Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 8



– Мотя, зачем ты так меня всю жизнь изводил, разве я не заслужила другого обращения? Я ведь не уродина какая, сам же ревновал к соседу Фильке, и к другу своему Сёме.

Помнишь, как мы в кинотеатре сада Эрмитаж познакомились? Какой фильм смотрели? Ах, да верно, "В джазе только девушки". Я всегда кино любила, и театр тоже. Но ты нет, ты всё девок больше любил, сволочь ты последняя, и как я только всё это терпела понять до сих пор не могу. Та Ленка тощая, ну чего ты в ней нашёл? А Анька-соседка наша, дура-дурой. Ну, конечно, скажешь сами вешались. Что ты ещё можешь сказать, паразит такой. Может ты меня всё-таки тоже любил, раз столько лет со мной жил? Какой ты мне букет из розовых гвоздик на нашу жемчужную свадьбу подарил!!! Ровно тридцать штук и такие крупные, нежные… Солнышко моё, а я тебя как любила, как любила… до сих пор простить не могу, что ты меня оставил, зачем ты это сделал? Зачем? Лучше бы ещё одну бабу завёл, я стерпела бы, но нет- ты решил уйти и уйти навсегда. А обо мне ты подумал? Как мне жить-то без тебя, кому я нужна? У детей своя жизнь и свои заботы, они и не звонят почти. А я бы за тобой ухаживала, пылинки сдувала, ничего бы тебе делать не пришлось… Ну, почему ты бросил меня на произвол судьбы, гад ты последний, боль моя невыплаканная, суженный мой, единственный…

Ладно, Мотя, не обижайся на меня, ехать мне пора, а то совсем окоченею, видишь, какое лето холодное в этом году. А когда наша свадьба была, почти тридцать – жара, все быстро перепились. А какой ты красивый, стройный был, я млела от счастья. Ну и я тоже ничего, верно?

Помнишь какое платье на мне было шикарное? Длинное в пол, тогда только в моду входить стали такие, и шляпа с широкими полями, ты ещё долго сопротивлялся, фату хотел. А я шляпу. Я тогда на своём настояла… Наверное, это был единственный раз, когда тебе не уступила. Ну, с праздником тебя, с нашей золотой! Вот дожили – даже и выпить не можем. Видать всё своё и сладкое, и горькое мы с тобой отпили. Пойду, совсем ноги не ходят, еле-еле доплелась. Надо ещё как-то и домой вернуться. А то на этом холоде и околеть недолго. Прощай, Мотичка мой родной, может потеплеет, тогда чаще навещать тебя буду.

И протерев фотографию на памятнике, поцеловав его в губы и перекрестив на прощанье, она поплелась тяжёлой походкой переваливаясь, как старая гусыня, по аллее к выходу кладбища. Моросил противный леденящий дождь.

Её мужчины

15 октября – самая середина осени… Она всегда любила эту пору. Именно в этот день, точно такой же угрюмо- серый, с мелким нудным дождичком, с ковром из золотых листьев, покрывавший чёрный мокрый асфальт, она первый раз вышла замуж.

Тогда ещё и в помине не было никаких пробок в Москве, но в ЗАГС её жених Михаил почему-то приехал на полчаса позже и это, и то, что букет он привёз какой-то страшненький, куцый, уже было недобрым предзнаменованием предстоящей совместной жизни. Им было тогда девятнадцать. Свадьбу справляли у её родителей, гостей было человек тридцать и всю мебель из небольшой квартиры вынесли на лестничную площадку, оставили только столы и стулья в большой комнате да широченную тахту для молодых в маленькой.

Она, невеста, блистала в белом платье с искорками люрекса и оборочками на юбке до самого пола, которое сшила мама с тёткой, он пыжился в тогда обязательном, чёрном костюме из жатки и в белой синтетической рубашке, купленной у спекулянтов.



Как и положено на свадьбе, звучали тосты за обильным столом, кричали «горько», они стеснительно целовались, затем гремела музыка в раскрытые зачем-то окна, гости веселились, пели и плясали. Она ничего не ела и не пила-предстояла первая брачная ночь. Оба только слышали о какой-то интимной, таинственной жизни: друг у друга были первыми… Но её, этой самой первой брачной ночи, не было. Когда ушёл последний гость, оказалось, что предназначенное для молодых ложе, то есть мамина и папина тахта, было занято изрядно захмелевшим и распластанным во всю её ширину необъятным телом свёкра. Их любезно пригласила к себе переночевать соседка, спали на одной раскладушке даже не раздеваясь, рядом на диване храпел сосед, а в кроватке милое сопение их годовалого сыночка периодически переходило в требовательный рёв, который гасился соседкиным тихим пением.

Женщиной она всё же стала. Это произошло на следующий день на освободившейся тахте. Ничего кроме небольшой боли, она и не поняла. Очевидно всё так и должно было быть-решила она. Следующие пять лет она тоже ничего так и не поняла, потому что не знала, что она должна понять; она честно выполняла свою роль страстной женщины каждую ночь, изображая охи и постанывания, как в кино, выслушивая его объяснения в безграничной любви и отвечая восхищением на его вопросы об удовлетворении происходящим. Длилось это минуты две. Он потел, потел так сильно, что всё бельё было мокрым, как после стирки. Ей было противно, брезгливо и непонятно, что может быть в этом прекрасного. Спросить у матери – невозможно, у подруг – стыдно. Он был ей предан, выполнял любую домашнюю работу, чинил электропроводку, мыл полы, мастерил какие-то полочки… Со стороны брак удался.

Как-то зимой на работе ей предложили путёвку в Ессентуки. Стояли жуткие морозы, совсем не свойственные этой местности. Большую часть времени она проводила в корпусе, на процедурах и в столовой. За соседним столиком появился мужчина лет тридцати, худощавый, рыжеватый, с невероятно синими глазами. Некоторое время они переглядывались, потом познакомились, потом она влюбилась. Звали его Димой. Она влюбилась и наконец узнала, что такое настоящее наслаждение. Он просветил её во всех тонкостях и премудростях интимной жизни между мужчиной и женщиной. Она познала в ту зиму самоё себя, она ждала с нетерпением этих вороватых свиданий, была счастлива бесконечно. Когда закончился срок её путёвки, он проводил её. Оба знали, что никогда больше не встретятся. Было немного грустно.

Вернувшись домой, она объявила Михаилу, что хочет развестись. Он благородно переехал к родителям, оставив ей квартиру, доставшуюся ей от её же бабушки.

Однажды возвращаясь после работы, она зашла в магазин, холодильник давно опустел и ей пришлось набрать кучу продуктов. Сумки любезно предложил поднести мужчина невысокого роста, крепенький, уже начавший лысеть. Оказалось, что живёт он в соседнем подъезде и давно её приметил. В благодарность за помощь, она дежурно предложила выпить кофе или чай, он с удовольствием согласился. Они просидели почти до утра, он с упоением рассказывал о поездках по стране, о красоте природы Дальнего Востока, о чудесах архитектуры Средней Азии, о горных реках Северного Кавказа. Артём был кинооператором и занимался документалистикой. Она влюбилась, что называется по самые ушки. С ним было так интересно, он был старше на четырнадцать лет. Она его боготворила; любовь, восхищение, нежность пронизывали всё её существо до самых кончиков волос. Через год они поженились, родился Славик. А ещё через год Артём пропал без вести где-то в горах Алтая.

От глубокой депрессии её спас Павлик, тридцатишестилетний красавец, работающий в соседнем офисе. Он очень галантно ухаживал, дарил огромные букеты, приносил Славику мягкие игрушки и развивающие игры, даже переехал к ним жить… Но каждый день после работы непременно заезжал к своим родителям и все поручения своей мамы выполнял в первую очередь. По выходным то возил их на дачу, то по будням отвозил сестре продукты, то ехал на далёкий рынок покупать парное мясо для папы, то отвозил маму к дантисту. Она со Славиком была на n-ном месте. Прожив в таком режиме некоторое время, она решила «хватит». Этот маменький сынок её достал. И произошло это как раз в тот день, когда он решился сделать ей предложение. Но, как говориться, его поезд ушёл.

Когда сын подрос и пошёл в первый класс, в её жизни совершенно неожиданно появился Виктор. Они встретились в электричке, оба ехали в командировку в Тверь всего на два дня. Там намечался некий Симпозиум. Разговорились, оказалось, что жена от него ушла, что у него тоже есть сын и почти одного возраста с её Славиком. После заседаний гуляли вместе по городу, сидели в кафе и болтали, болтали обо всём. Он поразил её своим сильным характером: один воспитывал сына, при этом успевал работать над диссертацией, причём, уже докторской. Таких волевых и целеустремлённых мужчин она ещё не встречала. Обменялись телефонами, он жил в Люберцах, встречались редко. Каждый раз она трепетно ждала встречи, ей казалось, что наконец-то этот мужчина и есть её судьба. Прошло два года, но их отношения дальше не продвинулись, о совместной жизни он ни разу разговор не заводил, с сыном своим так её и не познакомил. Когда она забеременела, пришлось сделать аборт: он категорически был против ребёнка. Приезжал обычно по понедельникам после какого-нибудь очередного важного совещания, которое оканчивалось в середине дня. Ей приходилось под разными предлогами отпрашиваться с работы, Любовь была страстной, истосковавшейся, голодной и загнанной в короткие часы встреч. И всё же она понимала, что вся эта романтика бесперспективна. Её опасения подтвердились: однажды позвонив ему домой, она услышала женский голос, который представился женой Виктора.