Само....ик....Самогон!

Первый строчил в своём альбоме. Мы молчали.

— Вам не жалко аборигенов, — улыбаясь, спросил он, оторвавшись от своей писанины.

Мы дружно завертели головами, показывая, что совершенно не жалко.

— Ладно, коллеги, мне их тоже совершенно не жалко, — мы дружно захохотали. — Предлагаю взять наши предложения за основу, но вас прошу обдумать и внести ещё штук по пять предложений к основному проекту. Думаю, что после того, как мы заставим этих доверчивых аборигенов принять такие законы, то их строительную отрасль можно будет хоронить. Конечно, она у них в какой-то форме останется, но они будут тратить денег раз в десять-двадцать больше, если захотят что-то построить более-менее толковое. Самое интересное, что аборигены даже не поймут, что наделали. Так, что коллеги, прошу вас подумать по усложнению жизни аборигенам в плане, например, реставрации объектов их культурного наследия. Надо сделать так, чтоб у них было множество руин, которых у них уже сейчас множество. Это заслуга коллег из культуры. А как объекты культурного наследия реставрировать, чтоб у аборигенов не было ни понимания, ни денег, ни планов. Пусть живут с руинами. Ещё надо озаботиться проблемой удорожания ремонтов существующих основных фондов. Надо, чтобы ремонты были как можно дороже. И надо аборигенов постоянно держать в тонусе в плане постоянного ожидания каких-нибудь пакостей от властей, типа замены счётчиков, что ли. Особенно мне понравился тезис о том, что надо продвигать во власть дураков и криминал. Это же замечательно, коллеги. Так, что коллеги мы поработали славно, жду ещё убийственных предложений. За работу коллеги, за работу.

Помещение опять подёрнулось пеленой, краски потускнели и я очнулся на своём диване. Нет, мля, с пьянкой надо завязывать. Это же надо, что только не привидится с перепоя. Да, но какое чёткое это видение было, я помню каждое слово Первого, Второго и Четвёртого. Что говорил я на том совещании, тоже помню. Это же надо, поучаствовал в совещании на тему "Как технично нагадить собственному государству на сотни миллиардов рублей". Такое только в кошмарном сне может привидится. Я очень далёк от строительства, но, думаю, что наши власти до такого, как предлагал я на совещании и мои коллеги-вредители, никогда не додумаются. Ведь это, какие колоссальные денежные потери, потери ресурсов и времени. Нет, наши власти не такие, они на такую самоубийственную дурость никогда не пойдут. Всё это мне просто привиделось в пьяном сне.

Мне стало стыдно: пока Ленка решает наши дела у себя в городе, пока Кузьма, в поте лица, выполняет мои распоряжения на юге, я пью горькую до полного изумления. Я посмотрел на вылизывающегося Анчара: может на него всё это непотребство свалить и объявить ему порицание, почему не удержал хозяина от предосудительных действий. Всё, решено, больше ни-ни. Исключая, конечно, дегустацию нового напитка. Да, слаб человек и весь погряз в грехах тяжких. Пойти покушать, что ли как следует.

— Анчар, хватит облизывать свою шубу, — объявил я коту. — Пойдём, поедим, что нам бог послал.

Сегодня бог нам послал квашеную капусту с растительным маслом и другие разносолы. К этим разносолам добавился копчёный окорок с вчерашним хлебом. Коту молоко и кусок колбасы.

— Давай лопай. И смотри, чтобы не пронесло, — подколол я кота. — А то оконфузишься перед кошками, ха-ха.

Начались в колхозе будни: поставил в печь тесто, кормил курей, работал по хозяйству. И много думал над новым рецептом самогона: в конце концов, самогонщик я или где. Сегодня ночью я наметил добавить в свежий напиток присадку ╧ 199, которая походила на мазь какого-то психоделического оттенка, но которая имела очень сильный запах, похожий на вьетнамскую звёздочку, только позаковыристей. Браги у меня оставалась очень мало, так как я её отдал деду Матвею, но этой браги уже нет в природе из-за диверсии его невестки. Ладно, горевать не будем. Последний раз на хуторе в этом году сделаю новый напиток, а потом уедем на юг, зашифруемся там, и буду заниматься алхимией уже в тишине и покое. День прошёл в постоянных заботах, а ночь — это время для волшебного таинства. Привычно аккуратно подготовив место работы, при этом все поверхности в лаборатории протерев спиртом до блеска, я приступил к таинству самогоноварения. У нас с дедом это был целый ритуал, и не мне его нарушать. При этом в душе поднималась волна какого-то благоговения, настроение улучшалось, появлялся кураж. Нет, положительно это моя специальность — гнать самогон и делать фантастические зелья. Сегодня весь нормальный выход был около двух литров. Ничего, для эксперимента этого вполне хватит. Лишь бы эта присадка произвела эффект, а не превратила бы напиток в непонятную субстанцию. В специальном подземном складе у меня уже хранилось штук пятьдесят банок с непонятными веществами. Всё руки не доходят, чтобы заняться химическими исследованиями, что это собственно такое. Но, я был совершенно уверен, что свойства этих материалов будут не менее фантастические, чем мой самогон.

Для сегодняшнего эксперимента я отлил свежий, ещё горячий самогон в литровую банку и смело кинул в жидкость присадку в количестве со спичечную головку. Сегодня жидкость стала весело бурлить, ничего себе реакция. Процесс бурления продолжался минут пять, потом бурление постепенно прекратилось, а жидкость окрасилась в красивый светло-травяной цвет с резким экзотическим запахом. Я с умным видом смотрел на процесс, потом достал серебряную ложку и начал крутить двенадцать раз, всё по науке. У нас как в аптеке. Естественно, с жидкостью произошла трансформация: она стала насыщенного лимонного цвета с терпким ароматом, присущим виноградным усикам. Сегодня я не спешил с дегустацией: сначала разобрал аппарат, промыл все детали и ёмкости, спрятал аппарат в секретное подполье. Теперь у меня была научная дилемма: пить или не пить. Вот в чём вопрос? Решил, что надо всё-таки пить, несмотря на осуждающие взгляды Анчара. Ну, и принял грамм пятьдесят, не выходя из кухни. Сегодня приход наступил гораздо быстрей. Воздух подёрнулся дымкой, потом эта дымка резко сгустилась, и я провалился в новое пространство. Новое пространство представляло собой комнату, в которой за столом сидел мужик средних лет. Он что-то писал на листе бумаги. Комната была освещена только настольной электрической лампой. Ага, в цивилизацию попал. Мужик оторвался от своего занятия и внимательно посмотрел на меня. В его мудрых усталых глазах испуга не было, было некоторое удивление. Хоть я и был очень далёк от литературы, но штук тридцать фотографий и картин разных писателей и поэтов за свою жизнь видел. Фото этого дядьки я тоже видел. Передо мной сидел Иосиф Бродский.

— Здравствуйте, — неловко произнёс я, видя, что у человека нет испуга, а вполне адекватная реакция.

Ещё я быстро огляделся и оглядел себя: сегодня моё тело не издавало чёрного облака. Я был покрыт какой-то светящейся зеленоватой плёнкой.

— Здравствуйте, — вежливо ответил хозяин. — Кто вы, если не секрет. Обычно, таким образом, из ниоткуда появлялся Галактион Герасимович. Вы от него?

Хозяину я ответил, что хожу я сам по себе; что никакого Галактиона Герасимовича я не знаю; что зовут меня Савелий Петрович, можно просто Петрович.

Я не знал, сколько продержится на мне зелёное сияние и когда меня выбросит в своё пространство, поэтому, не нарушая сложившуюся традицию, осмотрелся в поиске какой-нибудь ёмкости, чтобы налить в неё мой самогон из фляжки. Но таковой в комнате не обнаружилось, поэтому я просто поставил фляжку перед носом хозяина. Ладно, не обеднею. Себе ещё куплю фляжек.

Хозяин улыбнулся и сказал:

— Знаете, я могу вам подарить только свои стихи. Скажите, вы из какого времени будете?

Я сказал, что с 2000 года.

— Ещё, значит, двадцать лет, — задумался хозяин. — Что ж, есть у меня стихи, которые я написал в 1970 году, но они могут очень помочь вам…..

С этими словами он взял лист бумаги и стал быстро писать.

— Вот, Савелий Петрович, — Бродский передал мне исписанный лист бумаги. — Обратите внимание особенно на первую строчку и последнее слово.