Страница 25 из 47
— Ни за что.
Подошла официантка в милом коротком фартуке, и Китс улыбнулся ей, показывая ямочки на щеках. Волшебство момента испарилось. Мне захотелось, чтобы мои волосы были такими же шикарными и идеально уложенными, как у неё, и чтобы у меня был проколот нос. Но тут же напомнила себе, что Китс был со мной, а значит, вместо того, чтобы переживать из-за волос, мне нужно расслабиться. В конце концов, может, эта официантка завидовала мне, потому что именно я была с Китсом, а не она.
— Еще кофе, — сказал ей Китс, протягивая кружку.
— Горячий шоколад с обезжиренным молоком. И без взбитых сливок, — добавила я.
Улыбаясь, Китс удивленно приподнял бровь.
— Разве это не убивает весь смысл горячего шоколада? Обезжиренное молоко и никаких взбитых сливок? Ты лишаешься самой вкусной его части.
— Но так ты можешь полнее ощутить вкус шоколада, — парировала я.
— Ух ты, а я и не знал, что у меня свидание с экспертом в области горячего шоколада.
— У меня даже есть докторская степень. — Я почувствовала прилив гордости за то, что моя шутка не оказалась ужасной.
— Как продвигается Керуак?
Чёрт.
Я прикусила губу. Его лицо помрачнело.
— О нет, похоже, ты ненавидишь эту книгу.
— Я не так много прочитала, — попыталась я его успокоить.
— Ты можешь сказать мне правду.
Я пыталась подобрать слова. Сал и Дин показались мне этакими макаками в зоопарке, которые бьют себя в грудь и кричат с веток. В первых главах ничего особенного не произошло. И я была уверена, что, если бы Керуак был жив, он был бы одним из тех парней, которые, садясь в метро, так широко раздвигают ноги, что сесть на соседние два кресла совершенно невозможно.
— Просто эти ребята — этакие хипстеры, и мне кажется, что эта книга может нравиться только таким же хипстерам... Ой, я не совсем это имела в виду... Чёрт...
Мои слова его задели. У него все на лице было написано.
— Прости, я вовсе не имела в виду ничего такого. Ты скорее полная противоположность этим персонажам. Ты хороший... и... прости... мне очень жаль... — слабо закончила я.
Он немного расслабился.
— Нет, ты не должна извиняться! Это всё я виноват... просто моя бывшая, Эмили...
— Та, что на фото в твоей комнате?
Он печально улыбнулся.
— Она всегда говорила, что я заставляю её читать всякую ерунду. Иногда она бывала жестокой.
— Это ужасно, — осторожно сказала я.
Подошла официантка и поставила перед каждым из нас кружку. На поверхности моей был рисунок лапы, аккуратно прорисованный с помощью шоколадной пудры. Я сделала глоток и обожгла язык.
— Пожалуйста, скажи, что ты читаешь что-нибудь относительно приличное, если уж тебе не нравится «В дороге».
— Я читаю и перечитываю Джейн Остин. И иногда беру в руки «Хранителей», когда у меня соответствующее настроение.
Он нахмурился, явно не понимая, о чем я говорила.
— Помнишь, графический роман, на который ты обратил внимание, когда мы познакомились?
— А, комиксы.
— Вообще-то, это не совсем комиксы... — начала было объяснять я, но он меня перебил.
— Когда ты прочитаешь Керуака, эта книга взорвет твой мозг! Мы с Беккетом, моим старшим братом, даже планировали отправиться в собственное путешествие в стиле Керуака, когда прочитали эту книгу в прошлом году.
Я тянула горячий шоколад и всем своим видом старалась выказать заинтересованность.
— Мы решили организовать поездку этим летом, и Беккет ищет подходящую машину, напоминающую «Хадсон» 1949 года, так что это будет что-то необыкновенное...
Он прервался, внимательно глядя на моё лицо.
— Что такое? — спросила я, краснея.
— Знаешь, ты очень милая, когда так прикусываешь губу.
Меня накрыло волной белых цветов, я растаяла.
— Где ты выросла? — спросил он.
— Здесь. В основном. Моя семья переехала из Огайо, когда мне было шесть лет, потому что отцу предложили работу в музее.
— Ого, большие перемены.
— Да, но потом я подружилась с Эфом и перестала скучать по дому.
— Эф — это высокий темноволосый парень, с которым ты часто проводишь время? Художник?
Я была удивлена, что он запомнил.
— Да, он один из моих лучших друзей, я знаю его, кажется, целую вечность, но мы просто друзья, понимаешь? То есть, не то чтобы ты спрашивал, но...
Вспомнив вчерашний вечер, я почувствовала укол вины, но тут же одернула себя. Как сказал Эф: «Ничего особенного». Выдохни, Пенелопа.
Китс открыл пакетик с коричневым сахаром и высыпал его в кофе.
— На самом деле, я собирался спросить.
— Забавно, — сказала я, набираясь храбрости, — но несколько человек говорили мне о том, что вас с Черисс связывает некое прошлое...
— Она — просто старая подруга, — не раздумывая ни секунды, ответил он.
— Достаточно честно, — произнесла я.
— Тогда хватит о ней, — отозвался он.
Ну и хорошо, подумала я, чувствуя нарастающее в животе тепло. Китс хотел быть со мной, поэтому и выбрал меня. В такие моменты чувствуешь себя особенной.
Время шло, а мы всё говорили и говорили. Успели заказать еще два горячих шоколада и один кофе (на этот раз без кофеина). Китс рассказал, что первым концертом в его жизни стало выступление «The National». По-моему, это было круто, и я не смогла сдержать восторгов. В моем случает это был концерт Селены Гомез, и мне потребовалось много усилий, чтобы в этом признаться.
Мне нравилось, как он жестикулирует, когда говорит о том, что ему нравится: о футболе, книгах Кормака Маккарти, фильме «Клерки», рок-группе «Arcade Fire».
Он рассказал, как подсел на конфетки «Red Hots»[17], и ему пришлось делать заказ через интернет, потому что их невозможно было найти. Он показал мне полупустую упаковку, вытащив её из кармана пальто, словно пачку сигарет. Неудивительно, что от него всегда пахло корицей.
Он рассказал, что в доме в Вашингтон-сквер парке, в котором они раньше жили, водились призраки, и, когда ему исполнилось восемь лет, его мама настояла на переезде, потому что приведения плохо влияли на её чакры. Оказалось, что из-за плохого влияния Беккета он еще в прошлом месяце тайно курил по утрам и вечерам, но потом решил бросить.
Я рассказала, что считаю Джона Хьюза гением, поэтому ему нужно обязательно посмотреть «Клуб Завтрак»; «Fake Plastic Tree» — для меня самая грустная песня в мире, а The Flaming Lips ненавижу всей душой; что лучшим местом, где мне удалось побывать, считаю Коста-Рику. Туда мы ездили с родителями, и я увидела там крохотную лягушку-древолаза, которая оказалась настолько прекрасной, что я расплакалась, но жить бы я хотела в одном из чудесных лондонских коттеджей с цветами на подоконниках.
Я перечислила ему три вещи, которые мне в себе нравятся: почерк, ресницы и умение долгое время стоять на одной ноге.
Постепенно мы переключились на нью-йоркскую пиццу, обсуждая, стоит ли «Ди Фара» того, чтобы ждать.
Я: Определенно!
Китс: Её явно переоценивают.
Он наклонился вперед, слушая, что я говорю, его взгляд сосредоточился на мне, и я с легкостью рассказывала о себе. Мне нравилось, что он не переставал расспрашивать.
— Итак, Скаут, кем ты станешь, когда вырастешь?
Я пожала плечами.
— Ну, может быть, биологом, но я не уверена, что это мое. То есть да, я в этом хорошо разбираюсь, но...
Китс приподнял бровь.
— Я словно хвастаюсь, да? Но я не хотела, честро.
— Да нет, ты всего лишь похвасталась почерком, ресницами и балансом. Ничего страшного, продолжай.
— Эй! — сказала я, в мгновение превратившись в улучшенную версию себя, которая умела флиртовать.
Он улыбнулся.
— Меня не очень интересует наука... конечно, это здорово и всё такое... — Мой голос затих.
— А что тебя интересует?
Я хотела ответить: «Кроме тебя?»
— Слова, мне очень, очень нравятся слова.
Он потер подбородок и внимательно на меня посмотрел. Такое пристальное внимание смущало, и я перевела взгляд на свою кружку.