Отрочество

А вот с нужником через борт, ну совсем ни разу не романтично! Даже и неудобно. Посцать, держась за канаты, да когда тебя качает, то ещё испытание. Што там в море, а што на штаны и ветром назад в физиономию, вместе с солёными морскими брызгами, та ещё загадка.

Когда же приспичило всерьёз, вот тут сразу и ого! Висеть над волнами с голой сракой, да волны в эту самую сраку — вж-жух! И улыбочки. Сильно так подозреваю, што можно как-то проще, но этих их моряцкие приколы, ети их в душу!

Если туда добрались за двое суток, то обратно шли на сутки дольше. Сперва ветер не попутный, потом время на перегрузить контрабанду во вроде как рыбацкий баркас, и только потом уже меня к пристани, немножечко ближе к вечеру. И это, говорят, ещё удачно!

— Алдос бэстэ[9]! — и не оглядываясь, домой! Показаться немножечко там, штобы не волновались, потом в бани — смыть с себя соль и понежиться в руках массажистов.

Фира начала было разгон, но вспомнила вовремя, шо я таки был всё время здесь! И остановилась. Только глазами этак выразительно — што скучала, ждала и волновалась. Ну и я тоже, глазами.

— Егорка, золотце! — засуетилась тётя Песя, у которой при виде целого и здорового меня начало разглаживаться озабоченное выражение с лица, — Всё в порядке?

— Всё так хорошо, што нивроку! — заулыбался я, сплёвывая трижды через левое плечо, и стуча по рассохшейся оконной раме так, што задребезжало стекло, — Мои остальные где?

— Санечка в соседнем дворе, рисует какое-то особо живописное дерево и сохнущее бельё. Рут жалуется, што мочила его уже три раза, но знаешь? Я тебе скажу, шо она таки гордится! Ученик Левитана, это канешно не он сам, но всё-таки немножечко история!

— А Миша в комнатах, шьёт, — она, не спрашивая, налила мне вкусно пахнущего супу, — Такой себе прилежный мальчик! И Санечка! Мине уже спрашивают — Песса, где ты взяла таких интересных гоев, шо ими начали интересоваться мамаши всех Молдаванских невест? А некоторые невесты, не буду невоспитанно тыкать пальцем в эту перезрелую Двойру, таки берут своё счастье вот этими вот руками! А оно тебе надо? Опомнится не успеешь, как они и уже! Такие себе хищницы!

— Даже и так? — нехорошо удивился я, на што тётя Песя закивала выразительно. Однако… Двойра нам не то штобы и нужна, а вот её швейная машинка совсем даже и наоборот!

А может… кошуся на сидящую напротив Фиру… и правда? Как приданное? Заодно и Мишка шить поучит, сильно так при деле будет! При нужности.

Пока я ел, мелкие отловили в соседнем дворе Саньку, притащив его наверх вместе с мольбертами. Завидев меня, он заулыбался, но вдруг вспомнил о своём, и через перила, на всю Молдаванку!

— Панталоны, Рут! Смотри, Обещала! — и уже поворотясь ко мне, — Здравствуй!

И не чинясь, за стол, только поглядывает иногда этак вопросительно. Мишка чуть погодя в дверях нарисовался. Красный и чем-то смущённый мал-мала.

— Здравствуй… брат!

— Здравствуй, брат! — отзеркалил я ему, и чувствую — улыбка полезла, смущённая малость, но хорошая.

— Тёть Песь! — решительно остановил я нашу почти хозяйку, захлопотавшуюся было с праздником здесь и сейчас, — Не надо! Я ж всё время никуда не уезжал, помните? Мы сейчас с братьями в баню, а вечером и посидим. Только не очень торжественно!

В баню пошли мужской компанией, чисто по-родственному. Не так штобы и с разбега, а обсудили сперва — где получше, да где какие особенности. Мы ж не знатоки большие. Так!

Я на словеса дяди Гиляя больше ориентируюсь, Санька с Мишкой и вовсе — на чужих людей. Собираются иногда мужики во дворе и лясы точат, поневоле наслушаешься.

Такие все спецы, но — удовольствие! Обсудить со вкусом, поспорить мал-мала. Взрослые! Имеем возможность!

По дороге газировки, мороженного от пуза. Неспешно идём — такой себе променад, как у господ.

Ну и рассказываю о путешествии, со смехуёчками. Как с палубы зад свешивал, как щурились друг на дружку с дядей Хаимом и его сыном. Ну и так мал-мала перескочил на здешнее.

— Тётя Песя тут хвасталась, шо местные невесты с мамашами своими охоту на вас решили. Говорит, настороже надо, потому как такие есть, што прям ух! За самые яйца хватают.

Вроде как посмеялись, а Мишка через силу. Эге, думаю… задело! Всерьёз проблема тебя коснулась.

— Колись! Ну!

— Што ну! — он покраснел, — Сам ты ну!

А потом и разом. Раскололся. В сторонку чуть отошёл, штоб не на слуху у прохожих, ну и мы за ним. Встали от солнца под акацией духовитой, да мороженные облизываем, третьи уже.

— Двойра эта! — и краснеет, злится, — учу когда, так навалиться норовит. Прижимается то грудью, то…

Мишка покраснел ещё сильней.

… — даже и не грудью! А от самой потом, рыбой почему-то, и мускусом ещё! И старая!

— Эге, — от таких новостей я машинально куснул мороженное, и от холода заломило зубы, — того и гляди, в штаны полезет.

Пономарёнок покраснел ещё сильней, но заострять я не стал. И так понятно, што лезет. Вот же… извращенка озабоченная!

То ли хотелок в глазах темнеет и мысли настолько прочь, што и правда на любые штаны, то ли заодно с прицелом на мастеровитость. Хотелку она потом и так потешит. Если муж для денег и штоб в паспорте был, то для остального не всегда и нужен. Найдутся добровольцы.

Кстати, почему до сих пор не замужем? С таким-то приданным и желанием! Так-то нестрашная ведь девка, хотя и не раскрасавица ни разу. Бракованная настолько, што и девство с приданым никому неинтересно? Это на Молдаванке-то, где народ не так штобы и сильно денежный!? Значица, сильно ой. Сильно не так. Падучая там, или заговаривается иногда. Не-е… такое счастье и нам не нужно!

— Значица, так! — решительно взмахнув рукой, я проводил печальным взглядом вылетевшие из рожка остатки лакомства, шмякнувшегося на раскалённую мостовую, — Двойру — на хуй!

— В смысле, — поправился я, пунцовея, — не так штобы и прямо туда, а просто…

— Мы поняли, — торопливо перебил меня Санька, весь малиновый и чуть не дымящийся. А Мишка-то! Но не заостряю, потому как и без того — ситуация!

— Дела мои, — продолжаю, — ни разу не скорбные, а вполне себе и да! Так што от слов своих о благотворительности не отказываюсь, но немножечко не сразу.

— Сперва, — и тут я снова начал пунцоветь, — Фирке… кхм, приданное!

Голос сорвался в писк, но браты не стали смеяться, только Санька губу закусил и отвернулся чуть.

— … машинку швейную! Не из-за тебя! Давно подумывал, а тут так вот совпало. А?

— Ну… — Мишка задумался, — заодно и поучу, так?

— Ага! Она ж вроде толковая?

— Соображает, — пожал он важно плечами, — станет портнихой или нет, а поднатаскать за лето, штоб хоть себе и домашним што-то простое шила — вполне.

Взгляд за Саньку, исполненный всякого коварства…

— … панталоны, к примеру!

Выпад пропал впустую, Чиж только плечами этак насмешливо. Художник! Панталонами таким не смутишь, потому как — развращённые они там, даже и баб голых рисуют.

— Какую брать будешь?

— Будем, — поправляю я Мишку, — тебе решать! Ты специалист.

— Хм, — он чуть прикусил губу и кивнул задумчиво, — подумаю.

— И… — чуть выдыхаю, — к доктору сходим.

В ответ на вопросительный взгляд вытаскиваю изрядно засалившуюся статью. Как он на это… — Хирург, — Мишка весь одеревянел, — с Москвы… тогда ещё?

— Ну… — неловко пожимаю плечами.

— Спасибо! — и только рёбрышки мои — хрусть! До боли! — Даже если и не выйдет ничего, я теперь знаю — у меня есть настоящий брат! Братья!

Санька обоих нас обнял. Постояли так чуть, и неловко стало, на улице-то обниматься. Разомкнулись. Мне только важным показалось уточнить:

— Чистое дело-то. И длинное! С такого годами деньги на благотворительность идти будут, в больницы-то. Просто ты — первый, брат.

9

Всего наилучшего!