Страница 4 из 12
В последнем случае очевидно, что первым было иностранное имя, а в документах приводился свободный перевод, исполненный тремя разными способами.
Многие из этих имен остались в русском флоте. Например, название «Не тронь меня» – это перевод фразы, которую Христос говорит Марии Магдалине после своего Воскресения: Μή μου ἅπτου (в синодальном переводе звучит как «Не прикасайся ко Мне»). Это название продолжали давать парусникам до середины XIX века, но в историю вошел корабль уже советского периода. Это было неофициальное название ПЗБ (плавучей зенитной батареи) № 3 – она пробыла в боевом строю 10 месяцев и 24 дня и стала одним из главных символов обороны Севастополя 1942 года.
А вот веселые «Три рюмки» на флоте не прижились.
Шло время, и Петру все больше нравилось играть в имена.
Настало время первых побед над шведами. Взятие Нотебурга (1702) на Неве повлекло его переименование в Шлиссельбург (от нем. «ключ-город»), по ключевому положению города на Ладоге. Петр знал, что до шведской оккупации крепость на острове Ореховый называлась Орешком и основал ее новгородский князь Юрий Данилович еще в 1323 (!) году, а Нотебург – это перевод русского названия. «Правда, что зело жесток сей орех был, однако же, слава Богу, счастливо разгрызен», – так извещал царь своего сподвижника Андрея Виниуса о взятии Нотебурга. Тем не менее исконное русское название было Петру неинтересно.
Эта сцена из Евангелия вдохновила Петра на парусник «Не тронь меня». Александр Иванов. Явление Христа Магдалине после воскресения © Русский музей, Санкт-Петербург
В мае 1703 года только что взятый Ниеншанц был переименован в Шлотбург, причем изменений в значении не произошло: шанц и шлот значат по-шведски «крепость». Крепость в финском заливе назвали Кроншлот (шв. или голл. «коронный замок»); уже после смерти Петра он стал Кронштадтом. Метод Петра лучше всего проявляется в отношении крепости Ям, основанной новгородским боярином Иваном Федоровичем в 1384 году. В 1703 году на возвращенный России старинный топоним Ям(а) нахлобучили германский корень «бург» – получился Ямбург, в котором уже никто никогда не узнает русский ям, место стоянки ямщиков. Ныне это Кингисепп Ленинградской области – в память об эстонском коммунисте Викторе Кингисеппе, соратнике Ленина и Дзержинского.
В 1703 году, 29 июня, на Петров день, на Неве освятили новую крепость, а на следующий день Петр уже оставил пометку на письме, которое получил от боярина Тихона Стрешнева: «Принята с почты в Санкт-Петербурхе». Однако уже через несколько дней он писал: «Из Санкт-Питербурха» и «Из новой крепости Питербурга» – топоним у царя родился вариативным. По подсчетам Евгения Поспелова, только за первую треть XVIII века современники перепробовали тридцать разных вариантов написания имени города – а ведь речь идет о столице, благо норм орфографии в тот момент не существовало!
Для топонимиста феномен петровских названий заключается в том, что царь неизменно использовал иностранную основу и способы образования слова. Но зачем?
Нарочитая иноязычность топонимии Петра обращена в две противоположные стороны. Прежде всего, петровские названия, появляясь на границе с Европой, служат заявлением о желании монарха быть равным европейским государям, говорить с ними на одном языке. С другой стороны, в них проявляется желание подтянуть российскую элиту, перевести ее на европейские рельсы. С иноземцами Петру было интереснее. Таким образом, германские названия стали интеллектуальным вызовом старинному родовитому люду, впрочем, как и другие семиотически значимые поступки царя: сбривание бород, введение нового платья, выведение женщин из теремов…
Адресат топонимии Петровского времени – не народ, а узкий слой приближенных царя и заграница, в том числе многолетние враги – шведы. Новые территориальные приобретения России, таким образом, естественно вписываются в иноязычное топонимическое пространство. Это беспрецедентно для новой и новейшей истории.
Неприспособленность новых названий для русского слуха отразилась в появлении их упрощенных форм: Шлиссельбург стал Шлюшиным, Ораниенбаум – Ранбовом. Да и сам Петр I, по-видимому, имел обыкновение называть свою новую столицу просто «Питер», что быстро вошло в обиход и сохраняется в неофициальной речи и в наше время, несмотря на несколько прошедших за сто последних лет перемен названия города.
Эту главу я назвал «топонимическими войнами», но точнее, пожалуй, именовать их «играми». Войны тоже разновидность игры, только проявляющейся в наиболее агрессивной форме, и основатель Российской империи их очень любил, причем воевал он не только с иностранным противником, но и со своими подданными. До Петра I топонимия страны формировалась естественным путем – карта регистрировала местные природные, хозяйственные и социальные ориентиры, прежде всего через имена их владельцев. В его правление прежнюю топонимию сменила топонимия декретная, государственная, которая проводилась волевым решением, в частности через замену одних названий другими. Можно сказать, что при Петре топонимия стала частью государственной политики.
Топонимические войны продолжились в Греческом проекте Екатерины Великой, а затем – в показательной русификации топонимии различных областей Российской империи при Александре III, Николае II и далее – в Советском Союзе. Новый концепт пережил не только самого Петра и его преемников, он стал основой топонимии XX века – революционных переименований 1920‐х годов, недаром философ Николай Бердяев назвал Петра I «большевиком на троне».
Глава 2. ЖЕНСКИЕ ИМЕНА НА КАРТЕ РОДИНЫ-МАТЕРИ
Ленинградская область – Саратовская область – Краснодарский край – Ставропольский край
«До Петра I русская женщина, лишенная просвещения и самостоятельности, мирно спала в запертом от всякого общения тереме, представляя собой безличную рабу, всецело подчиненную своему владыке-мужчине», писала Анна Шабанова сто лет назад. Судя по топонимам, примерно так и было.
Названия, производные от женских имен, встречаются на карте России, но доля их незначительна. По подсчетам геодезиста Ольги Слепко, из тысячи топонимов Ярославского уезда 1865 года 2% содержали в корневой части женские христианские имена. На Смоленщине женские календарные имена входили в состав лишь нескольких топонимов: Акулино, Екатеринки, Варварщина, Аннино, Василисина, Ганково, Лукеркино, Машкино, Софьина, Окулино, Ульянино. В Одинцовском районе Московской области существует деревня Марфино, упомянутая впервые в 1585 году. В то же время во Франции только из тех трех тысяч коммун, которые были переименованы во времена Великой французской революции, мы насчитали более ста пятидесяти топонимов, производных от восьмидесяти различных женских имен.
Таким был Екатерингоф на Петергофской дороге. Тогда эта местность была идиллической. А. Ф. Зубов. Екатерингоф. 1716–1717 © Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Петр вывел женщину в свет. Новой роли аккомпанировали топонимы, образованные от женских личных имен. Екатерине I посвящены Екатеринбург и Екатеринополь. Рядом с Петергофом, на берегу Финского залива, появились усадьбы, носящие женские имена: Екатерингоф, построенный для жены, и два маленьких деревянных дворца для дочерей – Анненгоф и Елизаветгоф, в которых они никогда не жили. Принято считать, что дворцы были построены на месте первого морского сражения русского флота, которое произошло у Калинкиной деревни: тогда тридцать (!) лодок с пехотой взяли на абордаж и захватили два небольших шведских корабля – «Гедан» и «Астрильд». Этот день – 7 мая по старому стилю или 18‐е по новому – считается датой рождения Балтийского флота.