Листопад

А вдруг и здесь нет нужной книги? Что это мы так зациклились на этой кличке? Как оно там? Аллиум нутанс.

Ковалев прошелся вдоль стены, выискивая золотистый корешок Даля. Ага, вот. И малый словарь Ефрона с Брокгаузом тут же. Штабс-капитан пошелестел страницами.

Аллиум нутанс.

- Разрешите, ваше благородие.

Ковалев посторонился, и солдат грохнул рядом еще одну кипу книг.

- Аллиум нутанс.

- Чего, ваше благородие?

- Нет, ничего... Вы их просматриваете?

- Так точно, - солдат вытянулся. - Их благородие господин поручик приказали искать про растения, про медицину и про сельское хозяйствование.

- Правильно приказал. Что-нибудь нашли?

- Никак нет.

- Ищите, - Ковалев бросил черный с позолотой том Брокгауза в пачку. Хорошо ищите.

Штабс-капитан пошел к парадной лестнице, раздумывая, не стоит ли подняться к себе, ознакомиться с донесениями агентов, а заодно просмотреть данные по ремонту подвижного состава или плюнуть и сходить пообедать. У лестницы его нагнал подпоручик Резуха. Он был в шинели, только что с улицы.

- Господин штабс-капитан! Хорошо, что я вас нашел. Мне сказали, вы внизу...

- Что случилось?

- Убийство. Попа угробили.

- А я здесь при чем?

Пока не установился гражданский порядок, не была налажена работа криминальной полиции, уголовный розыск, генерал Ходько распорядился отдать все общеуголовные преступления по городу одному из отделов контрразведки, который возглавлял Ротмистр Парфенов.

- Так это наш поп. Сява.

Ковалев выругался. Сява был одним из самых результативных внутренних агентов. На исповедь к нему ходили очень многие занятные и интересные люди. Ходил и Ковалев. Это не вызывала ни у кого никаких подозрений. Сява рассказывал Ковалеву все любопытное, что несли ему страждущие, желающие облегчить душу, а также все, что мог разузнать в церковных кругах.

Кстати, именно с помощью данных попа Сявы Ковалев помог отделу Парфенова раскрыть серию налетов и два убийства.

Отца Аркадия накололи на бабе и сребролюбии. Жаден оказался батюшка, потому и получил вторую, неофициальную кличку "Жид".

С отца Аркадия Ковалев расписок не брал, боясь затронуть самолюбие батюшки. Решили полюбовно: раз в неделю беседовать в храме. Без всяких формальностей. Поп не подводил.

- Парфенов уже там, - доложил Резуха, - они сразу выехали, начали работать, пока не выяснилось, что это наш агент. Я только что оттуда.

- А откуда это выяснилось?

- Я сказал. А что, не надо было?

- Съезжу, посмотрю. Автомобиль, конечно, занят?

- Ага, Парфенов на нем и укатил.

- Ладно, на извозчике доедем. Иди, лови, я сейчас выйду, шинель только накину.

Штабс-капитан направился к лестнице, но сделав несколько шагов, остановился. Вернулся к выносящим из кладовки книги солдатам, присел и раскрыл словарь Ефрона и Брокгауза на букве "Р". Интересующего слова здесь не было. Ковалев раскрыл на той же букве Даля. Тут также слова не было.

Ковалев вздохнул, положил книгу на место и пошел за шинелью.

Парфенов был невысоким коренастым человеком лет сорока пяти. Близко Ковалев его не знал, но Парфенов нравился ему своей основательностью, неторопливостью. В управлении все звали Парфенова на "вы", а за глаза "стариком".

Он стоял возле ворот храма, задумчиво посасывая трубку, пока подчиненные осматривали окрестности и опрашивали окружающих.

Пробившись сквозь толпу любопытствующих и плачущих старушек, кончиками платков промакивающих слезы, Ковалев поздоровался с ротмистром.

- Здравствуйте, Валерий Иванович. Ну что у нас?

- Здравствуй, Коленька. - Ротмистр кивнул в сторону храма. - Твой?

- Мой...

- Угу. Мне твой Резуха сказал, когда примчался, и я сразу за тобой послал. Иди, говорю, обрадуй начальство, - он неторопливо выбил трубку о каблук. - Осень в этом году поздняя. Середина октября, а как будто сентябрь. И тепло довольно.. Ну пойдем, посмотрим.

Отца Аркадия убили ранним утром прямо в храме тремя выстрелами.

Сява лежал за алтарем, уставив стеклянные глаза в потолок. На черной рясе расплывались три багровых пятна. Рядом лежал подсвечник.

- Убийца вошел в ворота. Видимо, они некоторое время говорили, потом убийца выстрелил. После третьего выстрела он упал. Падая, схватился за подсвечник. Пули откинули его назад, и он ловил равновесие. Стреляли, по всей видимости из нагана, гильз нет. На вскрытии уточним. Кажется, ничего не пропало. Попадье его сообщили. Сейчас будет, вой поднимет.

Ротмистр посмотрел в глаза Ковалеву:

- Кто мог узнать, что он твой?

Штабс-капитан задумался:

- Знали трое. Я, Резуха и Козлов. Больше никто. Практически все контакты, не считая мелких поручений осуществлял лично я.

- Кто мог узнать? Ты прикинь, Коленька. По реализованной информации его могли вычислить?

- Теоретически могли, конечно. Но практически вряд ли. Информация была непрямого действия. А вот для вас... Помните, я вам передавал по налетам и убийству в Тихоновке?

- Так это была от него информация? Полезный человечек был.

- Не могли уголовные его рассчитать?

- Ну не знаю, не знаю, - покачал головой Парфенов, машинально достал трубку, но вспомнив. Что находится в храме, снова сунул трубку в карман. Особо ведь некому рассчитывать. Я ж с ними не церемонюсь, не отпускаю на волю. Дело закрываю и, как правило, в расход. Ты же знаешь, Коленька. Чего их кормить зазря?

- Вы сможете его найти?

- Кого? Убийцу-то? Коленька, я думаю, не совсем мое это дело. Я думаю, это твои подопечные его пришили.

Ковалев молитвенно сложил руки на груди:

- Помогите, Валерий Иванович, век бога буду молить! На мне ж и саботаж, и листовки, и...

- Ладно, ладно. Конечно, все силы я на твоего попа бросать не буду, но если что всплывет попутно, сообщу, без вопросов.

- Возьмитесь, а , Валерий Иванович, а я, чем смогу, тоже поспособствую.

- Угу. Ну тогда набросай мне списочек - кто ходил к попу, с кем он спал, с кем в карты играл, с кем водку пил, кто его не любил, кто мог отомстить за что-нибудь. В общем, все, что знаешь, Коленька. Попробуем узнать что-нибудь через агентуру. Ты через свою, я через свою. Кстати, было бы интересно, как большевистское подполье отреагирует на смерть святого отца. Расскажи.