Страница 14 из 15
— Спасибо, сэр, — искренне сказала она и улыбнулась.
Грейвс бросил на неё странный взгляд. Отодвигаться он не спешил, но Тина и не была против — от него шло согревающее тепло, а запах кофе Тина обожала.
Снова подул ветер, ласково взъерошив волосы. Наверное, дело было в сладковатом воздухе — или, может, гипнотизировали звёзды, или просто из-за нахлынувшей весны, но внутри вдруг появилась невероятная лёгкость, будто ещё немного, просто оттолкнись — и взлетишь, покачиваясь в тёплом воздухе.
Тина посмотрела на Грейвса, залюбовавшись тонкой улыбкой, скользившей по его губам. Она отчего-то не сомневалась, что он чувствует то же самое.
По небосводу прокатилась и исчезла звезда, и Тина, запрокинув голову, радостно улыбнулась.
— Не-маги говорят, что, когда падает звезда, надо загадать желание, — тихо произнесла она, глядя в необъятную чёрную даль. — И оно обязательно исполнится.
— Я не привык рассчитывать на звёзды, Тина, — услышала она в ответ.
Их первый поцелуй был на вкус как весна.
========== Огонёк на кончике ногтя ==========
Комментарий к Огонёк на кончике ногтя
На фест.
— Ты думаешь о нём?
Его голос отстранённо-холодный, и даже сам вопрос звучит скорее как размышление, а не любопытство. Он смотрит на неё — и сквозь неё, и каких-то эмоций у него на лице — ноль. Тина знает, что это лишь маска. Так уж сложилось, что вокруг неё постоянно искусственные обличья. Наверное, проблема в том, что это не отталкивает её — притягивает.
— О ком? — переспрашивает она, просто чтобы переспросить. Она знает, о ком. Знает — и думает.
Гриндевальд не лезет к ней в голову. Почему — непонятно. То ли показывает доверие, то ли — просто не хочет тонуть в диком водовороте обрывков мыслей и закоренелых чувств, выплаканных сожалений и запрятанных детских обид. Ему не нужна эта шелуха, ему нужно то, что под ней, а копание в мыслях приведёт лишь к сердцу Тины.
Гриндевальду же нужен мозг.
Тина привычным жестом выщёлкивает из полупустой пачки сигарету. День тяжёлый — сегодня целых два всплеска мятежа, и рукав её белого — Гриндевальд настоял, чтобы было как у него — длинного пальто выпачкан в чужой крови, которую Тина специально не убирает заклинанием. Ей нравится контраст. Ей нравится, что кровь не её.
— Он думал о тебе, — Гриндевальд склоняет голову, и теперь его взгляд сфокусирован целиком и полностью на Тине. — Много.
Тина замирает, а потом легко пожимает плечами, крутя тонкую сигарету в нервных пальцах с трескающейся кожей. Сейчас начало зимы, а зиму тонкая кожа Тины очень не любит.
Да и весну — тоже.
— Пусть так, — она прищуривается, всматриваясь в разноцветные глаза. Зрачки у Гриндевальда расширенные, а сами глаза — безумные, но рассудок у него чист и трезв, а ум острый, бескомпромиссный. Он создан для того, чтобы управлять, вести за собой, и Тина всего лишь признала это. А Гриндевальд признал Тину.
Остальных — не признал.
Он с минуту смотрит на неё, не моргая, а потом кривит тонкие губы в злой усмешке. Может, он и не злится вовсе, да вот по-другому улыбаться у него не выходит.
— Ты не ответила на мой вопрос, — напоминает он, и Тина вдруг понимает, что для него это важно.
Где-то внутри разливается странное чувство, и Тина хочет содрать равнодушную маску с Гриндевальда, как она содрала маску Грейвса.
Потому что там, внутри, под маской — нет равнодушия.
Тина ненавидит равнодушие, а напускное — ещё больше. Тина ненавидит Грейвса, потому что внешне он был равнодушен к ней, а на деле — совсем нет.
Думает ли она о Грейвсе?
Конечно, да.
Тина подносит сигарету к губам, и Гриндевальд тут же протягивает к ней руку.
Огонь пляшет на кончике его аккуратного ногтя, и в маленьком пламени Тина видит разочарованный взгляд Грейвса.
========== День рождения ==========
Комментарий к День рождения
Для прекрасной солнечной Кати (forwenx), у которой сегодня день рождения!
Очень-очень скучаю, моя дорогая! ❤
И ещё спасибо Маше, которая таки допинала (yes, it works).
Без будильника, по привычке — длинная стрелка ровно над шестёркой, маленькая тянется к семи. Потолок — белый, ровный, одно пятнышко в уголке да сползающая змейкой на стену трещинка. Ровно полчаса — составить идеальный план дня.
Который, конечно же, провалится ко всем чертям.
Только Куинни знает про сегодня, хотя что там знать — день как день, ничего особенного. День как день, главное — не подавать виду.
Отмечать день рождения — какая глупость, правда? Что отмечать? Разве это праздник? Чего она добилась, Тина? Разве только постоянных упрёков и снисходительных взглядов.
Кстати, о снисходительных взглядах. Вот Персиваль Грейвс — у него снисходительный взгляд.
Двадцать две минуты — думать о Персивале Грейвсе.
Задание “составить идеальный план дня” — провалено. Вспомнить, как именно выглядели волосы Персиваля Грейвса, пока он отчитывал вчера Тину — выполнено.
Хорошо выглядели, чего уж там. Очень хорошо. Идеально, она бы сказала.
Маленькая стрелка — на семи. Большая приближается к двойке.
Вот идут ему галстуки, конечно. Широкие, гладкие, блестящие. Матовые тоже идут. А вот узкие, наверное, нет. Хотя, если подумать…
— С днём рожде… — Куинни розовым облачком влетает в комнату, считывает мысль про галстуки и уже с некоторым сочувствием заканчивает: — …ния. Нет, не пойдут, у него мощная шея, сестричка.
Тина уже даже не краснеет.
— Торт на столе, и он даже не в форме кое-чьего профиля, — щебечет Куинни.
Ага, на прошлый день рождения торт был именно таким. Было как-то странно его есть, но Тина всегда любила мастику, поэтому куски исчезали один за другим, а все последующие в корне неправильные мысли Тина с лёгкостью запихала в подсознание. В конце концов, если бы в первый раз.
Главное, чтобы Куинни не начала делать капкейки в форме Тины для Грейвса. Так сказать, чтобы намекнуть.
Весь отдел молча и упорно исписывает горы бумажек, и Тина почти без вздоха присоединяется, опоздав на двадцать минут — мельком увидела через витрину фиолетовый шарф, почти такой же, как у Грейвса, последний раз он его носил — когда? — кажется, месяц назад, тогда ещё лил проливной дождь и внезапно похолодал июль, и он вошел в здание, а волосы лежали мокрыми непослушными волнами, и одна прядь упала ему на лоб, а он даже не заметил, и Тина пялилась на эту прядь всё собрание, а потом он вдруг посмотрел на неё, и она уронила чернильницу, стопку бумаг и что-то ещё, кажется, кружку. Кружка не разбилась, кстати. А вот чернильница…
Тина автоматически переводит взгляд на выцветшее фиолетовое пятно на полу. А чернильница-то разбилась, да.
Количество бумаг с каждым часом удваивается; на днях приезжает какая-то проверка — непонятно, откуда, но сплетен от этого меньше не становится, — поэтому всё должно быть идеально.
Поэтому Тина должна переписать все свои отчёты.
Самое время для преступности, на самом деле, потому что проверок здесь боятся куда больше, чем каких-то контрабандных волшебных палочек или фальшивого огневиски, от которого пар потом идёт не из ушей.
Хорошо, что преступность не в курсе.
Стрелки всё бегут и бегут, Тина рассеянно думает, что вот она и постарела, хотя по ней и не скажешь, да и по Персивалю Грейвсу тоже, он в прекрасной форме, а какие у него плечи…
Следующие полчаса пролетают совсем быстро; на пергаменте не появляется ни единого нового слова.
Тина зевает и смотрит на — уже — стопку бумаг. Неплохо, Тина. Может, домой?
Часы говорят, что домой можно было ещё час назад.
А ещё — что Тина на час опаздывает на праздничный ужин.
Тина закрывает лицо руками и вздыхает. Профиля Персиваля Грейвса на утреннем торте не обнаружилось, но Тина успела прекрасно разглядеть торт вечерний. Очень смешно, Куинни.
Хотя чем гуще брови — тем больше мастики…
— Тина, — говорит низкий голос, от которого внутренности беспомощно мечутся из стороны в сторону, сердце пытается пробить грудную клетку, а мозг… просто исчезает. Впадает в краткосрочную летаргию.