Выстрел на поражение

Ты смотри. И правда, сообразительный. Долго объяснять условия не пришлось.

Завыла сирена, открывая передо мной железную дверь, и порыв ветра ударил в лицо, заставляя улыбнуться. Упрощать нам со Стэнфордом задачу никто не собирался.

Ветер, дождь, холод или жара всегда влияют на то, куда полетит пуля. И настоящий снайпер никогда не скажет, что он не может работать в таких условиях. Потому что настоящий снайпер никогда не говорит «никогда». Есть цель, и она должна быть уничтожена.

Вырвав пучок травы под ногами, я бросила его с высоты плеча, а потом, указав на место падения рукой, получила угол между ней и телом, разделив который на четыре, вычислила приблизительную скорость ветра и ввела на него поправки в прицел.

Ветер был косым, а значит, отклонял пулю примерно в два раза меньше, чем боковой той же силы, что значительно упрощало процесс стрельбы.

Взобравшись на пригорок, я залегла за мшистым валуном, разглядывая в окуляр прицела местность и вычисляя удобные для скрытой лежки снайперов объекты.

Лесок…Болотце рядом… Сломанный камыш рядом с кочкой… Есть. Первого нашла.

Куст… Высокая трава… Еще один куст рядом… Снова трава. Стоп. Смята. Есть второй.

Холм… Деревья… Пень… Пень мне почему-то не нравится. И интуиция меня не подводит.

Первый выстрел убивает замаскированного под пень андроида, мгновенный второй снимает бота, засевшего в яме прикрытой травой, и третий топит в болоте очередного робота.

Пока я бегу к лесу, в воздухе возникает голограммное табло, на котором загорается счет 3:3, и я, срываясь с места, бегу, ускоряясь быстрее ветра понимая, что Стэнфорд идет по очкам за мной почти след в след.

Мелькнувшая за деревом тень… Выстрел… 4:3, а уже через секунду 4:4.

Хруст ветки сбоку… Выстрел… 5:4. Мгновение, и… счет становится 5:5.

Вспорхнувшая справа птица… Три выстрела… 8:6, 8:7, 8:8…

Лес закончился, и за ним начались развалины какого-то строения. Прячась за деревом, я выбила четырьмя точными выстрелами очередные цели, с восторгом отметив что у меня с Просто Богом опять намечается ничья.

Это было крышесносно. Такого удовольствия я за всю свою жизнь не испытывала. И хотя точно знала, что не проиграю Стэнфорду, как бы сильно он ни старался. У меня возбужденно звенело в голове, и сердце, как теннисный мячик на крученой подаче, зависало где-то между выстрелами.

Когда я ворвалась в полуразрушенное помещение, находящееся на границе наших участков, счет между мной и Стэнфордом был сорок девять на сорок девять. До победы и ему, и мне оставалось по одному андроиду. Если мы сделаем пятьдесят на пятьдесят, «золотую середину», так любили называть этот счет в клубе, то малыш Пит сорвет банк, ведь на такой результат не поставил ни один игрок клуба. Спросите, почему? Да просто потому, что в «Zооm» «золотой середины» в игре никогда еще не случалось.

Я замерла в темноте, слушая тишину, и когда слух мой вычленил лишний звук, выстрелила вслепую.

На табло загорелась заветная цифра 50:50, и между мной и Стэнфордом осталась только тонкая перегородка, отделяющая нас обоих от поражения или победы.

Дверь внезапно вылетела, снесенная мощным корпусом мужчины, и я, плавно перетекая из укрытия, прицелилась в Стэнфорда в какой-то пьяной эйфории, понимая, что у меня на лбу тоже прыгает красная точка лазерной наводки его «Брайана».

— Ничья, — шумно выдохнул Стэнфорд, и вдруг просто убил своим: — Ты просто космос, детка. Кто тебя учил так стрелять?

Сказать, что я была в шоке — это не сказать ничего.

Мужчины редко опускаются до похвалы, когда это ущемляет их гордость или тщеславие, а этот говорил совершенно искренне, лишая своим прямодушием всякого желания кривить душой с ним.

— Отец.

— Покажи пушку, — так просто, словно просил дать ему поиграть игрушкой, обронил Стэнфорд.

Я протянула ему «Брайан», и он, взяв в руки мою винтовку, сначала явно расстроился, найдя ее самой обычной, а присмотревшись получше, мелодично присвистнул:

— Звездец. Это же модель с гравировкой самого Боба. Первый раз вижу что-то подобное. Да она на аукционе не меньше трех тонн стоит. Лакс, я вообще не видел, чтобы такие когда-то выставляли на аукционах. Ты что, миллионерша?

— Нет, это подарок, — скромно улыбнулась я, отбирая у Стэнфорда свое оружие.

— Крутые тебе подарки делают, крошка. Хотя… наверное, ты их стоишь…

Вот на это «хотя» надо было бы сразу обратить внимание, впрочем, как и на то, какой странный блеск появился в глазах мужчины.

Его громадная ручища за доли секунды подгребла меня к себе, подло облапав мою обтянутую термокостюмом задницу.

Ствол моего «Брайана» мгновенно уткнулся Стэнфорду в пах, но вместо того чтобы испугаться, он лишь дружелюбно поднял руки вверх, улыбнувшись мне как сытый крокодил:

— Извини, детка, проверка связи. А то вдруг у тебя под этим, — кивнул он на мой наряд, — стальные яйца?

— Хочешь знать, что у меня под этим? — прошипела я.

Не знаю, что на меня в тот момент нашло. Безумие какое-то, подстегиваемое еще не остывшим в крови азартом. Ухватившись рукой за его шею, я привстала на носочки, подтягивая к себе голову слегка офигевшего мужчины, а потом впилась в его губы жадно и требовательно, так, словно от этого поцелуя зависела вся моя жизнь.

Не думала, что я вообще так умею — слетать с тормозов от одного прикосновения к кому-то.

Бах. И реальность разнесло в хлам, как от заряда тротила.

Этот мужчина что-то сделал со мной… Приманил своей улыбкой, энергетикой, запахом… Просто Бог пах так сногсшибательно, что я, как учуявший валерьянку кот, сходила с ума, вжимаясь в Стэнфорда всем телом в дикой попытке пропитаться им насквозь.

Чужой низкий и влажный стон обжег мои губы, разогнав кровь со скоростью фотонного ускорителя. Внутри что-то перемкнуло, окончательно «сдвинув крышу», и я вцепилась пальцами в шею Стэнфорда, уже даже не целуя, а остервенело атакуя его, как сдающий позиции под напором войска бастион.

Горячий язык мужчины проник в мой рот, лаская, захватывая в плен ослепительных эмоций, и тягучая волна удовольствия пожаром понеслась по венам, плавя меня изнутри, словно огненная лава несговорчивый камень.

Мы оба чокнутые. Больные на всю голову. Потому что целоваться, сжимая в одной руке снятое с предохранителей оружие, а другой обнимая друг друга, могут только полностью слетевшие с катушек люди. Моя ладонь словно приросла к широкому затылку Стэнфорда, заставляя его усиливать яростный напор, отвечая мне таким же всепоглощающим безумием, в то время как огромная лапища мужчины давно и основательно заняла последний рубеж на моем теле, за чертой которого начиналось форменное бесстыдство.

Наплевать.

Позволяя Стэнфорду вжимать мои бедра в его возбужденный пах, я терлась о его восхитительную твердость, побуждая мужчину действовать смелее.

Длинные пальцы Просто Бога скользнули между моими ягодицами, накрывая властно и жестко горящую огнем промежность. Жаркая пульсация внизу живота стала почти болезненной от порочного и сладкого желания чувствовать эти пальцы внутри себя, двигаться им навстречу, захлебываться в экстазе, освобождающем меня от догм и запретов, которыми я сама себя обложила со всех сторон. Еще немного — и я трахну Стэнфорда прямо у бутафорской стены на глазах у сотен офигевающих членов клуба со всей страстью, на которую способна.

Не поверите. Именно эта мысль и перезагрузила мозг. Ну, не подписывалась я на участие в порно. Всякому безумию есть предел.

Ладонь моя отпустила шею Стэнфорда и уперлась в его ходящую ходуном грудь. Тяжело дыша, он каким-то совершенно ненормальным взглядом посмотрел на мои отлепившиеся от него губы, а потом с тревогой заглянул мне в глаза:

— Что не так, детка?

— Слишком много свидетелей, — просипела я, указав взглядом на расположенную прямо над нами камеру слежения.

Стэнфорд грязно выругался, бессильно уронив голову на грудь. Простояв так почти полминуты, он резко выпрямился, и у меня от красноречивости его взгляда подкосились колени.