Интроверт

Почему он подумал, что мне было не интересно? Мне ведь действительно было интересно. Но его слова так повлияли на меня, что я принял их на свой счёт. Я промолчал. Мы молча сидели и дальше ели картошку, пар с неё уже не шёл. Молчание начинало нагнетать меня. Он так и не рассказал, что было вчера и как он меня нашёл. Из-за, опять, образовавшейся во мне тревоги, я не мог спросить ничего, хотя прокручивал в голове вопрос, и уже вот-вот настраивался сказать первое слово. Но тут Викторович начал сам:

– Ладно, это всё ерунда, забыли. Я ведь должен ввести тебя в курс дела и рассказать, как я тебя нашёл.

– Точно, я уже и забыл, – солгал я.

– Значит, смотри. Дело было так, ничего ужасного и необыкновенного не произошло, но я расскажу. Была обычная для меня ночь. Я проснулся около двух ночи, захотел в туалет, но потом ещё захотел чая. Сделал кружку чая и начал писать. Писал-писал, потом захотел прогуляться по городу. Да, я гуляю ночью по городу, не удивляйся, для меня это обычное дело. Просто мне так нравится, вот я и гуляю. Да и вообще я делаю только то, что мне нравится.

– Значит забирать пьяных студентов к себе домой вам тоже нравится? – почему-то улыбнувшись, сказал я.

– Не в этом суть, так вот, – продолжил Викторович, – иду я, значит, себе спокойно, гуляю, вдруг вижу – лежит кто-то на остановке, а рядом с ним собака и бутылка водки. Мне стало интересно, вот я и подошёл к тебе. Вижу парень, молодой совсем, а молодые просто так не напиваются в одиночку, и не ночуют на остановках. Думаю, наверное, что-то случилось у парня. Начинаю тебя будить…

Викторович доел последнюю ложку картошки, поставил свою тарелку в мою (я доел не всё, часть он кинул собаке), подошел к мойке и пережёвывая добавил:

– Сейчас, одну минутку, тарелки домою и продолжу. Очень не люблю, когда грязные тарелки стоят на столе, мусолит глаз.

Он вымыл тарелки, поставил их в тумбочку, зажёг газ на плите, набрал воды в чайник, поставил его на огонь и продолжил рассказ:

– Так вот, на чём я остановился?

– Вы начали меня будить.

– Ах, да. Я начал тебя будить, но проснулась сначала собака, гавкнула пару раз на меня, но я сказал, что всё хорошо и она затихла. Потом ты открыл глаза, начал что-то бормотать себе под нос, я попытался взять тебя под руку, чтобы посадить на лавочку, но ты начал противиться. Встал ты сам и сел на лавочку. Я пытался с тобой разговаривать, спрашивал не нужна ли помощь. Было очень тихо, и тут собака случайно зацепила бутылку водки, она упала и очень громко разбилась, как будто зазвенела. Это как будто сработало для тебя сигналом. Ты набросился на меня, начал толкать, шарпать за куртку, бить меня в грудь, даже пытался укусить за палец…

– Укусить? – перебил я, – вы сейчас шутите?

– Нет, никаких шуток, вот осталась вмятина даже, – он показал мне палец, на котором выбита буква «Р», – но это не страшно, с пальцем всё в порядке. Ну короче, ты буйствовал, вот я и врезал тебе, разбил губу, ты, наверное, уже заметил…

– Угу…

– Врезал я тебе, ты упал на задницу, подбежала собака, начала лизать твоё лицо, и ты успокоился. Потом я спросил: есть ли у тебя где ночевать. Ты сказал, что заблудился, и я повёл тебя к себе домой. Вроде всё. Дома ничего уже не произошло. Мы пришли, я помог тебе раздеться, и ты сразу вырубился.

Викторович закончил рассказ, встал, сделал нам две чашки чёрного чаю, достал какие-то печенья и ещё добавил:

– О, ещё вспомнил. Ты почему-то, когда пытался меня бить, кричал что ты убийца, ха-ха. Мне ещё смешно стало, думаю какой же ты убийца.

– Видимо мне что-то приснилось, – ответил я.

– Я тоже так думаю.

Дальше мы молча пили чай. На стене я заметил часы, было одиннадцать утра. Я думал о том, почему я накинулся на Викторовича, что со мной такое произошло. Хорошо хоть не убил его, а то сначала учитель, теперь безобидный писатель, который на свою голову вышел ночью прогуляться.

Мои размышления перебил Викторович внезапным вопросом:

– Кстати, как зовут твою собаку?

– Не знаю.

– Как это, ты не знаешь?

– Просто это не моя собака. Я помню, как она вчера привязалась ко мне. Не знаю, что теперь с ней делать, я живу в съёмной, маленькой комнате и мне некуда её взять. Выпущу обратно на улицу, наверное.

– На какую улицу?! Ты что?! Даже и не думай, она очень хорошая. Давай я лучше у себя оставлю, ей здесь будет хорошо. Что ты на это скажешь?

– Зачем вы спрашиваете, это не моя собака, делайте что хотите.

– Ну и отлично, назову её… Герда, – с улыбкой на лице сказал Викторович.

– Отличное имя, – сказал я, посмотрев на собаку.

Имя действительно подходило этой собаке. Мы продолжали сидеть и пить чай, я не хотел, чтобы это заканчивалось. Я бы просидел тут, на кухне, всю свою оставшуюся жизнь. Но мысли об убийстве всё проскакивали и проскакивали в моей голове, я понимал, что меня ждёт тюрьма. Тут я вспомнил как плакала вчера Фёдоровна, сразу вспомнил вчерашний день, в голове мелькнула картинка: я включаю телефон, смотрю на экран и вижу пропущенные от мамы. Нужно было позвонить маме. Но где мой телефон? Наверное, потерял.

Я поблагодарил за еду и за чай, встал и пошел в комнату, в которой проснулся. Она была похожа на мою комнату в квартире Давида. Мебели мало: диван, шкаф, стол, стул, две полочки на стене над столом. Обои какого-то бледно-зелёного цвета и опять ковёр. Увидел свою одежду, она лежала на стуле. Я начал рыться по карманам в поисках телефона. Телефон был найден, включив его, я сразу набрал маму. Позвонил раз, потом второй, потом третий – не берёт. Единственное, что мне приходило на ум, это то, что она в больнице, а телефон лежит дома. Не знаю уже из-за чего мне беспокоиться. Из-за мамы, из-за убийства, или из-за того, что я нахожусь непонятно где.

Я узнал у Викторовича, в каком мы районе, но ехать на квартиру Давида не хотел. Я вообще ничего не хотел. От полного непонимания, я оделся, плюхнулся на кровать и закурил (в одном из карманов я нашёл пачку «Мальборо», там была последняя сигарета). После пары затяжек, зашёл Викторович и громко сказал:

– В моём доме не курят! Сейчас же выброси эту дрянь!

– И-и-извините, – задыхаясь от дыма, сказал я, – я т-тушу, тушу.

Почему-то мне показалось, что я в квартире Давида, из-за этого и закурил. Уж больно похожи эти комнаты. Затушив сигарету о пачку, я открыл окно и выкинул.

Я попросил у Викторовича, побыть у него ещё пару часиков, чтобы остаточно прийти в себя. Он согласился и вышел с комнаты. А в моей голове, всё больше и больше было мыслей о тюрьме. Я думал о том, как мне избежать всего этого, хотя раньше, я осуждал убийц и придерживался мнения, что все преступники должны понести наказания. «Если бы я кого-то убил, я бы сам пошёл в тюрьму, всё должно быть по справедливости» – думал я раньше. Но теперь, когда я не просто человек, который смотрит новости о убийствах и о том, как преступники пытаются убежать от наказания, а сам преступник и убийца, я начал думать совсем по-другому. Думаю, каждый бы начал думать по-другому, и никто бы сам не сунулся в тюрьму, даже самый справедливый человек. И вообще, я не совсем-то и виновен, учитель первый начал тот скандал, первый полез толкать меня, я просто оборонялся. Да и умер он не сразу, а уже в реанимации, это врачи сделали ошибку. Да, точно, виновны врачи.

Я передумал кучу вариантов о том, как избежать наказания, вспоминал разные фильмы о преступниках. Тут мне пришёл в голову сюжет из фильма «Пролетая над гнездом кукушки», и я решил – надо ложиться в психиатрическую больницу. Мне показалось это гениальной идеей, нужно было сегодня же туда ехать.

Прошло где-то часа два, пока я лежал и думал о своей дальнейшей жизни. Я уже представлял, как я живу в больнице, хожу в белой пижаме, принимаю какие-то таблетки, выхожу на прогулку со всеми, и всё вроде не плохо – уж лучше, чем в тюрьме. Одно было только странно, почему мне никто не звонит по поводу убийства, до сих пор. Достав телефон с кармана, я увидел, что он разрядился, ну понятно, что на разряженный телефон никто не позвонит. Местонахождения моего никто не знает, отлично.