Листопад

Я помню, с приятелем Борей Устюжаниновым промышляли. Он по этой части был дока. Сошелся с какой-то попадьей. Продергивал ее иногда, и меня потом с ней свел.

Попадья была старше нас с Борькой лет на двадцать. Видно, Боря с ней обо мне уже раньше договорился, что непременно приведет ей новенького, свежего мальчика. Сказал ей небось, что я девственник, чтобы распалить сорокалетнюю старушку. Но, надо сказать, попадья выглядела весьма недурно, была стройной. Как сказал Боря, "в соку".

Привел меня, чайку попили, хи-хи да ха-ха. А потом Боря, перемигнувшись не то с попадьей, не то со мной, улизнул под каким-то дурацким предлогом. Настолько дурацким, что мне даже стыдно стало.

Как только за ним захлопнулась дверь, попадья - даже не помню, как ее звали - пододвинулась ко мне и, положив пухленькую ручку мне на колено, сказала что-то жарко дохнув мне в лицо. Я, зная, что мне нужно, в принципе, делать, положил ей на грудь руку, ощутив большое и мягкое. Я делал все, что нужно и одновременно как бы наблюдал за собой со стороны. Я сам себе не верил. Я - и вдруг с почти сорокалетней женщиной! С попадьей. К которой меня специально для случки привел Устюжанинов. До этого я привык к молодым телам, высоким стоячим девичьим грудкам, которые так приятно оглаживать всей ладонью.

Груди попадьи были мягки и необъятны, а влагалище широким и скользким. Помню, я никак не мог закончить, а она все выкрикивала: "Давай! Давай! Еще!" И когда я наконец, пустил свою струю, она облапила мои ягодицы, прижала изо всех сил к себе, будто не желая выпускать...

- Ну как? - спросил потом Борис.

- Дыра у нее больно здоровая, а так ничего, - сказал я, будущий учитель словесности, стараясь выглядеть многоопытным мужем, которому все нипочем.

Устюжанинов расхохотался.

Но настоящие загулы случались у нас каждое лето в Москве или Питере с Димой Алейниковым. Мы хлестали винище, ездили на пароходах, ходили к проституткам и в высший свет, где морочили тонких барышень, разыгрывая светских львов.

Деньги были, и в предпоследнее лето мы махнули в Крым, где не вылезали из моря, бутылок и влагалищ. Хотя, конечно, насчет влагалищ я чуть преувеличил, но они тоже имели место и каждая очередная победа над очередной дамой отдыхающей без мужа или уволоченной в аллею дочкой генерала аккуратно записывались в книжечку. Как мы говорили, "для истории". Где теперь эта книжечка?

Таковы мы, мужики, кобели, жеребцы и т.д.

Но почему-то из всех женщин острее всего я вспоминаю Дашу. Бежецк. Осенние листья. Украденный у богов поцелуй.

Глупые боги."

x x x

- Шутки шутками, а мистер Икс нам так и неизвестен, господин контрразведчик-сплетник.

- Да ладно вам, господин штабс-капитан, - Козлов нахмурился. - Я, конечно, виноват. Я вчера вечером до ночи думал и понял, что вы правы, я не должен был...

- Начальник всегда прав. Первая заповедь. Как военный человек ты должен это понимать и не трепаться бездарно по коридорам, контрразведчик хренов.

Оба сидели в приемной Ходько, вызванные им с утра пораньше для доклада.

- Не заводитесь опять, Николай Палыч, лучше подумайте, что генералу скажете.

- Я тут ночью придумал одну комбинацию. Вернемся с доклада, вместе покумекаем.

Адъютант снял трубку, взглянул на них и офицеры, встав, одернули френчи и пошли к резной двери бывшего директорского кабинета.

Войдя, оба синхронно щелкнули каблуками. Ходько это любил.

Викентий Валерианович Ходько вышел из-за стола, протирая пенсне. Во всем его облике было что-то от доброго дядюшки, а не от офицера.

- Ну-с, я вижу успехов никаких. Враг работает в этих стенах... Поймите, господа, я вызвал вас обоих в нарушение субординации, поскольку задание это весьма деликатного свойства поручал вам обоим.

- Мы понимаем, ваше превосходительство, - Ковалев осторожно подбирал слова. - Но кое-какие успехи у нас есть. По крайней мере сейчас мы точно можем сказать, кто шпионом не является.

- Вы шутите, господа?

- Мы сузили круг до пяти человек, провели комплекс мероприятий и, думаю, что в ближайшее время... Нам известна даже кличка агента у красных.

- Медленно, медленно, господа. Может быть, вам нужна помощь? - Генерал прохаживался по кабинету, и офицеры провожали его взглядами.

- Ваше превосходительство, нам кажется, что не стоит расширять круг посвященных.

- Я тоже так думаю и рад, что наши мнения совпадают, - кивнул Ходько.

- от если бы только убрать текучку. Заедает. Снимите с нас листовки и саботаж. Хотя бы станцию.

- Текучка, голубчик, всех заедает. Что ж, это жизнь. Я подумаю, что тут можно поделать, подумаю.

Генерал еще раз прошелся по кабинету, мягко ступая сапогами по ковру.

- Ну и сколько вам еще нужно времени?

Штабс-капитан и поручик переглянулись.

- Максимум месяц, - выдохнул Ковалев.

Поручик молча кивнул.

- Ого! - Ходько не скрыл удивления. - Целый месяц?

- Максимум, ваше превосходительство. Думаю, при удаче справимся быстрее.

- Ладно. Постарайтесь, постарайтесь, господа.

- Разрешите идти?

- Погодите. Еще не все. Я вызвал вас, штабс-капитан, не только поэтому.

Ковалев насторожился.

- Представьте себе, штабс-капитан, сегодня явился ко мне для представления по случаю прибытия в наш город некий подполковник. Прибыл он сюда с целью формирования отдельного полка с прямым пока подчинением Ставке. Я так полагаю, что и для строительства укреплений, если красные продавят фронт.

Ковалев смотрел на генерала с возрастающим недоумением.

- Из разговора выяснилось... ну то есть подполковник просил оказать возможное содействие, а я по-мальчишески хвастался кадрами и упомянул в том числе вас, как перспективного офицера, - Ходько строго глянул на штабс-капитана. - Может быть и незаслуженно! И тут выяснилось, что Николая Павловича Ковалева он знает. Попросил проводить его к вам, но я решил, что удобнее будет пригласить вас. Заодно и послушать про успехи моего перспективного офицера.

Ходько прошел в угол кабинета и открыл внутреннюю дверь, ведущую в помещение для отдыха. За первой дверью показалась вторая, звукоизолирующая. Отворив и ее Ходько заглянул в комнатку.