Точка

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — сказал Искин.

— Воспользуетесь электрическим меню?

— Еще работает?

— Вполне.

Искин нажал на кнопку на планшете с выбором кофе. Мессер выпрямился от тарелки и какое-то время рассматривал собеседника, медленно двигая челюстями.

— Плохо выгляжу? — спросил Искин.

— Ужасно.

— Такой уж выдался день.

Перед «Кипарисом» Искин побывал в аптеке, забинтовал руку и увидел себя в зеркале. Черное от усталости, с ввалившимися щеками лицо его не напугало, но расстроило. Себя он едва узнал.

— А у меня, видите, — указал ножом на тарелку Мессер, — благодаря вам выдалось время полноценно пообедать.

— Я рад, — сказал Искин.

Мессер кивнул.

— Поранились? — спросил он про руку.

— Да.

— Это как-то связано с нашими делами?

— Все уже хорошо.

— По вам не скажешь.

Подошел официант. Сиреневый жилет. Серьга в ухе.

— Господин будет только кофе? — уточнил он.

— Еще можно порцию гренок, — сказал Искин. — Просто на планшете у вас…

— Его, в основном, используют только для вызова официанта, — улыбнулся мужчина.

— Тогда гренки с джемом и кофе, сладкий.

Официант кивнул.

— Хорошо. Принесу через пять минут.

Он удалился, и Искин, чуть морщась, потискал забинтованную руку. Мессер наблюдал молча. Потом, почесав родинку-слезу у глаза, склонился к тарелке.

Было малолюдно. Буки под порывами ветра шелестели кронами. Где-то вдалеке, словно в другой жизни, сигналил омнибус.

Официант принес кофе и гренки на блюдце. Искин сразу попросил счет и расплатился. Мессер съел большую часть биточков и колбасок. Наконец он, выдохнув, откинулся на спинку стула и промокнул губы салфеткой.

— Так что вы хотели мне сообщить, господин Искин?

Искин пригубил кофе.

— Я хочу сообщить вам, что юнитов больше в городе не будет, — сказал он.

Мессер хмыкнул.

— Вы на сто процентов уверены?

— На девяносто девять.

— То есть, Киле-фабрик все же закрылась окончательно?

— Да.

Мессер отложил салфетку.

— Из Киле, как я понимаю, была утечка?

— Очень локальная.

— Это как-то связано со смертью некой Лилиан Зуле, оберштурмфюрера хайматшутц, ночью в отеле «Вейзинг» на Мельберг-штросс?

— Нет.

— И вас там не было?

— Я был в другом месте, — сказал Искин.

— Можно спросить, каком?

— Я не смогу ответить точно. Я… я был не в том состоянии, чтобы запоминать.

— Хорошо, — сказал Мессер, — я понимаю.

— Вы не понимаете.

— Мне известно, что вы потеряли девушку, которую записали своей дочкой. Насколько я в курсе, ее задушили и чуть ли не в вашей комнате. Криминальная полиция, кстати, хотела бы видеть вас в участке на Литмар-штросс.

— Они думают, что это я? — спросил Искин.

Мессер пожал плечами.

— Не мое ведомство. Думаю, они в тупике. Она была дорога вам?

— Да, — сказал Искин.

— И ночью вы искали тех, кто мог ее убить?

Искин усмехнулся.

— Я уже разобрался.

Мессер снова посмотрел на его замотанную руку.

— Страшный вы, получается, человек. Ничего не скажете по этому поводу?

— Нет.

«Безопасник» потер подбородок.

— Хорошо, с этим пусть разбирается полиция. Вы же не собираетесь от нее бегать?

— Еще не знаю, — сказал Искин.

— Сколько человек вы убили?

Искин посмотрел Мессеру в глаза.

— Хотите зафиксировать признание на диктофон?

Мессер выложил черную коробочку из нагрудного кармана пиджака на стол, щелкнул кнопкой.

— Все, не записывает.

— Извините, Август, мне нечего сказать.

— Хорошо, а по поводу юнитов?

Искин взял гренок и обмакнул его в кофе.

— Недалеко от ферм Грюнерхюгель есть фабрика, там найдете продавца и покупателя, — помедлив, произнес он и опустил гренок обратно на блюдце.

После того, как Мессер упомянул Стеф, есть ему в «Кипарисе» расхотелось.

— Я могу хотя бы узнать, кто они?

Искин кивнул.

— Продавец — Вальтер, один из бывших подручных Кинбауэра, покупатель — некто Лукас, с ним был еще некто Виктор Раухер. Больше я о них ничего не знаю.

Мессер достал книжечку в темной кожаной обложке и записал имена карандашом.

— Если это тот Лукас, о котором я думаю, то он довольно высоко ценится в местном хаймвере, да, пожалуй, и в общереспубликанском. Он жив?

— Возможно.

— В каком смысле? — удивился Мессер.

— Мне было важно уничтожить емкости с юнитами, — сказал Искин. — А не то, что Лукас хотел их опробовать на канцлере.

Мессер вздохнул.

— Хотите откровенно?

Искин сухо улыбнулся. Это было как поощрение.

— По мне было бы лучше, если бы вы его убили, — сказал Мессер. — Потому что в плоскости политического заговора у расследования не будет никаких шансов на успех. Хаймвер сейчас почти что вторая власть. А может быть и первая.

— Все замнут?

— Обязательно. А преступником выставят вас. А юниты вообще пропадут из поля зрения. Он видел ваше лицо?

— Да. Но он меня не знает.

— Ладно. Фабрика у Грюнерхюгель?

— Возможно, там уже полиция, — сказал Искин.

— Было шумно?

— Да.

— Что ж вы сразу-то!.. — вскочил Мессер. — Мне срочно нужно туда.

Он забыл плащ на спинке стула, вернулся, пожал Искину руку и по буковой аллее быстрым шагом направился к выходу на улицу.

Берштайн был зол.

— Лем! Лем, я жду тебя уже шесть часов! — накинулся он на Искина, поднявшегося на второй этаж клиники. — Тебя нет! А полицейские есть! Слава Богу, сейчас уже нет, но были! И клиенты как с цепи сорвались — один за одним, один за одним. Я уже не за себя, я за «Сюрпейн» боюсь!

Искин нашел в себе силы улыбнуться.

— Иосиф, я ухожу, — сказал он.

Берштайн изменился в лице.

— Куда?

Искин пожал плечами.

— Эспаньола, Италия. Мало ли тихих мест?

Берштайн хмыкнул.

— Италия-то чем лучше Остмарка?

— Тем, что там море, мой друг.

— Это из огня да в полымя. От канцлера к дуче, — раздраженно сказал Берштайн, — не вижу здесь ничего хорошего.

Он подступил к Искину и снизу вверх заглянул в его лицо.

— Думаешь, пора собираться и мне?

— Мне кажется, осенью Остмарк присоединится к великому Фольдланду.

— Это верные сведения?

Искин в ответ пожал плечами.

— Где твоя чуйка, Иосиф?

— При мне. Нашептывает. А полиция? — спросил Берштайн. — Почему она искала тебя? Ты убил кого-то? Мне ничего толком не сказали, у тебя откуда-то появилась дочь…

— Да, Стеф, — сказал Искин.

— Родная?

Искин качнул головой.

— Это уже не важно. Мне нужно идти.

— Что, вот так сразу? — удивился, обеспокоился Берштайн. — Нет, ты постой.

Он шагнул за стол, постояв там, взялся за ручку сейфа в стене. Нижняя губа его упрямо и угрюмо вытянулась вперед. Дверца сейфа поддалась.

— Сколько тебе нужно? — спросил Берштайн, ныряя рукой в стальные недра.

На стол шлепнулись несколько перехваченных аптечными резинками тонких денежных пачек.

— Нисколько, — сказал Искин.

— Нет, серьезно, — заговорил Берштайн, заглядывая в сейф. — Двести? Триста марок? Максимум я могу дать тебе триста пятьдесят. Триста восемьдесят. Мне, извини, через два дня платить аренду, так что…

Еще несколько купюр легли на стол.

— Спасибо, Иосиф. У меня есть.

— О, господи, какой дурак! — воскликнул Берштайн. — В кои-то веки еврей расстается с деньгами без всякой для себя выгоды, а он не берет!

— Иосиф, я бы и так пришел к тебе первому, — улыбнулся Искин.

Берштайн вышел из-за стола.

— Ты плохо выглядишь, — ткнул он в грудь Искину коротким пальцем. — Три дня назад ты нравился мне гораздо больше.

— За три дня много всего произошло.

— Точно у тебя есть деньги? — остро прищурившись, спросил Берштайн.

Искин обнял его, низенького, крючконосого, кажется все больше лысеющего.

— Прости меня, если что.