Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Насколько нам известно, княгиня Татьяна Васильевна Юсупова, молодая вдова бывшего фаворита Екатерины II Потемкина, а затем жена Николая Борисовича и мать Бориса, первой из Юсуповых превратила штраф с незамужних женщин в постоянный доход, сделав это в имении, где брак был близок к универсальному. В 1816 г. она посылала письмо за письмом в свою вотчину Бутурлино на западе Калужской губернии, требуя объяснения, почему в 1815 г. она получила только 1179 рублей от сборов с незамужних девок и молодых вдов. Это, по ее словам, было гораздо меньше, чем 2000 и более рублей, полученных в предыдущем году, или 3000 рублей с лишним, собиравшихся ранее. Она требовала расследования и полной переписи незамужних женщин260.

В 1816 г. по результатам ревизии в вотчине проживали 5272 мужчины и приблизительно столько же женщин. В описи, полученной Юсуповой, перечислялись 418 незамужних девок и женщин, достигших возраста наложения штрафа: от 15 до 41 года. 138 из них было по 15 лет; их отцы платили лишь за то, что имели 15-летних дочерей. Всего 38 в списке были в возрасте от 21 до 41 года; максимум 1,5% взрослых женщин 21 года и старше были не замужем. Штрафы, уплачиваемые отцами, составляли 5 рублей за дочь в возрасте 15 лет, по дополнительному рублю за каждый следующий год до 20 лет и 10,5 рубля с 20 лет и далее261. Эти штрафы были выше, чем те, что позже взимал ее сын Борис, но нет признаков того, чтобы они побуждали молодых женщин выходить замуж раньше, чем они бы это делали в противном случае. На самом деле княгиня Юсупова была бы расстроена, если бы они выходили раньше, потому как она явно жаждала получить свой доход. Она отвергла предложение посланного на расследование доверенного отменить штрафы и заставить всех девок выходить замуж к 18 годам262. Напрашивается предположение, что она, собственно, и штрафовала 15-летних, потому что так мало было незамужних 20 лет и старше, с которых можно было бы взять штраф. В 1836 г. она опять сетовала на нехватку поступлений от штрафования бракоспособных женщин263.

Мужики в вотчине, однако, неверно истолковали намерение Юсуповой. Когда до них дошло, что ее доверенный составляет список незамужних баб, 40 крестьян попросили жен для себя или для сыновей. Опять же это была ничтожная часть взрослых мужчин вотчины, но, может быть, у них действительно были трудности со сватовством. Один случай, довольно подробно изложенный в переписке, касался отставного солдата с двумя неженатыми сыновьями. Он утверждал, что его двор придет в упадок, если сыновья не женятся, но отказался сватать сироту, так как она была слишком бестолковой. К тому же двору не грозил упадок: жена солдата была еще жива и с ними жила вдовая сестра или золовка. Причиной, по которой ни одна девка не шла за его сыновей, была убогость их двора264. Даже в крестьянской общине, где брак был универсальным, были дворы с такой дурной славой, что отцы не хотели отдавать туда своих дочерей. В этой ситуации крепостные мужики могли надеяться только на то, что хозяева примут их сторону.

Шереметевы, которым в конце XVIII в. принадлежало больше крепостных душ, чем какой-либо другой семье, гораздо раньше Юсуповых узнали об отвращении к браку среди своих крестьянок. Петр Борисович Шереметев впервые ввел штрафы на незамужних женщин в 1768 г. В его вотчинных инструкциях от 1764 г. штрафы не фигурируют. Информация о повелении 1768 г. содержится в дневнике, который вел мануфактурщик из промыслового села Шереметева Иваново в Шуйском уезде Владимирской губернии. В то время большинство крепостных в Иваново были староверами, многие из них беспоповцы – спасовцы и федосеевцы, чьи женщины были наиболее склонны отвергать брак. Штраф брался пряжей – 2 фунта с незамужних женщин 18–20 лет, 3 фунта с 20–25-летних, 10 фунтов с 25–30-летних – или деньгами в расчете по 20 копеек за фунт. Этот штраф, возможно, применялся только в Иваново265. Однако штрафы пряжей опять появляются в 1790-х гг. в других имениях, так что они явно сохранялись в управленческой памяти.

Сын Петра Николай, очевидно, узнал, что значительное число женщин в его вотчинах отказываются выходить замуж, только когда он (или его вотчинные управляющие) посмотрел на ревизские сказки 1795 г. Эта ревизия проходила непосредственно после значительного скачка женского сопротивления браку в его имении Вощажниково Ростовского уезда. В селе Вощажниково с населением около 1000 душ (обоего пола) в 1791–1795 гг. отказы от брака среди женщин 25 лет и старше достигли почти 10% по сравнению с менее 5% в той же возрастной категории в период между 1781 и 1790 гг.266 Естественно, Шереметев должен был увидеть, как возросло количество незамужних женщин младше 25 лет. В 1796 г. он писал управлению Вощажникова, что в вотчине много незамужних, то есть бесполезных женщин, а также слишком много холостых мужиков и (молодых, по всей вероятности) вдов и вдовцов. Он ввел штрафы на всех незамужних и неженатых в возрасте 20–40 лет: 2, 4 или 6 рублей в зависимости от состоятельности двора; позже он добавил, что штраф может платиться пряжей по эквиваленту. И приказал, чтобы правление послало ему список всех вощажниковских холостяков, девок, вдов и вдовцов в возрасте от 17 лет и старше267.

Шереметев послал практически идентичные замечания и приказы в 1796 г. в свое Иваново. По статистике, извлеченной им из результатов ревизии 1795 г., там было 550 холостяков и вдовцов от 18 до 40 лет и 869 девок и вдов от 15 до 40. Это были цифры солидные, но завышенные, так как подсчет начинался с 18 и 15 лет, и их нужно рассматривать в контексте общего числа населения вотчины – 3357 душ мужского и 3267 душ женского пола в 1774 г., то есть одним поколением раньше268. Тем не менее в 1795 г. процент взрослых мужчин и женщин, никогда не вступавших в брак, был, судя по всему, существенным. В 1796 г. Шереметев послал также приказ наказывать незамужних женщин в свое имение Серебряные пруды Веневского уезда Тульской губернии. Незамужние женщины должны были работать или могли откупиться 20 фунтами пряжи или 6 рублями. Неясно, при каких обстоятельствах эти разные санкции должны были применяться269.

Как ни странно, Николай Шереметев, должно быть, сначала неправильно понял причину, по которой женщины не выходили замуж. Как и у Владимира Орлова, первая его мысль, похоже, была, что некоторым мужчинам мешала жениться слишком высокая кладка. Устанавливая штрафы для незамужних женщин в Серебряных прудах в 1796 г., например, Шереметев повелел, чтобы «дачи же за невесту денег совсем уничтожить»; чтобы дать стимул богатым отцам отдавать своих дочерей в бедные дворы, он велел взамен освободить их «от всех вотчинних послуг»270.

В 1802 г. Шереметев, вероятно, посылал запросы в отношении кладки во многие или во все свои имения, поскольку получил в тот год как минимум три отчета о местных ставках из трех разных вотчин. По всей видимости, он узнал, что крестьяне продолжают требовать друг с друга кладку даже после того, как он приказал им это прекратить. Кладка в Борисовке Белгородской губернии, как указано в отчете, была 100 рублей, в cергиевском имении – 20–30 рублей и выше. Крестьяне из имения Хвощевка в Горбатовском уезде Нижегородской губернии жаловались, что отцы нарочно требуют больше, чем им по карману, чтобы отвадить ухажеров. Местное правление приказало, чтобы крепостные доносили о таких случаях: виновные отцы, годные к военной службе, будут отправляться в армию, негодные – на пожизненные каторжные работы271. Вполне возможно, что отцы в Хвощевке – известно, что в этой местности жили федосеевцы-беспоповцы272, – действительно защищали своих чурающихся брака дочерей таким образом, так же как в то же самое время поступали отцы в Орловской вотчине в Любимском уезде. Но проблема была не в кладке – этот обычай русских крестьян, хотя он наверняка усложнял женитьбу для мужиков из бедных дворов, был так же распространен среди поголовно брачившихся крестьян, как и там, где наблюдался повышенный уровень женского сопротивления браку273. В любом случае в 1804 г. Николай Шереметев уступил обычаю; он приказал, чтобы отныне бедные крестьяне выкладывали не больше 20–30 рублей, а крестьяне среднего достатка – не больше 50 рублей. В 1815 г. его сын и наследник Дмитрий (или управляющие, действовавшие от его имени: Дмитрию в то время было всего 12 лет) издал откорректированные вотчинные правила, запрещавшие кладку, но его крепостные наверняка пропустили этот приказ мимо ушей точно так же, как они это сделали в 1796 г. в отношении приказа Николая274.

260

РГАДА. Ф. 1290. Оп. 2. Д. 330. Л. 11, 12 об., 34–35, 41; Д. 331. Л. 37–38. Юсуповы называли это имение смоленским, вероятно, потому что большинство его маленьких деревень находились в Смоленской губернии. Возможно, практика штрафования незамужних женщин была введена предыдущей владелицей, графиней Мусиной-Пушкиной. Юсупова цитировала ее в вопросе о приносимом штрафами доходе.

261

Там же. Д. 331. Л. 60 об., 73, 108, 143 об., 145–166. Женщины, явно неспособные выйти замуж, не облагались штрафом и поэтому, по всей видимости, не были включены в опись.

262

Там же Л. 143 об., 143a.

263

Там же. Оп. 2. Д. 480. Л. 9, 13, 21, 25, 31–34 об., 38–38 об., 40–40 об., 44–45 об. В 1836 г. штрафы начинались с 17-летнего возраста, потому что к тому времени минимальный законный возраст вступления в брак для женщин был 16 лет.

264

РГАДА. Ф. 1290. Оп. 2. Д. 330. Л. 34, 35, 37; Д. 331. Л. 143, 143a.

265

Полушин Н. А. Выписки из памятной книги А. Ф. Полушина // Русский архив. 1898. № 6. С. 179, 190; Гарелин Я. П. Город Иваново-Вознесенск. С. 42, 163–164. Историки, прорабатывавшие архивы Шереметевых, – Щепетов, Прокофьева и Деннисон – судя по всему, не нашли ничего касающегося этого наказа Иванову или какой-либо другой вотчине.

266

Эти данные содержатся в ревизской сказке села Вощажниково от 1816 г.: 9,6% женщин в когорте 40–44 лет никогда не были замужем. В предыдущих 5-летних когортах – 45–54 лет в 1816 г. – только 3,2% и 4,8% женщин никогда не были замужем (De