Такие разные люди

Перед ним на асфальте лежала замызганная шапка-ушанка, в которую прохожие, удивлённые качеством исполнения, кидали монетки.

Я подошёл к Василию, похлопал его по плечу и опустил ему в шапку червонец. Василий посмотрел на меня мутным взглядом и не узнал. Мыслями он был на сцене.

Увидев в шапке десятирублёвую бумажку, быстро дрожащей рукой сгреб деньги, сунул в карман, нахлобучил шапку на давно не мытую растрёпанную голову и побрёл в направлении винного магазина. На десять рублей в то время можно было купить три бутылки водки.

Ходили слухи, что его предки были дворянами…

Словом, алкогольную закалку и мудрость жизни я получил на том заводе шампанских вин, и тренером моим был Львович.

Сколько ему теперь? Лет, думаю, семьдесят пять – семьдесят семь.

Надеюсь, он уберёг свою печень и теперь на заслуженном тяжким трудом отдыхе попивает шампанское и вспоминает былое.

Может, даже пишет рассказы, как я.

Лёлик

Пролог

Теперь ему семьдесят лет. Он парализован после инсульта, ударившего его с год назад, и заканчивает свою бурную жизнь в хосписе, куда его поместила жена Алина Пална.

Где былая власть местного царька, где былые почести, лесть и знаки внимания, где многочисленные женщины, где почёт, где заискивающие взгляды, где его жена, сын, где его друзья…

Он одинок. Он очень одинок. И он несчастен.

Как бы вижу лежащего на кровати мочащегося под себя старика в застиранной пижаме на жёлтом от времени ветхом белье. Седые растрёпанные жидкие волосы, кустистые брови, тусклый взгляд, морщинистый заросший седой щетиной перекошенный лик, стекающая из угла рта слюна.

Тяжёлый запах смерти, исходящий от тяжело больного давно немытого тела. Табуретка у изголовья с горбушкой чёрствого хлеба, кружка с остывшим недопитым больничным чаем. При этом тело его обездвижено, а мозг работает как обычно. Говорить он не может. Он может только мычать. Самая что ни на есть его трагедия заключается в том, что такое овощное состояние может длиться и пять лет, и десять…

О чём он думает по ночам, глядя в тёмное небо через окно, лёжа в тишине? Вспоминает ли он людей, которым причинил зло в своей жизни? Вряд ли. Скорее, как человек весьма самолюбивый и эгоистичный, он с обидой вспоминает людей, которые, по его мнению, были несправедливы к нему. Думает, наверное, о жене, которая поместила его сюда, о сыне, который живёт своей жизнью и его не навещает. И, возможно, понимает, что ему нечего им сказать.

А началась эта история тридцать пять лет тому назад…

Начало

В тот 1985 год страной начал править Генеральный секретарь Центрального комитета Коммунистической Партии Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачёв. Царил советский строй, а до развала союза нерушимого республик свободных СССР оставалось целых шесть лет.

… Забавная у него была фамилия. Болек. Может, потому что у него были украинские корни, и, по его рассказам, фамилию Болек получали во времена его предков люди, которые сказывались больными, чтобы не служить в армии.

В то время он в тридцатисемилетнем возрасте работал судьёй в районном суде в городке близ города Горький, рассматривал, в основном, уголовные дела. Вполне грамотный судья, приговоры которого кассационным судом изменялись весьма редко и ни один не был отменён. Знакомые за спиной называли его Лёлик. Когда до него это прозвище доносилось – отшучивался, отвечал: «Лёлик – лучший друг Болека». Высокого роста, не толст, высокий лоб, плавно переходящий в плешь, томные глаза с поволокой в обрамлении густых ресниц под очками, в которых угадывалось сластолюбие…

… Иван, отбыв два года в армии, поступил на юридический факультет областного университета и закончил его в двадцатипятилетнем возрасте. Во время учебы влюбился в татарскую девушку по имени Халидэ и скоренько женился на ней. Днями разгружал фуры и вагоны, чтобы кормить семью, по вечерам учился. Закончил учебу, и перед ним встал выбор: в какое ведомство направить ступни.

Адвокатура ему не нравилась изначально. Не по нраву его было защищать преступников в судах. Милиция отпала сразу – он испытывал к милиционерам брезгливость. Решил идти в прокуратуру.

В отделе кадров областной прокуратуры предъявил диплом и попросился принять его на службу. Кадровичка, прокурорша, дама со строгим и одновременно проницательным взглядом предложила Ивану место помощника прокурора в том же городке, что близ города Горький. Иван согласился.

Районный прокурор, мужчина крупный, солидный, мощный, телосложением напоминающий борца, плечи украшают полковничьи погоны, спросил:

– Какую отрасль прокурорского надзора желаешь взять в работу?

– Александр Владимирович, мне б уголовно – судебный надзор. Государственным обвинителем чтоб! Преступников наказывать!

– Тогда иди ближе, покажу, как надо дела подшивать. С этого как раз начинается уголовно-судебный надзор, и у меня как раз вакансия.

После этого взял большую иглу, вдел в неё суровую нитку и прямо на глазах Ивана размашистыми движениями сшил дело.

– Усвоил?

– Да, Александр Владимирович!

– Иди, гнездись. Сейчас тебя делами завалю – будешь подшивать…

… Иван подшил за неделю изрядное количество уголовных дел. И вот его настоящее первое дело в суде, порученное Александром Владимировичем.

На скамье подсудимых заплаканная женщина. Обвиняется в том, что задушила подушкой своего новорожденного сына…

… В этом процессе Иван и познакомился С Вячеславом Ивановичем Болеком, который председательствовал в этом процессе. По бокам его – два «кивалы» – народные заседатели.

Иван был бойким прокурором. Он долго допрашивал подсудимую, зачем она убила своего ребёнка.

Подсудимая сквозь слёзы суду поведала, что сожительствовала с мужчиной, который пил, её избивал, относился к ней по-скотски. Она с самого начала не хотела этого ребёнка, пила всякие таблетки горстями, чтобы вызвать выкидыш. Не получилось…

Лейтенант юстиции Иван в обвинительной речи просил суд признать подсудимую виновной и назначить ей минимальное наказание, предусмотренное статьёй тогдашнего уголовного кодекса за умышленное убийство новорожденного без отягчающих обстоятельств.

После завершения процесса Иван зашел в кабинет к Вячеславу Ивановичу, спросил, почему он назначил наказание прилично выше минимального той несчастной женщине.

Болек сразу перешёл на ты и тоном старшего по возрасту и мудрого судьи произнёс:

– Иван, ты видел, сколько публики пришло на процесс? Люди бы не поняли…

Иван был не только бойкий прокурор, но и настырный. Он подал кассационный протест, и вышестоящий суд смягчил той женщине приговор до минимального срока.

Так они и сблизились. Вячеслав Иванович обращался к Ивану на ты, Иван к Вячеславу Ивановичу – на вы. Болек был опытным судьёй, умён и весьма начитан, что и привлекало Ивана к нему.

Болек предложил Ивану ходить вместе заниматься борьбой в школу самбо к его приятелю, руководителю школы Михаилу Бурдикову. Иван с радостью согласился. При первой встрече Бурдиков, словно вырезанный из корня женьшеня, знаменитый борец, до треска в костях пожал Ивану руку и выделил ему борцовскую куртку и борцовки. По сути своей тренировки выглядели как отработка Вячеславом Ивановичем на Иване приёмов самбо.

После тренировок Иван провожал Болека до остановки. По пути разговаривали о жизни, музыке, о прокуратуре, суде, о правосудии.

Иван стал приглашать Вячеслава Иванович и одного, и с его женой Алиной Палной, женщиной вполне непримечательной и глуповатой, в гости, познакомил их со своей женой Халидэ.

Выпивали, общались, смотрели на видеомагнитофоне «Электроника – 12» размером со средний чемодан, который то и дело ломался, диковинные тогда на VHS кассетах фильмы с Брюсом Ли, Шварценеггером, и, чего греха таить, порнушку.

При просмотре какого-то порнотического фильма Вячеслав Иванович, насадив грибок на вилку, опрокинув стопку и закусив, покосившись на Алину Палну, посетовал: