Страница 5 из 9
– Не выдумывай, Бикфорд! Папа погиб!
– Нет, Ребекка! Он в Той Комнате!
– Этого. Не. Может. Быть.
– Может.
– Ага, ага. Добро пожаловать в реальность, Бик! «Может», ха!
– Спорю на что угодно – он там! Упал и лежит.
– Он погиб, Бик.
– Нет, это тебе только так кажется!
– Потому и кажется, что погиб!
– Он, наверное, голодный, пить хочет…
– Нет!
– А вот и да! Надо сделать ему сэндвич. Или принести белковый коктейль.
– Бикфорд, он ни есть, ни пить не будет. Он погиб, умер! А мертвые, знаешь ли, имеют одно удобное свойство: не едят, не пьют и посуду не моют!
– Ребекка! Ну почему ты такая жестокая и бессердечная!
– А почему ты такой слюнтяй!
– Потому что у меня сердце есть!
– То-то я гляжу, до мозгов оно кровь не докачивает. Тук-тук, кто-нибудь дома?
– Ну, прости, миссис Спок. Не все ж такие суперлогичные.
– Ладно, буду просто логичной.
– Правда?
– Да.
– Ну ладно.
– Договорились.
Ну вот – двадцать секунд, и готово.
– Извини, – сказал я.
– И ты меня, – сказала Бек.
– А передо мной кто будет извиняться? – поинтересовалась Шторм, выкатываясь из каюты (она у них общая с Бек). – Я вообще-то собиралась вздремнуть.
– А я думала, ты составляешь список имеющейся провизии, – удивилась Бек.
– На это мне хватило двадцати секунд. У нас там примерно ноль без палочки. Вот я и решила вздремнуть. А вы меня разбудили. И что вы тут делаете?
– Нам нужно проникнуть в Ту Комнату, – сказал я.
– Зачем?
– Чтобы достать папину карту и узнать, где на Каймановых островах спрятаны сокровища.
Шторм пожевала губами, став похожей на рыбу, и задумалась на несколько секунд.
– Годится, – сказала она и, позевывая и почесывая зад, развернулась и зашаркала обратно в каюту.
– Ну, так, – сказал я, обращаясь к Бек. – Если бы на месте папы была ты, куда бы ты спрятала ключ?
Ответить Бек не успела. Из каюты выкатилась Шторм. В руках у нее был заводной будильник. Взмахнув рукой, Шторм шмякнула будильником о стену, покрытую деревянными панелями (я вам о них рассказывал). Стекло рассыпалось на части. Во все стороны полетели винтики и пружинки.
На пол упал медный ключ.
Глава 6
Сразу стало ясно, что я ошибся.
Когда мы вошли в Ту Комнату, на полу никто не лежал без сознания и жаждой не мучился. (Обслуживание в номерах? Отмените заказ на сэндвичи и освежающие напитки.)
В каюте не было окон, и здесь царила темнота. Было так темно, что Бек даже сняла свои 3D-оч-ки (на время). И все же, хоть мы и видели одну только вязкую темноту, нам сразу стало ясно: вот Та Комната, где мама с папой хранили все самое ценное, что касалось охоты за сокровищами.
Я нащупал выключатель и включил свет.
– Ого! – сказали мы хором.
– С ума сойти, – добавил я.
В тусклом свете лампы проступали стены, увешанные пробковыми досками. А к доскам были приколоты многочисленные распечатки, фотографии и карты.
– Это та икона трехсотлетней давности, которую мы вернули в православную церковь на Кипре, когда мама еще не пропала, – сказала Бек, показывая на фотографию. – А вот благодарственное письмо от епископа Неаполя.
– А это эфесы и ножны средневековых мечей, мы их подняли у побережья Англии, – откликнулся я, рассматривая фотографии, висящие на противоположной стене.
Под увешанными бумажками досками стояли низкие шкафы. Вместо стекла в дверцах у них была мелкая сетка. В шкафах хранились бесценные произведения искусства, артефакты и антиквариат. Керамика доколумбовой эпохи. Древнее оружие. Толстопузенькие нефритовые будды. Растрескавшийся глиняный горшок, полный серебряных монет. Медная курильница в виде индуистской богини.
В углу сразу за дверью нашелся даже золотой египетский саркофаг с изображенной на нем бычьей головой.
Бек рассматривала карту, висевшую на стене за шкафами.
– Здесь ни сантиметра свободного, – заметила Бек. – А карта занимает полстены. Зачем она тут?
Это была простенькая рулонная карта Северной и Центральной Америки, карта, которая была бы уместна в школьном классе. Никаких пометок на ней не было. Каймановы острова выглядели едва различимым пятнышком к югу от Кубы.
– И вот еще, погляди, – сказал я, показывая на исписанный от руки листок, лежавший у мамы с папой на столе, под стеклом.
– Ну и что? – сказала Бек. – Это просто десять самых ценных утраченных сокровищ в мире. Ты что, не слушал? Мама рассказывала про них на уроках географии.
– А, ну, помню. Но это же не просто список, Бек. Видишь, написано: «Найти». Мама с папой собирались все это когда-нибудь отыскать.
Бек пожала плечами.
– Наверное, придумывали, откуда им взять денег, чтобы отправить в колледж аж четверых детей.
– Мы ведь вроде бы не хотели ни в какой колледж, – напомнил я ей.
– Говори за себя, – отрезала Бек и, в последний раз равнодушно взглянув на найденный мною странный список, отошла и стала разглядывать стену позади стола. Полстены занимала карта, а вторую половину – фотографии и распечатанные изображения разных произведений искусства – картин, статуй, керамики. Бек больше всего интересовали картины.
– Это Ренуар, – сказала она, показывая на одну из картин. Она все это знает, потому что стоит нам попасть в большой город, как она тут же идет в музей и бродит там до самого отплытия. Она у нас семейный художник все-таки. – Это Мане. А это – Моне.
– Как их различить, напомни, а?
– Если картина написана маленькими мазками – значит, Моне. А если изображены пухленькие парижанки – тогда Мане.
– А, точно.
– Вот это – Дега. Рядом с ним – Сезанн. И Гоген. Вот Пикассо. И Ван Гог – только эта картина давно утеряна.
– Ты что, думаешь, мама с папой собирались все это добыть?
– Ну, тогда им пришлось бы красть из музеев. Ого! Может, они это затем сюда и повесили, – с этими словами Бек постучала по черно-белой фотографии улыбающегося гангстера в старомодной шляпе. Изо рта у гангстера торчала сигара. – Чтобы мы не вздумали охотиться за этими сокровищами.
Рядом с фотографией гангстера висела копия статьи из газеты Chicago Sunday Tribune за 18 октября 1931 года. Заголовок на всю полосу гласил: «Присяжные признали Капоне виновным«.
Пока Бек разглядывала копии знаменитых картин и статуй, я увлекся совсем другим образчиком искусства – комиксом, который папа сунул под стекло рядом со списком «Найти«. Как я догадался, что это папа вырезал картинку из журнала? Да просто он тысячу раз рассказывал мне эту дурацкую шутку: студент показывает профессору в мантии и академической шапочке античную греческую вазу, расписанную изображениями людей и разными сценками, и спрашивает: «Это греческая ваза? А почему такая маленькая?» А профессор отвечает, махнув рукой: «Потому что на греческую зарплату особо не разгуляешься».
Обхохотаться. Смешнее не бывает.
Но последние несколько месяцев папа просто обожал рассказывать эту шутку. Мне. Снова и снова, снова и снова. Прямо какая-то греческая разновидность китайской пытки.