Страница 13 из 18
В Оптину пустынь Николай Гоголь приехал духовно зрелым человеком. Ему 41 год. Он уже написал все произведения, которые составили его славу крупнейшего писателя эпохи. Не завершена только грандиозная поэма о русской жизни «Мертвые души». В паломничествах он уже заезжал так далеко, как мало кто решался в его окружении – до Иерусалима, где отстоял ночную литургию у Гроба Господня. После паломничества в Иерусалим, откуда Гоголь привез камушек от Гроба Господня и кусочек дерева от старых дверей Храма Воскресения, писатель изменился. Даже на лице его были заметны большие перемены. Прежде закрытый для людей, теперь он стал мягок, добр, доступен, снисходителен. Про него говорили, что он дышит христианством.
Близкие люди с опаской поглядывали на Гоголя и его поведение, которое все более и более им казалось странным: он перестал создавать сочинения с необычными сюжетами и удивительными героями.
Когда его обвиняли в том, что творчество стало излишне религиозным, Гоголь замечал, что просто душа теперь стала предметом его искусства.
Его «Выбранные места из переписки с друзьями» произведение малопонятное, как и его поведение: Гоголь изнурял себя голодом и постами, непрерывно молился, куда бы не приехал – почти не пропускал церковных служб. Его речи, тексты, письма, в основном, о том, как важно молиться, спасаться свою душу, искупать грехи и готовиться к смерти.
Теперь он мечтал поехать на Афон и даже предполагал, что на Святой горе допишет свою поэму. Чичикова ждали Сибирь и нравственное возрождение. Многие герои первого тома, которых Гоголь описал сатирически, должны были измениться. А чтобы это произошло, был убежден писатель, надо было измениться самому. Он заботился о своем духовном росте, искал душеспасительных разговоров, читал святоотеческую литературу.
У него были единомышленники.
По всей вероятности, в Оптину Гоголя направил Иван Киреевский. Духовный сын настоятеля обители – это он рассказал Гоголю о старцах, о том, как они понимают любого человека от крестьянина до первого лица в государстве, как они прозорливы, но главное – их сердца наполнены той любовью, которой никому не хватает в Москве и Петербурге.
И все, что обещал Гоголю Иван Киреевский, подтвердилось. Воспоминания об Оптиной стали настоящим утешением Гоголя в жизни. Ухудшающееся здоровье, нервозность, слабость – все это для писателя не важно, когда он получал весточки из любимого монастыря. Он не уставал писать об обители своим друзьям возвышенные строки: «Я заѣзжалъ по дорогѣ въ Оптинскую пустынь и навсегда унесъ о ней воспоминанье. Я думаю, на самой Аѳонской горѣ не лучше. Благодать видимо тамъ царствуетъ. Это слышится въ самомъ наружномъ служеніи… Нигдѣ я не видалъ такиъ монаховъ, съ каждым изъ нихъ мнѣ казалось, бесѣдуетъ все небесное. Я не распрашивалъ, кто изъ нихъ, какъ живетъ: ихъ лица сказывали сами все».
В марте 1851 года из Одессы Гоголь отправил иноку Порфирию свое новое письмо, в котором благодарил за книги и молитвы: «Как мне не ценить братских молитв обо мне, когда без них я бы давно, может быть, погиб. Путь мой очень скользок, и только тогда я могу им пройти, когда будут со всех сторон поддерживать меня молитвами».
Этой весточки отец Порфирий получить не успел: письмо Гоголь отправил 6 марта, а через 9 дней, 15 марта 1851 монах ушел из жизни. Наверное, это действительно был удивительный человек, потому что перед смертью Гоголю он трижды являлся писателю во сне, предупреждая, чтобы он готовился к финалу жизни. А накануне его кончины девяностолетний старец отец Иларион, живший за триста верст от Оптиной и не знавший ничего о болезни отца Порфирия, прислал Гоголю рубашку послушника, в которой писатель преставился.
Через два месяца после смерти своего оптинского духовного друга инока Порфирия Гоголь приехал в Оптину второй раз. Поскольку Гоголь – знаменитость, братия монастыря за ним незаметно, но пристально наблюдала. Между собой монахи отмечали, что с особенным чувством благоговения писатель отслушал вечерню, совершил панихиду на могиле своего духовного друга, монаха Порфирия Григорова, потом отстоял всенощное бдение в соборе. В воскресенье молился на Литургии.
Гоголь оставил в памяти обители примерный образец благочестия.
Именно во второй свой приезд в Оптину Гоголь познакомился с преподобным старцем Макарием. Говорят, что старец предчувствовал приезд удивительного гостя, говорил бывшему с ним иноку:
«Волнуется у меня что-то сердце. Точно что необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то».
В это время доложили, что пришел Николай Васильевич Гоголь».
Почти несомненно, что в беседе со старцем речь зашла и о раскритикованной и непонятной современниками книге «Выбранные места из переписки с друзьями». Писатель решал для себя вопрос, как общаться с современниками религиозному человеку, как разговаривать с ними, как делиться своими идеями. Насколько и он сам, и его читатели готовы к этому диалогу?
По возвращении в Москву он писал письма игумену Моисею и старцу Макарию. Благодарил за гостеприимство, просил молитв, послал на обитель двадцать пять рублей серебром.
Старцы, в свою очередь, благодарили Гоголя, а преподобный Макарий, кроме того, благословлял его на написание книги для юношества по географии России.
И снова, как после первого приезда, у Гоголя появилось второе дыхание, силы для жизни. Он поверил в себя, начал строить планы, думать о будущем. Этой духовной подпитки хватило ему ненадолго. Уже через два месяца он снова чувствовал себя издерганным, уставшим. Мысли о смерти преследовали его. Ему нужны серьезные перемены в жизни, на которые Николай Васильевич все не отваживается решиться.
И он оказался в Оптиной в третий раз.
Третий и последний раз Гоголь посетил святую обитель в сентябре 1851 года. Сестра Елизавета звала его на родину, где готовилась ее свадьба. С одной стороны, Гоголь рад покинуть Мо с кву, где томилась его душа, тем более, что есть перспективы после торжества переехать на всю зиму в Крым. Он отправился в поездку, но тревожные мысли раздирали его. И Гоголь свернул к Оптинскому монастырю. 24 сентября Гоголь был у старца Макария. Старец видел непростое состояние Гоголя и внутренние желание вернуться. Отец Макарий благословил Гоголя повернуть коней обратно в Москву. Но писатель продолжал сомневаться. Тогда отец Макарий предложил все-таки поехать к сестре на свадьбу. Гоголь почему-то не едет, и старец, оставляет решение за ним самим.
Но, конечно, вопрос о поездке – не та причина, ради которой писатель отклонился от своего маршрута. Между Гоголем и старцем был другой разговор, имевший для Николая Васильевича судьбоносное значение.
Подробности разговора нам неизвестны. По всей видимости, в этот приезд просил разрешения остаться в скиту, но старец не благословил прекращать занятия литературой. У Гоголя же, судя по всему, были серьезные намерения оставить прежнюю жизнь и принять монашеский постриг.
Это выяснилось гораздо позже. Незадолго до смерти Николай Васильевич сокрушался: «Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял… что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня к себе в скит?» И сестра Гоголя уже после его смерти подтверждала, что была у Николая Васильевича мечта поселиться в одном из оптинских скитов.
Желание уйти в монастырь и зажить иноческой жизнью сопровождало Гоголя всю жизнь. Он часто говорил друзьям, что больше годится для монастыря, чем для жизни светской. В минуты духовного кризиса у него неоднократно возникало желание посвятить себя исключительно служению Богу. Однажды поклонница попросила его об автографе, а он ей ответил: совсем забыл свою фамилию – кажется, был когда-то Гоголем. В светской жизни ему удалось соблюдать монашеские заветы целомудрия и нестяжания: Гоголь отказался от своего имения, у него не было собственного дома, он останавливался жить у друзей, деньги, которые давал ему литературный труд, уходили на нужды неимущих студентов, нищих и церковную бедноту.