Только сердце подскажет

— Кому же?

— Дмитрию Александровичу! Он ему книги по медицине подарил, после того, как он Павла Александровича вылечил. А он увлекся этими книгами, — поделилась Анна о том, что когда-то рассказал ей Яков.

— Значит, Вы, доктор Милц, с князьями Ливенами знакомы?

— Знакомства, конечно, я никогда с ними не водил — не их я круга человек. Но Павла Александровича в его отрочестве как-то врачевал. И книги Дмитрий Александрович мне дарил… Но не подумайте, что я только книги по медицине читаю…

— А что еще?

— Газеты читаю. «Затонский вестник», к примеру, где статьи про Якова Платоновича и Его Сиятельство были. Ребушинский, журналист здешний, местных жителей развлекает, когда правдой, когда байками, когда и вовсе глупостями несусветными… Если он к Вам будет с расспросами про князей Ливенов приставать, проходу не давать, скажите, что или следователю Штольману об этом доложите, или адвокату Миронову, иначе не отвяжется, — посоветовал Милц.

— Это точно. Этот Ребушинский приставучий как банный лист, — подтвердила Анна.

— Сударыни, не соблаговолите составить мне компанию для прогулки в полицейский участок? Я ведь, собственно говоря, туда и собрался. Мне нужно сказать Якову Платоновичу пару слов.

— Как Марфа? Давай и правда зайдем к Якову Платонычу? — предложила Анна. — Рынок от нас никуда не убежит… А ты посмотришь, где Яков Платоныч служит. Вдруг придется когда обед ему туда нести…

— Давайте тогда Его Милости по дороге купим чего-нибудь. Негоже ему пустым чаем на службе довольствоваться.

Анна купила у лоточника несколько пирожков с разными начинками, и они направились к полицейскому управлению. Доктор Милц, которого очень заинтересовала новая знакомая, продолжил разговор с ней:

— Вы из каких краев будете, Марфа Федоровна? Я вот сам из поволжских немцев, на Волге-матушке вырос. Батюшка мой Франц Фридрихович был аптекарем, весьма уважаемым в нашем городе человеком. Хотел, конечно, чтоб я продолжил его дело, но только я предпочел лекарства не составлять, а назначать их.

— А мы из Новгородской Губернии. Батюшка Федор Гордеич скобяную лавку имел. Она после его смерти старшему брату досталась.

«Скорее, батюшка Ваш имел скобяной завод и земли, на которых этот завод стоял», — решил доктор Милц, смотря на женщину, у которой были слишком тонкие черты лица для дочери лавочника.

Марфа, видимо, поняла, о чем он думал:

— Батюшка меня во младенчестве у дома нашего нашел, вот они с матушкой меня и взяли. А кому я своим появлением на свет обязана, не знаю.

— Простите, Марфа Федоровна, что свое мнение выскажу, но Ваши кровные родители ребенка подкинули все же тем, кто бы его в свою семью взял… Это лучше, чем иногда бывает…

— Знаю, о чем Вы. О том, что просто выкинуть могли или грех на душу взять… Поэтому я на тех людей не в обиде, видно, не могли они младенца у себя оставить, но и на произвол судьбы бросить тоже.

— Добрый Вы человек, Марфа Федоровна. Другой бы на мир обозлился, что судьба у него могла быть другая…

— А я на свою судьбу не ропщу. И у господ иных судьбинушка куда хуже бывает, чем у меня. А я только у хороших людей служила. У помещика камеристкой его дочек была, пока они все замуж не вышли. Потом вот у Его Сиятельства. Ну и сейчас у Их Милостей.

— А у князя сколько прослужили?

— Лет пятнадцать.

— Не тяжело было уезжать?

— Так место новое, я семья та же — Ливены. Когда в семье остаешься, легче, чем к совсем чужим людям.

— А с родными своими отношения поддерживаете?

— Как к Его Сиятельству уехала, так не видела их более. А письма писать они не горазды, так раз в пару лет напишут… А вот с барышнями своими я чаще письмами обмениваюсь. А младшую барышню, что за столичного чиновника вышла, еще и навещаю изредка… А Вы, доктор Милц?

— Родители мои, конечно, давно умерли. А младший брат, который дело отца продолжил, тоже не большой любитель переписки… Ну вот, сударыни, мы и пришли, — придержал Милц дверь для обеих женщин.

— Анна Викторовна, доктор Милц, сударыня! — приветствовал дежурный компанию.

— Яков Платоныч у себя? — спросила Анна.

— У себя. Один.

— Яков Платоныч! Мы вот решили к Вам зайти, пирожков принесли. Ну и Марфе показать, где Вы служите…

— Пирожки, это хорошо. Мы их с Коробейниковым разделим, он должен скоро прийти, — Штольман взял у жены бумажный кулек. — Марфа, это, как ты понимаешь, мой кабинет. Я здесь вдвоем с помощником, Антоном Андреевичем. Если тебе что-то будет нужно мне передать, а меня не будет на месте, можешь сказать ему или дежурному. Или записку на моем столе оставить.

— Лучше записку, Ваша Милость. На словах-то бывает ненадежно. Есть люди, у кого голова дырявая, влетело и сразу вылетело…

— Ну это не про Коробейникова. У него голова не дырявая. Да и Павел Александрович ему записную книжку подарил, чтоб важные вещи записывать…

— Как скажете. Ваша Милость, Вы что-нибудь желаете на ужин? А то мы с Анной Викторовной на рынок собрались.

— Что Анна Викторовна будет, то и я.

— Хорошо. Тогда, если позволите, я Ее Милость у крыльца подожду, — Марфа вышла из кабинета сыскного отделения.

— Яков Платонович, я к Вам по делу, — сказал доктор Милц.

— По делу? — встрепенулась Анна. — У нас что же, новое убийство?

— Не знаю, как у Вас, Анна Викторовна, а у нас, слава Богу, насильственных смертей в последнее время не было, — сказал начальник Затонского сыска. — Тьфу-тьфу, хоть бы не сглазить… Так что у Вас, Александр Францевич?

— Я сегодня получил посылку из Петербурга. Не по почте, доставили поездом, оставили для меня на станции. Там микроскоп Цейса, о каком я только мог мечтать, и набор хирургических инструментов, сделанных в Германии.

— Рад за Вас, доктор Милц. Наконец-то сбылась Ваша мечта.

— Я был в замешательстве, от кого посылка. И только когда распаковал все, узнал, кто сей благодетель. На бумаге, в которую был обернут ящик с микроскопом, было указано, что это заказ для П.А. Ливена… Это Вы попросили Его Сиятельство это для меня купить?

— Нет, это Павел Александрович спросил меня о том, что Вам нужно. Я сказал про микроскоп, так как сам от Вас о нем не раз слышал, — честно сказал Штольман. — Хирургические инструменты — это его инициатива.

— Яков Платонович, Вы хоть представляете, сколько все это стоит?

— Думаю, столько, насколько Павел Александрович считает себя признательным Вам… за то, что его офицерская карьера не закончилась во время обучения в военном училище…

Милц посмотрел на Штольмана — точно племянник своего дяди князя Ливена. Павел Александрович, скорее всего, ответил бы ему так же.

— Передайте мои слова благодарности Его Сиятельству, как будете писать ему… Ну не буду больше отнимать у Вас время.

— Яков, я тоже пойду, — сказала Анна и поцеловала мужа в щеку, когда доктор Милц повернулся к двери.

У кабинета Анна и доктор Милц столкнулись с Коробейниковым. Он расплылся в улыбке:

— Анна Викторовна, рад, что Вы вернулись. Вы ведь к нам еще зайдете?

— Зайду, Антон Андреевич, — улыбнулась в ответ Анна. — Только в другой день.

— Хорошего Вам дня. И Вам тоже, Александр Францевич.

— Антон Андреевич, что Вы так сияете? — спросил Штольман своего помощника.

— Анну Викторовну только что видел… И еще даму у входа, она такая… глаз не оторвать… Дежурный сказал, что она к Вам с доктором Милцем и Анной Викторовной приходила.

— Впечатлила, значит, Вас та дама, Антон Андреевич?

— Впечатлила. Очень впечатлила…

«Скоро, похоже, Марфа весь Затонск впечатлит. И про меня уже не так интересно будет, что я незаконный сын князя. Поутихнут слухи, когда появился другой объект для людского любопытства».

— Не из местных жителей дама. Из благородных, но не богата — платье скромное… хотя шляпка миленькая… Может, на воды приехала, да еще доктор Милц ее пользует? На больную, правда, не похожа, но, возможно, меланхолию приехала лечить? А приходила она зачем? Случилось у нее что?