Смерть в Голограм

– Извините, такая работа, – сказал Егор, открывая папку с протоклом.

Полянский повернулся, покосился на записи и, вздохнув, почти слово в слово повторил вчерашние показания.

– Ясно, – произнес Фомин. – А какие у Вас отношения с родителями жены?

Полянский, не повернувшись, быстро ответил:

– Вообще никаких. Они умерли несколько лет назад. Спились. Там, короче, почти все пьют в этой глубинке.

– Глубинка – это где? – поинтересовался Егор, следуя за ним.

– Под Самарой. Поселок Волжский… или Заволжский. Простите, не помню. Мне это незачем.

– То есть вы с ними знакомы не были?

– Нет, не был, – сказал Полянский, входя в гостиную.

Оглядевшись, он застыл с подносом в руках, не обнаружив присутствия второго гостя. С обиженным выражением лица Полянский поставил поднос на стол и принялся перекладывать на него салфетки, а следом аккуратно переставлять кофейные пары.

– Мой коллега пошел на поиски туалета, – пояснил Фомин.

– Могли бы просто спросить, кто еще в доме, – проворчал Полянский.

– Кто еще в доме? – дружелюбно улыбнулся Фомин.

– Няня. Наверху, в детской укладывает детей.

– Когда она вернулась в дом?

– Сегодня утром, на такси, – ответил Полянский.

– Вы ночью с ней созванивались?

Полянский секунду помедлил и ответил:

– Конечно. Она спросила, надо ли ей приехать? Я сказал, не надо, детям тут сейчас не место.

Он снова прошел в кухню и вернулся, держа в руках красивый кофейник с длинным носиком.

– Послушайте, – произнес он недовольным голосом, – полночи ваши коллеги находились здесь, все осмотрели. Вы, что, не можете свои следственные эксперименты проводить не в нашем доме и не при моих детях?

– Не эксперименты, а следственные мероприятия, – поправил его Фомин и добавил, – к сожалению, не можем. Нам не хотелось сегодня вызывать вас в отдел, учитывая ситуацию. Но понадобилось еще раз осмотреть место преступления. Для прояснения дополнительных обстоятельств.

На последнем слове Полянский округлил и без того крупные глаза:

– Каких обстоятельств?

– Дополнительных, – коротко ответил Фомин.

– Да пожалуйста, я готов, если надо. Только я почти ничего не помню, – развел руками Полянский.

– Со вчерашнего дня забыли?

– Так бывает. От шока. Короче, я когда сильно расстраиваюсь, потом плохо все помню.

Фомин смотрел на него и думал: играет или правда такой летящий?

– Кофе мы выпьем чуть позже, а сейчас будьте добры, покажите и расскажите, что заметили, когда вошли в дом.

– Так остынет же, – искренне удивился Полянский.

– Простите? – не понял Фомин.

– Так кофе… остынет же, – пояснил Александр.

– Не страшно, – сказал Егор и повторил. – Что заметили, входя в дом?

– Что дверь была открыта. Уходя, я запирал ее на ключ.

Егор сделал отметку в протоколе.

– Дальше.

– Дальше я прошел на кухню, надел фартук.

– Какие-то необычные звуки в доме, слышали?

– Было слышно, что играет музыка. Негромко.

– Как Вы поняли, что с женой случилась беда?

– Мне позвонила Марон. Марина Миронова, подруга Леры.

– Что она сказала? Постарайтесь дословно.

Полянский прихватил двумя пальцами подбородок и ответил:

– Она спросила: «Шурик, это что – такой розыгрыш»? Я сначала не понял. Тогда она задала другой вопрос: «А где Лера?». Я ответил: «Наверное, в ванной, проводит розыгрыш». И тогда Марон замолчала.

Егор попросил Полянского открыть в смартфоне журнал звонков. Время входящего звонка от абонента «Марон» совпадало с его показаниями.

– Правильно я Вас понимаю, что реакция Марины Мироновой была спокойной?

– Ну, как сказать. Минуту она молчала, потом сказала, чтобы я прошел в ванную. Тревожно сказала.

– И…?

– И я пошел.

– Покажите, как Вы шли к ванной комнате, – попросил Егор.

– Той самой? – почти шепотом уточнил Полянский.

– Той самой, – в тон ему ответил Егор. – У вас их сколько?

– Ванных комнат у нас пять, – продолжал полушепотом говорить Полянский. – Одна из них здесь, на первом этаже. Та самая.

Александр указал на широкую дверь красного дерева, ведущую из гостиной. Теперь он пропустил вперед Фомина, словно не желал прикасаться к опечатанной двери, за которой прошлым вечером убили его жену.

Пот тонкими струйками стекал по полным щекам Полянского, но сейчас он не замечал этого. По его глазам было видно, что он заново переживает события вчерашнего вечера. Руки его дрожали, а уголки губ медленно ползли вниз.

Егор уверенным движением оторвал бумагу с печатью и нажал на массивную ручку из желтого металла. Перед ним открылась огромная ванная комната, в которой витал горький запах жженой кожи.

Стены, нетрадиционно для мокрого помещения, были обиты корабельной доской. Лишь пространство вокруг самой ванной отделано плиткой в цвет желтого золота.

Все оставалось на тех же местах, как было описано в протоколе. В воде грязно-серого цвета, плавал черный лепесток. Егор пригляделся.

– Это патч, – пояснил Александр, продолжая стоять возле двери.

– Что? – не понял Фомин.

– Патч, – повторил Полянский. – Под глаза. Чтобы не было отеков.

– Ясно. – Произнес Егор.

Полянский добавил:

– Лера здесь часто снимала свои глоги, ей очень нравился чудесный вид на сад.

Фомин присел перед ванной, пытаясь понять, что будет видно, исходя из этого положения. На чугунной глади джакузи был едва заметен круглый след. Егор заглянул в протокол.

«На углу ванной стоит бокал с красной жидкостью».

Вид на сад был действительно великолепен. Широкие стеклянные двери открывали большую часть территории участка. Слева виднелась калитка, встроенная в забор. Со стороны озера Фомин ее не заметил.

Он попытался нажать на ручку двери, но безуспешно.

– Как это работает? – спросил он Полянского.

– Длинным нажатием и резким движением в правую сторону, – ответил Александр, по-прежнему не желая проходить дальше.

– Двери открываются только с этой стороны?

– Если захлопнуть, то только с этой. Короче, если не захлопнуто, то можно войти и со стороны сада.

Несмотря на лощеный вид и попытки выглядеть и вести себя аристократично, слова паразиты сыпались из него как горох из рваного мешка, выдавая отсутствие всякой связи с аристократией.

Егор пробежал глазами по записям в протоколе.

– Итак, продолжим, – сказал он. – Вы подошли к двери в ванную. Она была открытой?

– Да, – слегка осипшим голосом ответил Полянский.

– Сейчас, пожалуйста, соберитесь, Александр.

Полянский, следуя просьбе Фомина, выпрямил спину и втянул живот.

– Что в этот момент бросилось Вам в глаза в первую очередь? Прямо сразу, как только Вы вошли и до того момента, как увидели тело жены, – задал следующий вопрос Егор, гуманно заменив слово труп.

Полянский устремил глаза в потолок, потом прикрыл их на пару секунд и ответил:

– Перед входом я ничего необычного не заметил. Ну, разве что, свет был выключен. Потом, как оказалось, выбило пробки на этом участке. А когда я вошел…. сначала увидел пустой штатив. На нем не было ни телефона, ни камеры. А потом…, потом я увидел Леру…

На этих словах Полянский потерял самообладание и принялся сначала тихо всхлипывать, постепенно переходя на рыдания. Он, то закрывал руками все лицо, то прикрывал только рот, то запускал пальцы в волосы, зажимая виски.

Егор хладнокровно наблюдал за ним, пытаясь отыскать ноты фальши, о которых на оперативке говорил Фатрушев.

Полянский с трудом успокоился, но его пальцы и губы продолжали подрагивать.

– Извините, что мне приходится снова заставлять Вас переживать увиденное, но наша задача найти убийцу, и я очень надеюсь, что Вы нам поможете.

Александр всхлипнул и согласно кивнул головой.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил Егор.

– Потом я увидел Леру, – высморкавшись в бумажный носовой платок, продолжил Александр. – Она не двигалась. Мне стало страшно. Я понял, что произошло что-то ужасное. Мой телефон уже разрывался от сообщений и звонков. Мне было очень страшно.