Страница 1 из 7
От автора
Фото автора
В этой книге в первой части собраны воспоминания о людях, которых мне довелось знать лично за мою, прямо скажем, не короткую жизнь. Разные люди попадались на моём жизненном пути. И весьма достойные, и откровенные подонки, и просто балбесы. Всё изложенное здесь основано на реальных событиях.
Вторая часть – о людях, которых лично не знал, но знать о которых необходимо, чтобы не повстречать на жизненном пути их, или их потомков.
Третья часть – о происхождении слов. Откуда взялись слова «шваль», «сволочь», «шаромыга», «шантрапа»? Ругаться матерно любой может. А всякому ли дано матом элегантно изъясняться?
Часть I. Люди, которых знал
Львович
Львович был бригадиром грузчиков на заводе шампанских вин, куда влился и я с целью материального обеспечения семьи – жены и только что родившейся дочки.
Лупоглазый еврей неопределённого возраста. Думаю – под сорок. Невысокий рост, но высокий умный лоб, умный хитроватый взгляд. Энергичный и задорный. Анекдотчик и балагурщик – юморист, Львович пользовался неподдельным уважением в бригаде.
Да, но еврей – грузчик? Да ещё и председатель заводского профсоюза? Первый и последний раз видел такого.
Бригада была разношёрстной: сам интеллектуал Львович, профессионально не просыхающий бухарик – алконавт Антон, бывший трубач филармонического оркестра Егор, бывший же актёр областного оперного театра Василий и я, студент – второкурсник юридического факультета.
Целями и задачами бригады являлась разгрузка прибывающих фур от уложенной в них ровными рядами под крышу стеклопосуды.
Словно вихрь бригада влетала в жерло очередной распахнутой фуры, специальными крюками подхватывала связку зелёных бутылок по девять в пачке и заботливо складывала в просторном цеху. На разгрузку одной фуры уходило, в среднем, минут сорок. За день бригада разгружала пять – семь фур. Тон и ритм задавал Львович.
Разгрузив очередную фуру, бригада садилась на перекур на эстакаде, щурясь на тёплое весеннее солнышко и перекуривала под анекдоты и прибаутки Львовича.
В цеху находился конвейер, у которого стояли специально обученные люди. Они кусачками перекусывали проволоку, которой бутылки на 0,8 были связаны в пачки, и ставили их по одной на конвейер, который уносил их вдаль и наверх для заливки шампанским.
Магия профессии начиналась в обеденный перерыв.
Принеся кто что с собой из дома, еду раскладывали на общую поляну, подстеленную газетой «Правда», пододвигая лучшие куски бригадиру, после чего Львович неспешно подходил к конвейеру в том месте, где он уходил наверх, на второй этаж, через отверстие в потолке и зычно звал:
– Петровна!
– Чего тебе, Львович? – гулко доносилось сверху.
– В горле пересохло!
– Лови!
После этого сверху приезжали две-три бутылки с шампанским в зависимости от настроения Петровны, дородной тётки под пятьдесят.
Львович их бережно принимал и ставил на поляну. Бригада, одетая как персонажи в книге «Республика ШКИД», с благоговением взирала на то, как он деловито с точностью до миллиграмма разливал по алюминиевым кружкам напиток, который обычно принято пить в особо торжественных случаях и в торжественной обстановке из фужеров.
Обычно Львович заказывал у Петровны полусладкое, иногда – брют, и никогда – сладкое.
Размешав сплющенным немытыми пальцами мюзле разлитое в кружки шампанское и взяв огурчик, Львович произносил один и тот же тост:
– Ну – чтоб всё было, чтоб за это ничего не было, и пусть издохнут все ваши враги.
Затем Львович разом опрокидывал содержимое кружки в широко раскрытую пасть с рядом ровных жёлтых лошадиных зубов. Ему следовали остальные.
Дружно чокались, выпивали, закусывали. Обедали. После такого обеда и работа шла шибче.
Иногда к бригаде присоединялся Мишка из соседнего цеха, где разливали красное. Крупный бородатый парень с кулаками – кувалдами, абсолютно безобидный увалень, совершенно убитый алкоголик, он приносил с собой и торжественно ставил на поляну пару фуфырей, как он их называл, «Изабеллы». Он настолько был ею пропитан, что даже пи́сал на первый подвернувшийся ему угол Изабеллой. И он, как и все, любил послушать байки и приколы Львовича.
Вот только один из его словесных экзерсисов:
– Ребзя, есть у кого паспорт с собой?
У меня был. Я его достал из нагрудного кармана, показал Львовичу и компании.
– Открывай последнюю страницу и читай вслух, только слово «паспорт» везде заменяй на слово «жопа».
Под гогот братвы я продекламировал следующее:
«Извлечение из Положения о жопе гражданина Российской Федерации
1. Жопа гражданина Российской Федерации является основным документом, удостоверяющим личность гражданина Российской Федерации на территории Российской Федерации (далее именуется – жопа).
Жопу обязаны иметь все граждане Российской Федерации (далее именуются – граждане), достигшие 14-летнего возраста и проживающие на территории Российской Федерации.
5. По желанию гражданина в жопе также производятся отметки о его группе крови и резус-факторе – соответствующими учреждениями здравоохранения;
6. Запрещается вносить в жопу сведения, отметки и записи, не предусмотренные настоящим Положением.
Жопа, в которую внесены сведения, отметки или записи, не предусмотренные настоящим Положением, является недействительным.
7. Срок действия жопы гражданина:
от 14 лет – до достижения 20-летнего возраста;
от 20 лет – до достижения 45-летнего возраста;
от 45 лет – бессрочно.
17. Гражданин обязан бережно хранить жопу. Об утрате жопы гражданин должен незамедлительно заявить в территориальный орган Федеральной миграционной службы.
22. Запрещается изъятие у гражданина жопы, кроме случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации».
Бригада стонала и корчилась от смеха.
Бывало, после окончания смены собирались в раздевалке, переодевались в цивильное и перед походом домой полдничали заботливо припасённым Львовичем шампанским.
Поднабравшись игристо-искристого, бывший актёр оперного театра обрюзгший стареющий Василий вставал в театральную позу и в знак благодарности мощным профессионально поставленным басом до дрожи в оконных стёклах исполнял арию Мефистофеля из оперы "Фауст":
Прошло несколько лет. Я отучился на юрфаке и стал работать по юридической специальности.
Как-то, совершая променад по центральной улице, увидел Василия, который стоял перед оперным театром, из которого его когда-то выгнали за пьянство. Оборванный, заросший, небритый и хмельной он стоял и пел арию Мефистофеля прохожим.