте туда. Все по программе - арест, обыск. Это теперь уже его заботы. Мы свое дело сделали. Наше дело - станция. Кстати, завтра утром жду тебя в депо. Я сегодня вычитаю все протоколы допросов чкаловских арестованных. Наверняка это прояснит нам обстановку на станции и в депо. Мы тут с Козловым планчик один накидали, завтра проверим. Чувствую, дело идет к эвакуации. Если так, на железнодорожном узле будет страшная запарка. За малейший сбой можно под трибунал пойти, потому что это создаст в движении такой затор.. Не расхлебаешь.

Через три часа в дверь постучал вестовой.

- Ваше благородие, вас просил срочно зайти капитан Чкалов.

Ковалев отложил очередной протокол, встал, машинально одернул френч и пошел вслед за вестовым на третий этаж, к кабинету Чкалова.

- Привет, капитан. Звал?

- Угу. Я, Коля, счел необходимым предупредить тебя. Точнее, поставить в известность.

- Что такое?

- Я знаю, подполковник Алейников - твой друг. - Капитан потянулся к стоящей на столе сумке. - Только что мы с Резухой арестовали его жену.

- Что ты сказал?..

- Твой поручик привел нас к квартире той женщины, которая приходила к Горелову. И Резуха, и Горелов опознали ее. При обыске мы нашли у нее в сумочке вот этот фотопортрет. Горелов сказал, что это пароль. - Капитан протянул Ковалеву картонный прямоугольник.

Оглушенный известием штабс-капитан машинально взял его. Крестовская... Дьяволица.

Все его существо противилось происходящему, но разум контрразведчика говорил: это не ошибка.

Он мог поручиться за себя. Он мог поручиться за Алейникова, которого знал с детства. Но что он знал о Даше? У них была только одна неделя последней осени. Где и как она прожила шесть лет после той осени? Чем она жила до нее? Ошибки нет.

Но язык против воли запротестовал:

- Не может быть... Не может быть... Дима уже знает?

- Нет, его не было дома, я отправил к нему подпоручика. Он скажет. Боже мой. Как же это? Нам нужно с ней поговорить!

- Я уже допрашивал ее.

Допрашивал!

- Нам нужно с ней поговорить!

- Кому "нам"?

- Мне и Алейникову.

- Нет! - твердо сказал Чкалов. - Алейников не имеет права участвовать в допросах.

- Да к хренам эти... Нам надо поговорить!!!

- Возьмите себя в руки, штабс-капитан! - голос Чкалова сделался ледяным.

- Да. Конечно, конечно. Но я-то имею право... допросить. В конце концов...

- Разумеется.

- Сейчас!

Чкалов несколько секунд поколебался:

- Хорошо, но в моем присутствии.

- Какого черта!

- Вы же прекрасно понимаете... Не горячись, Коля. На моем месте ты поступил бы также.

- Да пойми ты! Не стану же я передавать ей напильник для побега, это же несерьезно. Неужели ты не в состоянии понять. Я хочу поговорить о личном. О том, почему все так у нас... Я люблю ее!

Капитан махнул рукой:

- Ладно. Я, конечно. нарушаю свой долг... Сейчас ее приведут.

x x x

"Я сидел в кабинете капитана и ждал, когда ее приведут. И вдруг понял, что не знаю, о чем ее спрашивать. О чем мне говорить с женщиной, которую я люблю? Я буду допрашивать ее? Или спорить о мировой справедливости и эксплуатации человека человеком? Господи...Сумашествие.

Она вошла.

Мы встретились глазами.

Я не знал, каков мир, который она видит вокруг себя. Я не знал, почему она вышла замуж за Алейникова. Не знал, верил ли она в Бога. Я не знал, что для нее добро и зло, что правда, а что ложь, что справедливость и что ценность. Я только помнил осеннюю звездную ночь, в которой мы стояли рядом, и обрывки наших разговоров. И ее последнее "жаль".

Я не стал ни о чем спрашивать. Я рассказал ей про Харьков и про Крестовскую без утайки. Я подписывал харьковские протоколы. Я все помнил, поэтому говорил долго, очень долго, попротокольно, постранично. Я вспомнил все этажи и казематы харьковской губчека, все закоулки, капли крови и крючья в стенах.