Листопад

Ковалев зевнул и вновь уставился в список.

Ежевский.

Стылый.

Крайний.

Резуха.

Горелов.

Козлов...

Кто?

x x x

"Уйдя из управления, я пошел в веселый дом мадам Желябовой. И это удивило меня самого. Во-первых, мне нужно было выспаться. Глянул в зеркало лицо осунулось, под глазами темные круги. Во-вторых...

Во-вторых, я думал, что ноги моей там больше не будет. Но меня потянуло к Кате-Катюше. Кроме нее не было у меня во всем городе никого. Вот, правда, в последние месяцы я прикипел к Козлову. Но после того, как он появился в моем списке, словно что-то выросло между мной и им. Преграда какая-то.

Мне хотелось простого человеческого тепла. Я устаю.

Я шел по черным ночным улицам, вынув на всякий случай наган из кобуры и сунув его за ремень на пузе. Так и вошел к мадам, грохнув дверью.

Катя-Катюша была занята. Я даже не подумал об этом. Собрался уйти. Толстая Желябова, видя, что ни на кого другого я не соглашусь, тяжело вздохнула.

- Погоди, может, что и придумаем.

Кряхтя и ворча, накинув платок на плечи, она поднялась наверх по скрипучей лестнице.

Наверняка ведьма уже подкатилась к Кате-Катюше со своим бабским любопытством. Интересно, что ей Катя рассказала? А, впрочем, что мне за дело...

Спустились обе. Катя увидела меня. Не сказать, чтоб просияла, но улыбнулась искренне.

- Здравствуй!

У нее в городе тоже, кроме меня, никого.

- Мне сказали, что ты занята.

- Мой-то уже дрыхнет, все дела справил, теперь сопит перегаром.

Видимо, она заметила тень неудовольствия на моем лице, сказала просто:

- Я же проститутка. Не бойся, я сейчас помоюсь пойду, а тебя проводят.

Я не успел ничего сказать, как она умчалась подмываться, а меня взяла за руку Желябова.

- Пойдем, офицер. Есть свободная комната. Пистолет-то вынь.

- Черт, - я сунул наган в кобуру.

- Так-то лучше. Расплатишься утром. - Она открыла дверь в какую-то каморку, где, кроме стула и койки ничего не было. - Ишь, надо же, знакомую встретил...

Она подтолкнула меня в комнатку:

- света нет. Без него найдешь, куда чего.

Я шагнул внутрь, грохнув сапогом о деревянный пол.

И вдруг Желябова сказала:

- У меня тоже сын где-то сейчас воюет, если жив.

Я и не знал, что у мадам могут быть дети.

... Эта ночь была ночью из прошлого. В темноте я почти не видел ее лица, остались лишь звуки и ощущения. Будто и не было этих лет разлуки. Я все помнил. Те же струны, та же музыка. Мои руки, губы - я играл тот же кружащий голову вальс на ее теплом нежном естестве. Живая флейта. На какие-то мгновения я проваливался туда, в блиндаж и вновь выплывал здесь, в ночи.

Все было как когда. Те же ноты и отклики. Только она стала смелее. Профессиональнее.

Я обнимал и целовал не тело, а своего единственного в городе человека. Я в сотый раз целовал небольшой неровный шрам на ее боку, куда угодил осколок. Этот шрам тоже объединял нас. Мы знали, откуда он.

Однополчане. Обыкновенная горько-радостная встреча с человеком. Только хвастать нам друг перед другом нечем. Она здесь, в веселом доме. Я в контрразведке. Кому хуже? Она в чужой молофье, я - в чужой крови и слезах...

Закончив, я мгновенно уснул.

Проснулся, когда уже было совсем светло. Потянулся, вынул из кармана своего Буре. Мама моя! Уже почти девять! А где Катя-Катюша?

- Проснулся?

Сидит сзади, на подоконнике.

- Почему не разбудила?

- Жалко было, ты так спал. Тебе надо было выспаться.

Я начал поспешно одеваться.

- Погоди, я сейчас принесу ковш с водой и тазик, умоешься. Да! С утра, пока ты спал, заглянула Желябова, сказала, что, если я согласна, ты можешь не платить. Я согласна.

И ушла за водой.

Черт-то что..."

x x x

С Козловым штабс-капитан столкнулся в коридоре. Штабс-капитан был не брит и поручик это заметил, но ничего не сказал.

- Салют, Николай Палыч. Коман са ва?

- Бонжур, господин поручик. Нормально.

- Ой, как официально. Я в чем-нибудь провинился.

- Пока нет. Но начальственный гнев имеет обыкновение изливаться внезапно, без всяких предупреждений. Бди!

- Бдю. Зрю в корень.

Мимо по коридору проходили офицеры, кивком здоровались, косились на штабс-капитана. "Верно, ребята, небритость для меня нехарактерна, - думал Ковалев. - Раз небрит, значит что-то случилось. А что случилось? Просто проспал."

- Кстати, насчет корня... Ты выяснил про эту траву, аллиум этот?

Козлов вздохнул.

- Докладываю. Справедливо предполагая, что в гимназии преподавали ботанику, я начал вчера разыскивать преподавателя ботаники. Дело осложнилось тем, что личных дел преподавателей не сохранилось.

- Если они вообще были, в чем я сомневаюсь. Штатские же люди.

- Принимаю поправку. Из старожилов гимназии я сначала разыскал сторожа. Такой забавный сумасшедший старик.

- Верю.

- А через него вышел на ботаника. Это был некий Нестеров Вениамин...

- Почему был? Где он сейчас?

- На кладбище. У Воскресенского храма, слева от ворот. И что самое обидное для нас, умер всего неделю назад.

- Дальше.

- Дальше, собственно, все. Думаю, в этом городишке нет других специалистов по цветам.

- Должны быть справочники в гимназической библиотеке.

Поручик опять вздохнул:

- Гимназическая библиотека свалена в кладовке, на первом этаже, рядом с караульным помещением. Если хотите, загляните.

- Что там?

- Там добрые сотни пудов книг свалены штабелями до потолка. Работы на неделю. С Далем мне просто повезло, рядом лежал, у входа.

- Н-да. Двух толковых солдат из отдыхающей смены - и пусть разбирают.

- А выносить куда, Николай Палыч, в коридор?

- В задницу.

- Будет сделано. Ума не приложу только, как сформулировать солдатам задачу. Приложи, поручик, приложи. Для того он у тебя и есть. Ты же сам говорил, что оружие контрразведчика - голова.

- Чтоб объяснять солдатам ботанику?

Спустившись к полудню к выходу, Ковалев с удовлетворением увидел, как два солдата чихая от пыли выносят книги пачками в коридор и складывают возле стенки.

"Захламят коридор весь," - Ковалев присел и начал перебирать книги.

Пушкин. Хороший поэт, вот только про растения не писал... Хотя нет, писал. Анчар.