Не было печали...

После тяжелого дня на службе Штольман наконец пришел домой.

— Яков Платонович, я ужин приготовила, но он уже остыл… А то Вы ведь, наверное, весь день не ели… — встретила его жена.

— Чай пил в управлении два раза. С калачом и даже с пирогом. Калач сам купил. А родственница задержанного ему принесла поесть и нам с Коробейниковым дала по куску пирога с картошкой. Мы не отказались.

— А что же Вы домой не пришли? Я бы Вас покормила.

— Аня, а хотела ли ты меня видеть? Я ведь не знаю теперь… — грустно сказал Штольман. — Может, мне пока лучше в управлении больше бывать, чтоб тебе глаза не мозолить?

— Да куда уж больше? И так уже девятый час. Скоро спать ложиться…

— И как, мне снова в гостиной ночевать?

— Как Вы решите, Яков Платонович. Как Вы скажете, так я и сделаю. Вы же мой муж. Скажете в гостиной постелить, постелю Вам там.

Штольману захотелось завыть. Это была не его Анна. Это была чужая, подобострастная женщина, пытающаяся угодить мужу. Чтоб его не сердить.

— А если я решу спать в супружеской постели да еще потребую от тебя выполнения супружеских обязанностей, тоже согласишься? Потому что я — твой муж?

Анна отвела взгляд в сторону.

— Аня, я не хочу так. Я хочу, чтоб все было по любви, а не по обязанности, — он подошел к ней. — Мне тебя можно обнять?

Анна кивнула.

Он прижал ее к себе и стал шептать:

— Аня, я не могу так больше, не могу. Я смотрю на тебя, а у меня сердце разрывается. Я не хочу быть для тебя Яковом Платоновичем, я хочу быть Яковом, твоим Яковом, Яшей… Как раньше…

Анна немного отстранилась от него:

— Как раньше? А разве такое возможно? Ведь я своими подозрениями обидела Вас еще больше… Совсем все испортила… Когда Вы ушли утром, я думала, что за глупость мне пришла в голову, что ночью Вы пошли в заведение не по службе… Так и не могла понять, как такое могло произойти…

— И я тоже думал… И у меня нет другого объяснения, как то, что ты могла просто вспомнить про другую историю.

— Какую же?

— Ту, что когда у меня уже были чувства к тебе, я был с… другой женщиной… — вздохнул Штольман.

— С Нежинской? Я не думала об этом…

— Нет, но, возможно, думала, что если я до этого мог пойти к какой-то женщине, то почему не сейчас?

— Может быть, — неуверенно сказала Анна. — Не знаю…

— Аня, я не оправдываюсь, я просто хочу объяснить. То, как я себя тогда повел, меня, конечно, не красит. Но есть одно обстоятельство, которое делает две ситуации совершенно разными. Это мое положение. Раньше я был холостым свободным мужчиной. Я не мог быть уверенным, что у нас с тобой будут отношения. Мы с тобой не были помолвлены, не имели перед друг другом никаких обязательств. Я пошел к женщине, с которой у меня ранее была связь. Сейчас я женатый мужчина, у меня есть жена, которую я люблю и с которой хочу быть. Я не ходил к девицам, будучи холостым, и уж тем более бы не пошел, будучи женатым. Даже за участием.

А если бы и пошел, как ты подумала, мне бы там налили рюмку-другую и отправили к тебе домой. Весь Затонск, в том числе и в заведении, знает, что мы с тобой женаты по любви. Это не тот брак, когда супруги еле выносят друг друга или муж изменяет жене направо и налево и не гнушается продажных женщин. В заведении знают, что у нас с тобой все по-другому. И что если бы я пришел туда, то был бы, мягко скажем, не в своем уме. Не думаю, чтоб маман подтолкнула своих девиц приголубить меня. Она слишком опытная женщина, чтоб принять участие в такой авантюре… Прошу тебя, постарайся больше не думать о подобном. Хотя тебя понять можно, ведь ты ревнуешь меня.

— Ревную?

— А как это еще можно назвать? Если тебе неприятно, что я мог искать внимания других женщин. Аня, помнишь я говорил тебе, что в Петербурге, когда станет известно, что я — сын князя, некоторые дамы проявят ко мне повышенный интерес, и пойдут слухи, что я завел любовниц или с кем-то развлекался? И я просил тебя не верить, если они до тебя дойдут.

— Да.

— Так вот, там мне придется быть галантным, целовать дамам ручки, кому-то улыбаться, с кем-то мило беседовать. Это свет, там так принято. Это совершенно не означает, что кто-то из этих женщин мне интересен. Но тебе может показаться иначе. Если так, может, мне сразу же занять там другую спальню?

— Зачем?

— Чтоб не ходить туда-сюда каждые несколько дней.

Анна поняла, как глупо это могло выглядеть.

— Что касается сейчас, я буду спать в гостиной, пока ты сама не позовешь меня обратно. Пока ты не почувствуешь, что тебе самой это нужно — чтоб я делил с тобой постель. Не для любовных утех, а для того, чтоб просто быть вместе, как раньше, чувствовать, что мы нужны друг другу и нам хорошо вместе. Не торопись, не нужно, чтоб я пришел, а ты думала, зачем я там, и боялась, что я к тебе ненароком прикоснусь или обниму во сне, — он знал, что больше пары ночей в одиночестве Анна не выдержит. Но у нее должен быть выбор. Чтоб определиться, что если это и есть выход из положения при ссорах, так ли он ей нужен. — Ты меня понимаешь?

— Да, понимаю.

— Аня, я тебя очень люблю. Я не хочу, чтоб ты когда-нибудь пожалела, что вышла за меня замуж, даже если мы ссоримся. Аннушка, ты простишь меня? — он поцеловал ладонь жены.

— Да… Но это же я во всем виновата… Простишь ли ты меня?

— Конечно, прощу, уже простил. Аня, мы оба с тобой виноваты. Каждый по-своему. Но это не основание, чтоб разрушать отношения между нами. Поверь мне, у нас еще будет много ссор и размолвок, причем не только по серьезным причинам, но и по пустякам. Давай спокойно поговорим, как получилось так, что мы поссорились, чтоб во всем разобраться и, если возможно, избежать подобного в будущем.

Они сели на диван, на котором утром спал Яков, он приобнял Анну.

— Ты хочешь, чтоб я начал первым?

Анна кивнула.

— Аня, я уже был зол, когда разговаривал с твоим отцом, а потом разозлился еще больше. Ведь я хотел сделать, как будет лучше для нас, а ты проявила упрямство. У нас в жизни будут обстоятельства, когда нужно будет принимать решения. Они, возможно, не будут нравиться одному из нас, а, возможно, и нам обоим. Но это может быть единственным разумным выходом из положения.

Когда начнутся сплетни, — он сказал когда вместо если, так как был уже почти уверен, что, принимая во внимание последние новости, это не за горами, — я хочу, чтоб ты уехала. Я уехать не смогу, из-за службы. Мне нужно будет работать, а не беспокоиться о тебе, что тебя кто-то обидел, не думать, что дома мне нужно будет вытирать тебе слезы. Мне будет намного спокойней, если тебя не будет в городе. Я не хочу с тобой расставаться, для меня это тоже больно, но это будет лучшим решением. Разве это трудно понять?

— Яков, а разве трудно понять, что я не хочу оставлять тебя одного, что я хочу быть рядом, чтоб поддержать тебя, утешить, если будет нужно? Кто будет вытирать слезы тебе, когда меня не будет с тобой?

Впервые за вечер Штольман улыбнулся.

— Так ты из-за этого не хотела бы ехать?

— Конечно. А что может быть другое?

— Ну куплю себе дюжину носовых платков и буду вытирать себе слезы сам. Аня, мне будет легче, если я буду переживать только за себя.

— И опять будешь пить в одиночку? — серьезно спросила Анна.

— Буду ли пить? Или в одиночку? — уточнил Штольман. — Пить — возможно. В одиночку — однозначно. Мне для этого компания не нужна. Аня, ты зря так беспокоишься. Я не запойный пьяница. Да, выпиваю, но меру знаю. И пока тебя нет рядом точно не сопьюсь. Иначе ведь я тебе уж точно не буду нужен. А я без тебя не могу.

— Яша, я без тебя тоже не могу…

— И все же, скорее всего, нам придется на время расстаться, пока все не утрясется. Не думаю, что в Затонске это будет вечной сенсацией. Люди попривыкнут к тому, что начальник сыскного отделения — незаконный княжеский сын. Просто в начале для многих это действительно будет потрясением и некоторые, не зная, как к этому относиться, возможно, будут проявлять нетерпимость. Павел прав, что в Петербурге к таким новостям относятся спокойнее, там таких как я — сотни. Да и, к тому же, город большой, если кто-то и будет недоброжелательно настроен, с ним совершенно необязательно общаться. В Затонске от людей не спрятаться, а в Петербурге можно.