Страница 5 из 7
Этот путь имеет свои тайны – они раскрываются, когда приходит время. К каждой из них ведут многие знаки – ты их встречаешь повсюду, даже во сне, но не принимаешь за таковые и благополучно пропускаешь мимо. Нельзя подойти к следующей тайне, не поняв мудрость предшествующей. Если пропустишь знаки и не раскроешь тайну – судьба подведет тебя к этому с другой стороны, и так – до бесконечности, пока не выучишь урок. Поэтому путь этот напоминает плавание против течения с порогами, на которых можно отдышаться, и, наслаждаясь красотой всего творения, набраться новых сил.
Каждый порог зиждется на семи тайнах. Лишь их познав, откроется тебе доселе неведомое.
Слушай же и запоминай знаки, что приведут тебя к первой тайне. Все произойдет в самые обыкновенные и привычные для тебя будни сената. Привычное менее всего заметно глазу, и потому множество великих чудес ускользает ежеминутно. Тебе придется самому сделать и осознать свой выбор: ступить на путь или нет; от полного понимания этого будет невероятно трудно, но легко дается только глупость. Девушка невиданной красы предстанет пред тобой, но ты будешь поглощен своими чувствами и не поразишься ее красоте, возникнет из музыки и света, но ты подумаешь, что это – только игра твоего воображения. Ты пробудешь с ней долго и будешь готов расстаться, когда прозреешь: в руках у нее запечатлен знак бесконечности, но она об этом даже не будет догадываться. Такова первая тайна!
Будь внимателен: каждая раскрытая тайна дает тебе ключ к следующей. Как из чрева матери родится дитя, так из малой тайны родится все большая; и чем большим знанием будешь овладевать, тем все более неизвестные горизонты станут являться твоему восхищенному взору.
Вторая тайна следует из первой – помни об этом. Из перьев жуткого существа родится слово, из слова – история. Внемли той истории, что уведет многих в Равенну, и разреши первой половине целого уйти из твоей жизни, но отыщи вторую. И перед тем, как вырвется она из стен города, встреть ее на следующий день, куда направят тебя слова первой! По отрешенности от радости и горя узнаешь ты того, к кому лежит твоя дорога! Будь дружен, человечен и добро расположен – и услышишь ключ к третьей тайне.
Третья – лишит тебя богатства привычного взора и роскоши; характер и нравы оставь у порога, птица птице глаз не выклюет, а от волка овцы сбегут. Простота и воздержанность слова не лишат чести и доблести, и не доведется начинать сызнова. В скромной обители нередко пылает талант, укрываясь от жадных взглядов, злобы иль зависти, и будь осторожен, чтоб высокомерие, обращенное на такого, самого тебя же не задавило! Скромность родит чистоту – узнаешь об этом из вольных слов, и будет возможность понять, где искать – благодарность другого всегда ждет тебя, коль готов ты ее принять.
Четвертая тайна откроет в тебе новый мир. К этому нельзя быть готовым. Троих людей минуешь ты и лишь тогда узреешь милые черты! Ищи же любимую птицу Аполлона, символ поэта, птицу Жизни! А с ней найдешь и тайну, от которой у тебя не останется и белого пера с ее покрова, но за которой бросишься вдогонку.
Пятая тайна откроет тебе жизнь иную: не слышно и дыхания ее, но глазу видна, не поговоришь с ней, но она воодушевит тебя сама, откроет мир чудес и музыку души, которой никогда не слышал прежде ты.
Следующие две тайны предстоит тебе открыть самому, без подсказок и помощи друга. Только из настойчивости, воли и собственных размышлений родится великая сила. Следи за знаками и слушай сердце! Оно не покинет тебя, как ты – его.
Выбор – за тобой, Сильвинус».
Взбудораженный мужчина отложил свиток в сторону, шумно вдыхая свежий воздух. Но в комнате было что-то не так: не хватало простора, широты, не хватало жизни. Закрыв глаза, сосредоточившись на только что прочитанном, он смог дышать размеренно, но так и не успокоился.
Наконец, поняв, что нельзя заставлять гостью так долго ждать, он покинул свою комнату, предварительно вернув все на прежние места. На обратный путь Сильвинус потратил гораздо меньше времени – он спешил, опасаясь, что девушка не стала его ждать и ушла. Впрочем, напрасно он подозревал ее в такой неблагодарности – та смиренно сидела на стуле, дожидаясь его возвращения. Лиг, слуга Сильвинуса, что-то горячо ей объяснял, указывая на арфу.
– О чем ты там снова разглагольствуешь, Лиг? – добродушно прикрикнул хозяин.
Аврора обрадовалась его появлению, Лиг – едва не подскочил на стуле от внезапности, но через секунду рассмеялся:
– Да вот, хозяин, рассказываю гостье о твоей любви к музыке, об особенностях инструмента, что греческие мастера изготовили по специальному заказу.
Авроре не терпелось вернуться домой – как-никак, ее родные, если не мать, то отец, волнуются; она не предупредила, и ее исчезновение не могло пройти незамеченным. Сильвинус предложил послать гонца с вестью, но девушка хотела сама повидать родителей. Тогда, распрощавшись с Клувией и Лигом, вдвоем они вышли на улицу. Особняк нового знакомого располагался отдельно от обычных домов, чуть севернее портика Ливии. Сколько раз девушка проходила мимо этих окон, любовалась утонченным вкусом владельца, но и помыслить не могла, что под этой кровлей может биться сердце, страдая от ран, так похожих на ее собственные!
Шли они малолюдной дорогой вдали от купчих и торговых мест, вдали от развлечений толпы, шумных кабачков и подозрительных притонов. Эта дорога больше подходила важным и знатным гражданам: в округе многие особняки стоили немало денег, охранялись хорошо, и толкаться здесь темным особам попросту не дозволялось.
Разговор не ладился: чем больше Сильвинус хотел раскрыть тайну, узнать ее загадку, тем все трудней давались ему слова, тем все мучительней становилась тишина между словами.
Но богами была назначена им иная встреча, непредвиденная, немилосердная, да и не встреча вовсе – один лишь след от жизни другого человека, одно воспоминание, – как после бури, что, пронесшись, оставляет признаки своего буйства. Только при этой встрече буря пронеслась не по земле, а в душе Авроры: гулкий удар потряс ее волю, желчное пламя явленной боли вновь растравило, растревожило открытую рану. Сильвинус в непонимании и беспокойстве обратил глаза к девушке – на той не было лица.
– Что с тобой? Ты словно увидела призрака, восставшего из могилы и ступившего на землю!
Она тяжело задышала, пытаясь отойти от пережитого волнения:
– Так и есть! Тот мужчина – взгляни! Я его узнала: это он самый, призрак из могилы… мужчина с красными перьями.
– Что ты такое говоришь? Какой мужчина? – Сильвинус еле успел приметить грозную фигуру городского полицейского в полном облачении; тот их не видел, но обернулся по привычке – и одного мига хватило, чтобы запомнить его суровые черты.
– Да. Лицом совсем не мил, глаза прохладней стали и впиваются, будто когти орла или зубы шакала. Но он – не призрак из могилы.
Аврора только прошептала:
– Призрак… из далекого прошлого, которое, я надеялась и уповала, больше ко мне никогда не вернется, но оно не щадит меня и, словно в наказание за давние грехи, жжет зеленые листья моей весны и затмевает солнце, – и потянув за руку опешившего Сильвинуса, сказала, – пойдем, присядем. Я расскажу тебе эту жуткую историю, если ты только сердцем не дрогнешь.
Она смело заглянула ему в глаза и, увидев их блеск и красоту, поняла, что и в этом они схожи: идти на риск, не оценивая сил, снести, сокрушить все на своем пути, подчинить себе волю и желания ближнего или пасть жертвой собственной неразумности – это их призвание; такова и его природа.
Присев в тени задумчивого вяза, Аврора поведала ему о тех несчастьях, что вторглись в ее жизнь после краткого пребывания в зловещей тюрьме. Юная богиня любви никогда прежде не могла такого представить: она, властительница сердец, распоряжавшаяся чувствами мужчин по своему усмотрению, открывает сокровенные тайники души тому, с кем знакома только несколько часов. Но не было ни неудобства, ни стыда: долее хранить в себе под тленным покровом губительное пламя она не могла – оно сжигало в ущерб души и тела. Сильвинус слушал, затаив дыхание; он сопереживал, как мог, понимал, какой тяжкий жребий выпал на ее долю и внес пагубный раздор в ее ум. Как это было понятно ему: жить в грезах одной жизнью, а наяву – совершенно иной. Потом они сидели в безвременном молчании, подставляя головы под нежные лучи величественного светила.