The Slackers club

- Каким ветром тебя вновь занесло к нам? – мужчина выглядел счастливым от такой неожиданной, но приятной встречи. – Анна говорила, что ты теперь учишься в Осло. А я всегда знал, что ты – птичка большого полета!

Ева не может сдержать улыбки от его слов. Мистер Фоссбаккен всегда называл ее мать Анной, а не Анной-Марит, чем раздражал женщину, а еще постоянно утверждал отцу с самого ее детства, что все эти краски и кисточки «нарисуют ей будущее».

- Да, я учусь в академии искусств Осло, а сюда приехала на рождество. – отвечает рыжая, чувствуя легкую неловкость, возникшую из-за долго отсутствия встреч.

- Это немного неожиданно, знаешь. – мужчина отворачивается, наконец-то вспоминая, что ему требовалось отвезти Квииг домой. – Не думал, что ты еще когда-нибудь вернешься сюда.

- Я тоже не думала. – хмыкает Ева, переводя взгляд за окно и меняя тему разговора. – Так что у вас тут? Все по-старому?

- Здесь абсолютно те же люди. - усмехается Омар. – В нашем Бергене, особенно в Вэстлэнде, все также, как и было до твоего отъезда. Даже никаких новых соседей, о которых можно было бы пособирать грязные сплетни.

- Похоже, никто не собирался уезжать отсюда, кроме меня, - улыбается Квииг, порой поглядывая на мужчину в зеркало заднего вида, - как Магнус?

- Этот чертенок выклевал мой мозг, словно коршун, но все же поступил туда, куда захотел он, а не я.

- Это ведь Магнус. – по-доброму улыбается Квииг, которую грели воспоминания о старом друге. – Я помню, что он долго не мог выбрать. И где он сейчас?

- Военно-морская академия. – отвечает мужчина, поворачивая в сторону Вэстлэнда. – Я хотел, чтобы Магнус пошел в Норвежскую школу экономики, может, он бы смог вернуть мой прежний бизнес к жизни. Даже Юнас поступил туда, и я пытался сыграть на этом, ведь они лучшие друзья, но Магнус уперся, словно ничего нету, кроме этих кораблей…

Услышав имя бывшего парня, Квииг спешит сменить тему, чтобы разговор не остановился на Васкесе:

- Как давно вы водите такси?

- Уже целых два месяца. – взгляд мужчины тускнеет. – Количество моих супермаркетов сократилось до двух, и этого хватает, чтобы прожить мне и моей жене, но Магнус… Я делаю это только ради него.

- Вы очень хороший человек, - спешит подбодрить его рыжая, видя, как этот разговор отзывался болью у Омара, - мой отец один из самых высокооплачиваемых адвокатов в Осло, но он ни разу не дал мне и кроны.

- Я ничего не слышал о Людде вот уже три года. – со вздохом отвечает мужчина, останавливаясь около нужного дома. – Но не суть. Ты надолго к нам? Я и Беннет были бы рада увидеть тебя у нас.

- На самом деле, я уезжаю уже завтра в обед. Не могу долго оставаться здесь. – отвечает рыжая, неловко пожимая плечами, однако Омар, знавший ее жизнь, понимал ситуацию.

- Ты не обязана. – обернувшись, говорит он. – Я передам всем самый большой «Привет», но если все же решишь, то заходи. Магнус тоже здесь на каникулах.

- Спасибо, что подвезли. Сколько с меня?

- Ни кроны, дорогая. – отвечает Омар, сразу замечая протестующий взгляд Мун. – Возражения не принимаются. Это поездка намного дороже для меня, чем деньги.

Улыбнувшись, девушка еще раз благодарит его, кратко прощается и выходит из машины навстречу морозному холоду и неизвестности. Берген никогда не был тем городом, где требовалось надевать шапку или шарф, но тело рыжеволосой охватывает озноб лишь при взгляде на дом.

Здесь по-прежнему местами были отколоты камни от дорожки; тропа, протоптанная к дому по снегу, вела все к той же массивной белой двери; на окнах весели прежние шторы; а около входа на участок стояли большие глиняные вазы. Все было так, будто с момента ее переезда, сюда никто не приходил, а жизнь в доме замерла. Еве было странно осознавать, что в Бергене все шло своим чередом, ведь по ее ощущениям прошло так много времени, столько событий произошло в ее жизни. Сумка на плече неприятно оттягивала своей тяжестью вниз, напоминая рыжей о том, чтобы поскорее скинуть ее. Ева поднимает руку, чтобы свериться со временем на наручных часах – 18:26. Неизвестный гость, с которым Анна-Марит пообещала познакомить Квииг, должен был прибыть ровно в семь вечера, поэтому получаса наедине с матерью ей должно было хватить с лихвой. Последний раз взглянув на двигающиеся стрелки, Мун уже хочет опустить руку, однако цепляется взглядом за родинку на запястье. Как-то раз они с Кристоффером обнаружили, что если поставить их руки вместе, то на запястьях вырисовывался ковш большой медведицы. В тот день Шистад сказал ей, что даже звезды говорят об их совместной судьбе, а Ева лишь усмехнулась и поцеловала его. Вздохнув от боли наплывших воспоминаний, рыжая вбирает побольше воздуха и решительным шагом направляется к входной двери.

Пару нажатий на кнопку звонка у двери, глухой стук сердца в груди и гулкие шаги матери за стеной. Три, два…

- Привет, дорогая! – на пороге появляется Анна-Марит с кухонным полотенцем в руках. – Скорее проходи!

Мун отвечает лишь краткое: «Привет» и переступает порог с улыбкой на лице. В конце концов, это праздник. «Праздник. Рождество. Волшебство.» - как мантру повторяла Квииг в своей голове. Наверняка матери было тоже сложно пойти на этот шаг, ведь на той встрече в кафе она видела настоящее сожаление на ее лице, а не то притворство, что жило в глазах Анны-Марит многие годы.

- Если я сейчас не выключу духовку, то рождественский хлеб сгорит! – быстро тараторит женщина, а затем исчезает из коридора также быстро, как и появилась.

Ева скидывает рюкзак со своего плеча прямо на пол, удивленно окидывая взглядом свой прежний дом. На шкафчике для обуви висел маленький красный носок, на вешалке для верхней одежды была линия гирлянды, а над входной дверью висела мишура дугой. Скинув теплые кроссовки, предназначенные для носки зимой, девушка также стремительно скидывает свою короткую дутую куртку, даже не отрывая взгляда от всех этих праздничных украшений. Быстрым шагом рыжая проходит в гостиную и замирает на пороге: идеальная чистота, в воздухе витал запах печеного хлеба, а все стены и поверхности были по-праздничному украшены, но все внимание Квииг завлекает елка. Украшенная игрушками в цветах белого и красного, она стояла недалеко от окна, где привычно находилась во время праздников раньше, а на макушке горела большая звезда.

- Я тут добавила немного праздничного настроения, - в проходе, что соединял кухню и гостиную, появляется мать, - правда мило?

- Очень. – Квииг еле выдавливает из себя улыбку.

Анна-Марит исчезает в коридоре, а у Евы ускоряется пульс: могла ли она что-то принимать? Такая мысль давно закралась ей под черепную коробку, но рыжая до последнего хотела отрицать это. Это была не ее мать, а какая-то чужая женщина. Настоящая мать Евы не спрашивает ее о том, где она ночевала, обедала ли сегодня, не украшает дом на праздники и не называет ее «дорогой». Последний раз она так улыбалась ей в детстве, когда гладила щеку пальцами или заплетала косы. Вздохнув поглубже, рыжеволосая натягивает улыбку и проходит на кухню, где во всю шла готовка, и сервировался стол.

- Тебе нужна помощь? – с напускным энтузиазмом спрашивает Ева.

- Нет, я почти все уже приготовила, так что отдыхай. – отвечает Анна-Марит, нарезая овощи. – Может, тебе следует переодеться во что-то другое?

Вот она – настоящая сущность мамы. Как бы та не пыталась прикрыть ее любезностью или вежливостью, но никак не могла избавиться от этого. Женщина была недовольна ее внешним видом: высокий пучок на голове, толстовка пастельно-желтого цвета и черные джинсы. Не празднично, не официально, не так, как хотелось бы Анне-Марит. Глупая улыбка от осознания этих вещей прорывается на лицо рыжей, но она удерживает ее в узде, отводя взгляд в сторону. Ева уже хочет развернуться, как вдруг понимает, что на столе была сервировка на четыре персоны. Четыре…?

- Мам, а почему так много тарелок? – рыжеволосая старается сделать максимально безучастный вид, когда задает этот вопрос.