Страница 4 из 7
Впрочем, Авроре этого не надо было объяснять: это было ей знакомо и понятно, и она подхватила мысль хозяина дома:
– Точно! С раскрытием некоторых из них прежде назначенного времени мир становится ущербным и бедным, теряет свою неизъяснимую прелесть! В самой тайне заключено некое блаженство, которого лишены все прочие предметы.
Так они наслаждались теплым разговором и вкусными блюдами, легкими и непритязательными: свежим салатом, цыпленком с ветчиной, сыром, источающим влагу, вином из смоленых кувшинов.
Вволю наевшись, Аврора в порыве благодарности возложила руку на плечо Сильвинуса, а тот, сам не поняв, зачем это сделал – заключил ее цветущую руку в темницу из своих ладоней. Приблизив руку близко, так что ее пальчики оказались прямо напротив глаз, мужчина обмер от неожиданности. Молодая красавица, привыкшая к восхищению и почитанию со стороны мужчин, была не лишена изрядной доли тщеславия, а потому, как само собой разумеющееся, приняла этот жест и не просто удивленное, а как молнией пораженное лицо собеседника. Иное дело, что она несколько не ожидала такого внимания именно со стороны Сильвинуса после всех предшествующих слов. И все же малость смутилась в глубине души, но скоро успокоилась, объяснив это тем, что красота действеннее всех слов в мире. Тем временем хозяин, приютивший на ночь гостью (сам он ночевал в другом крыле дома), пришел в себя или только сделал вид, что пришел.
После обеда Сильвинус обещал проводить Аврору до дверей ее дома, но теперь он был в этом не уверен. Пока девушка отлучилась по женским делам, молодой оратор расхаживал по комнате вдоль и поперек. Покой покинул его. Воображение все больше воспалялось, и он вновь видел пред собой нежные пальчики, обещавшие неземную усладу. Но не сами они поразили искушенного мужчину; неожиданностью стали те контуры, что были на них начертаны – естественные рисунки, которые природа по какой-то необъяснимой причине сделала для каждого человека особыми.
– Круги, круги… малые и великие… одни внутри других… круги, – ходил, не в силах остановиться Сильвинус, без перебоя повторяя снова и снова все то, что овладело его умом. – Круги, круги… Один внутри другого, как капля, ударяющая по воде, порождает бесконечные…
На этом слове он и застыл, как вкопанный, еле договорив:
–… круги!
Глаза его лихорадочно забегали, точно вспоминая нечто важное, а затем он, подобно Архимеду, громко воскликнул:
– Эврика! Бесконечность… Да вот же он! Знак бесконечности, – волна удовольствия накрыла его, ликованию не было конца, словно он нашел несметное сокровище, в поисках которого провел немало лет.
«Все-таки тот безумец был не безумен. По крайней мере, не более чем каждый из нас отдельно взятый. Он оказался прав: тайны существуют, надо только научиться их различать. О боги, так дорога счастья, в самом деле, существует, и я – в самом ее начале?! О, как бы не сбиться теперь с пути! Первым делом надо вспомнить те вехи, что я одолел, и узнать о тех, которые только предстоит преодолеть. Где-то я записывал, как помню – сразу, в тот же день, все, что мог припомнить из слов, какие казались мне бредом. О, благодатная судьба! Спасибо, что научила прислушиваться к самым, как думается поначалу, недостойным внимания людям. За этот спасительный жест благодарю: от зловещей косности избавившись, теперь хоть в пляс могу пуститься!»
И он устремился в личные покои, на ходу упиваясь внезапным успехом. Едва не сбив повстречавшуюся Клувиену, хозяин только бросил:
– Пусть Аврора дождется моего возвращения! Я недолго!
Как добрался до своей комнаты, так с жадностью голодного зверя набросился на все ларцы и сундуки, роясь среди множества свитков, порядок расположения которых знал только он сам. Ушло не так много времени, – хотя ему эти секунды показались бесконечными, – как Сильвинус достал и развернул на столе длинный свиток, состоявший из нескольких скрепленных меж собой обычных. Его аккуратным почерком, выверенным с той тщательностью и прилежностью, на какую не способны переписчики, было выведено:
«Слишком уж мы не ценим жизнь. Живем день за днем, обращая внимание только на то – как, но не – зачем. Об этом меня сегодня заставили задуматься слова странного юноши: одет он был просто, даже бедно, я б сказал, но говорил так, будто родился свободным от всяких уз. Мне сдалось, что над ним не властен ни один человек. О, нет! Он не говорил, подобно бунтарю или вольнодумцу, он говорил как философ, да только во всякой философии людской есть уязвимые места, а у него я их не видел. Но самое поразительное в нем, от чего немеешь в первые минуты, – его глаза… дивная игра света, наверняка это фокус, но я не берусь их описать. Он только и сказал мне тихо, еле уловимо – я даже не разглядел, как шевелились его губы:
– Ты можешь жить лучшей жизнью. Зачем ты так?
И исчез, а я не проронил ни звука. Просто остался стоять на том же месте. Было это возле храма Согласия. Впрочем, все объясняется легко и просто: была безлунная ночь, а случилось это в тени массивных колонн, куда не проникал и слабый лучик звезд…
Но чего ему было нужно от меня?
…
Через месяц. После встречи с ним мои кошмары, словно набрали силы. Каждый день я размышлял о его словах и о той жизни, что вел до некоторых пор. И вот сегодня я вновь встретил его! Эта встреча, если и не изменит всю мою жизнь, то заставит воочию убедиться, что умалишенность, как и невежество, – понятие беспредельное.
На этот раз я повстречал его при свете дня и запомнил лицо. Хотя сейчас мне кажется, что приметы лица куда-то уплывают, и я не смогу назвать ни единой черточки, попроси меня кто-нибудь об этом. Он поджидал меня у храма Земли. Я возвращался с Форума и разглядел его только в самый последний миг, едва не столкнувшись с ним носом. Разговаривали не час и не два. Когда я его встретил – было что-то около трех часов дня, а когда мы разошлись – до полуночи оставалось всего ничего. Сейчас утро, пишу потому как чую: все позабуду! От всего разговора к этой минуте услужливая память сохранила обрывки, которые постараюсь сложить в цельную речь. Странное дело: мне совсем не хочется ни есть, ни спать. Он будто влил в меня некую божественную силу, зажег во мне искру, погребенную под песком и мусором. Среди раскаленной пустыни мне все мерещится источник с живой водой, и я сам, уподобляясь безумцам, несусь к нему с тщетной надеждой достичь!
– Сильвинус, – обратился он ко мне. – Ты пришел к пониманию, что дальнейший жизненный путь целиком зависит от тебя. Ты освободился от обстоятельств, но не от собственных заблуждений, что сковали разум твой и задули свечу сердца. Потому ты делаешь выбор, уверяя себя, что иного выбора нет, а этот тебе нравится и по душе. Но ты можешь войти в лучшую жизнь, которую выберешь не потому, что иного пути нет, а потому, что она – лучшая! Выбор за тобой: дорога почестей, как римляне ее зовут, или Путь судьбы, неотделимый от тебя самого. Он слит с тобой в одно целое, а потому ты его не видишь. Но его и не надо видеть – в него надо верить, всей душой, всем сердцем! Путь судьбы есть у каждого человека. Но увидеть у другого сможет лишь тот, кто одолел какую-то часть себя. Этот путь простирается в беспредельность, он – выше понимания, потому что, как только ты преодолеешь и поймешь одну его часть, перед тобой предстанет следующая, более трудная и непонятная, но и – более возвышенная и прекрасная!
Величайшее счастье выпадает на долю того, кто, еще не ступив на свой Путь судьбы, встречает человека, прошедшего по своему определенное расстояние, не смутившись от трудного испытания, не дрогнув от ответственности, что сразу же ложится на плечи. Мне самому улыбнулась фортуна, и еще в детстве я встретил такого человека. Теперь вот я сам хочу, подобно моему учителю, дать тебе некоторые знания, которые не будут лишним грузом, если ты решишься последовать судьбе – ее не сможет тогда изменить ни один бог. Если не решишься – постепенно ты позабудешь обо всем этом и перестанешь думать, что жизнь твоя определяется тобой. Может, ближе к старости, легкой ностальгией дыхнут на тебя тусклые осколки полученного знания, поднимут рябь, всколыхнут дремлющий твой разум, да только сил их применить у тебя тогда не будет.