Между

Они все еще крепко сжимали друг друга в объятиях, но юноша не мог оторвать взгляд от Рианнон. Ее лицо исказили гнев, ярость, боль. И одновременно она стало каким-то… очень человеческим.

«Если бы я знала вчера то, что знаю сегодня – крикнула Белогривая, – я бы сама вонзила тебе нож в сердце!»

Словно в ответ на ее слова, подул резкий ветер, фигура богини заколебалась и – растаяла вместе с обрывками тумана.

– Чудесная история. – Марх скривился, и по его тону было ясно, что он отнюдь не считает всё это чудесным. – Расскажи это любому барду, он в восторг придет. Но мне-то зачем? Не первый и не последний любовник моей матери… надеюсь, я не обязан знать всех поименно?

– История Там Лина касается и тебя.

– Я здесь при чем?

– При сестре.

Кромка мира людей: Рианнон

Дочь дерзкого мальчишки, осмелившегося бежать от меня! Часть его.

Быть может, я радовалась бы тебе, будь он мне верен.

Он бы играл на флейте для тебя, ты бы росла в волшебстве музыки… довольно! Он бросил и тебя, и меня, и я не хочу, чтобы рядом со мной было живое напоминание о предательстве этого глупца.

Живое.

Живому место среди живых.

Вот и расти в мире людей.

– Я хотела предупредить тебя, Марх. Рианнон отдаст ее тебе, как только малышка чуть окрепнет.

Тот не ответил: слишком неожиданным оказался для него такой поворот дел.

– Ты ведь будешь любить ее, Марх? Будешь заботиться о своей сестренке? Она такая светлая, такая легкая – как перышко, такая красивая – как цветок на лугу…

Король прищурился, вслушиваясь в неразличимую для смертных музыку тишины:

– Как светлое перышко… как белый цветок… Беляночка. Гвен.

…к тому времени угасли последние лучи солнца, река окуталась белой мглой, а перистые облака протянулись через небо как еще одна прядь тумана, заблудившаяся и забредшая слишком высоко. Туман жил своей жизнью, небесные и речные полотнища белой мглы свивались и переплетались, и вот уже это не туман, а длинные белые волосы… пряди гривы белой кобылицы.

Рианнон предстала перед ними в конском облике. На ее спине лежала девочка нескольких месяцев от роду, крохотные ручки цепко ухватились за гриву, а глазенки сверкали живейшим интересом ко всему вокруг.

Марх осторожно взял малышку, отцепил ее пальчики от гривы матери. Рианнон сменила облик, сказала устало:

– Спасибо, что позвал ее.

– Я? Позвал?

– Ты дал ей имя. Теперь ее судьба в твоих руках.

– Ясно.

Марху многое хотелось сказать матери, но… сын не должен осуждать. Смешно требовать от богини верности – да и кому? века назад погибшему Мейрхиону? Манавидану, который бросил ее и возненавидел Прайден? тем, кто был у нее прежде? Марх хотел сказать, что мать не должна бросать свое дитя, но – король понимал: малютке Гвен будет лучше у брата, чем у Рианнон. Так за что осуждать Кобылицу?

Марх промолчал, и Рианнон, поняв его молчание, растворилась в тумане.

Кромка туманов: Марх

О Сова из Кум-Каулойд, к тебе взываю. Знаю, что непочтительно звать тебя к себе, но только нет у меня времени добраться до тебя.

Прилети, молю. Помоги.

Помоги этой крошке, виноватой лишь в том, что родилась на свет.

Ей нужна кормилица, няня… я не знаю, кто еще.

Я умею заботиться о странах и мирах – но не о младенцах.

Она такая хрупкая… и мне страшно, как не бывало ни перед какой битвой: страшно, что это крохотное теплое тельце вдруг выскользнет из моих рук.

Глупости, конечно: я держу ее крепко. Но жутко всё равно.

Туман сгустился, принимая очертания огромной белой совы. И не одной: бесшумно маша крыльями, за ней вылетели из белой мглы еще две. Сменили облик.

Старуха, Мать, Дева. И четвертая – Дитя – у Марха на руках.

Сова из Кум-Каулойд решительно отобрала у него малышку, уверенным движением размяла ей тельце, проверяя что-то непостижимое для мужчин, отдала старшей из своих спутниц. Та стала кормить дитя.

– Дочь своего отца, – изрекла приговор Сова.

– То есть? – не понял Конь.

– Она человек. С нашим сроком жизни, но человеческой привязанностью. Ей не скользить по мирам, словно бликам луны по воде. Она пустит корни – и умрет, если ей перерубить ствол.

– Я не допущу…

– Не сомневаюсь, – кивнула Старуха. – И вот что: найди ей в мужья – человека. Из наших или из смертных – но человека. Ты понял?

– Да, госпожа. Благодарю.

Сова обернулась, взмахнула крыльями и исчезла, оставив своих спутниц с маленькой Гвен.

Кромка тумана: Ллиан

Так вот какое это чувство: обида.

Никогда раньше со мной такого не было: когда любимый вдруг начинает казаться плохим. Когда хочется уйти от того, кого любишь.

Наверное, так бывает со всеми людьми… и с теми, кто слишком близко подходит к людям.

Марх, ведь это я принесла тебе весть о сестренке. А ты даже не спросил меня, не хочу ли я ее вырастить… конечно, Сова из Кум-Каулойд и древнее меня, и мудрее, но я бы тоже…

Или ты боишься, что эта малютка связала бы нас с тобой слишком сильно? Боишься, что я отниму то, что принадлежит только твоей златокудрой супруге?

…Но мы, сидхи, не созданы для печали. И это странное человеческое чувство – обида – развеется быстрее, чем туман над рекой.

Сети слов

Это была прекрасная легенда. Ее хорошо рассказывать вечерами у очага.

Жил да был римский император… или просто военачальник… но для легенды лучше – император. И звали его на их языке Максим, а на нашем – Максен. И приснился ему дивный сон: что есть остров севернее самых северных земель, и велик он, и изобилен, и… в общем, прекрасен во всех отношениях. И есть там владыка, играющий с сыном своим в золотые шахматы, а подле сидит его дочь, красотой затмевающая… всё, что барду на язык подвернется, то и затмевающая.

И проснулся император, и отправился на поиски того острова и той красавицы, и долго искал он, и переплыл море великое, и нашел тот остров, и…

…и высадился в Дифеде, завлеченный чарами Эудафа, сына Карадауга, и его дочери. И женился на прекрасной Элейн.

И дал клятву возвести своего тестя на престол в Каэр-Ллуде.

Конец сказки.

Начало войны.

Кромка власти: Магн Максим

Поистине, Фортуна привела меня на этот холодный остров.

Мои легионы мне послушны. Одно мое слово – и они провозгласят меня императором. Да что там! – они станут убеждать меня принять власть, а я еще могу и поотнекиваться… неделю-другую. Потом позволю себя уговорить.

Скольких будущих императоров вознесли к вершине власти их легионы! Чем я хуже?!

Рим падет к моим ногам.

Всё это так, и я уверен в моих легионах, как в собственном оружии.

Но…

Скольких императоров возносила армия – и скольких она же и свергала.

Нет, мало опираться на мощь войска. Нужна и иная сила.

На этом сыром и холодном острове так много говорят о священной власти короля. Похоже, не врут. Здесь действительно творится что-то странное. Жрецы этих дикарей действительно могут…

Жена? Ладно, пусть будет жена. Молода и довольно миловидна, особенно если ее отмыть. Наделяет истинной властью? Отлично. Верю.

Сделать Верховным королем ее отца? Да с удовольствием! Когда я пойду на Рим, мне в тылу верный правитель Британии будет очень кстати. Провиант для легионов поставит – и всё добровольно, по-родственному.

Если бы Максиму, уже именуемому в легионах Магном, а в Кимре величаемому Вледигом, сказали, что причина всех его властолюбивых амбиций – вон тот неприметный смуглый сказитель-филид, то будущий император оскорбился бы и, возможно, покарал бы дерзкого.

Неудивительно, что никто Максиму этого и не говорил.