Жесткая ротация

Складывающийся авторитарный режим, конечно же, вопреки клеветам, не тянет ни на итальянский фашизм, ни хотя бы на испанский. Его ближайшая аналогия – режим «черных полковников» в Греции. Которые однажды утром после тяжелого, но все же локального потрясения (кипрская война) без оранжевых или каких бы то ни было других революций просто-напросто растворились в воздухе. Или, выражаясь грубее, сделали ноги. Потрясение оказалось невеликим – и по его итогам государственное величие Грецию ожидать никак не могло. Да и отношения с турками не наладились. Но все же это демократическая, более или менее процветающая страна.

Справедливости ради надо отметить, что сценарий, описанный здесь как самореализующийся, фактически представляет собой подлинный план действий антипутинской и, с некоторым преувеличением, антироссийской стороны, тогда как мнимая угроза оранжевой революции и вполне возможные в обозримом будущем международные санкции против дичающей России – не более чем отвлекающие маневры. Серьезные аналитики давным-давно просчитали (а практики – взяли на вооружение): случайно пришедшие к власти в великой стране невеликие люди не выдержат испытания великими потрясениями. Которые остается отчасти создать, отчасти использовать и в обоих случаях усугубить до упора.

Газовая атака переходного возраста

Россия нашла универсальный и по-своему справедливый способ воскреснуть в качестве «управляемо-демократической империи» (управляемой – по Путину и демократической – по Чубайсу): энергетический, прежде всего газовый, шантаж отложившихся территорий. Газовый шантаж не сегодня, так завтра обернется газовой атакой; правда, в отличие от событий, разворачивавшихся на полях Первой мировой, газ не пустят, а, наоборот, отключат. С тем же, впрочем, объективно убийственным эффектом.

Логику Кремля легко понять и принять (и действительно ее поддерживает большинство населения): хотите быть полностью независимыми, платите за энергоносители полную цену. Кто вас ужинает, тот и танцует. А не хотите быть «танцуемыми» (или, как минимум, танцуемыми именно этим партнером) – рассчитывайтесь в ресторане сами или сидите голодными! Да ведь и вправду наши «танцуемые» ведут себя кое-как, уписывая за обе щеки дармовое угощенье и напропалую кокетничая с мужчинами за соседним столиком. Конкретные пацаны за такое вообще зарезали бы, а наши кремлевские интеллигентики только тихо негодуют и предлагают рассчитаться за ужин «по-европейски».

На бытовом уровне напрашивается еще одна аналогия. Любой родитель рано или поздно говорит своему отпрыску в переходном возрасте: мнение ты можешь иметь любое, а поступать должен, как я скажу. И не потому, что я тебя непременно умнее (может, это и не так), а потому, что я тебя кормлю! Вот станешь самостоятельным человеком, тогда и поступай как знаешь!

На политическом уровне – и в кричаще модных терминах – это означает, что у наших подвергшихся газовой атаке соседей отсутствует суверенная демократия. Буржуазной демократии – хоть ложкой ешь (особенно в Польше), а с суверенной как-то не очень. То есть или суверенитет, или газ. Или Конституция, или севрюга с хреном.

Причем во внешнюю (скорее, полувнешнюю) политику перенесен принцип, давным-давно возобладавший в политике внутренней. Золотое правило императора Тиберия: друзьям – всё, остальным – закон. Наше государство так же право в своих взаимоотношениях с Украиной, Грузией и, во вторую очередь, с Польшей, как и во взаимоотношениях с Гусинским и Ходорковским: заплатил налоги (вернул кредиты) – и спи спокойно. И нечего кивать на то, что другие (чуть ли не все остальные) не платят, не возвращают, качают газ и жгут электричество по льготной цене. Это друзья не платят! Не платят, зато танцуют topless исключительно для наших глаз. И делают, только свистни, все остальное. И мы не только не принуждаем их платить – мы им и сувениры дарим, по несколько миллиардов у. е. каждый!

Все это так, но тем не менее в целенаправленной государственной политике сквозит определенное недомыслие. Потому что принуждение к покорности (в том числе к профессиональной покорности) – одно, а принуждение к любви – другое. И дело даже не в том, что «насильно мил не будешь», – на эту народную благоглупость есть другая: «стерпится – слюбится». Дело в том, что мы сами не знаем, чего хотим – покорности или любви.

Строгий, но в своем праве родитель, наказывая сорванца сына, определенно хочет и того и другого. Первое ему причитается по биологической справедливости, а второе – по экономической. Но ведь украинцы – братский, а не сыновний народ, и логики «Я тебя породил, я тебя и убью» они, скорее всего, не поймут.

Две демократии – наша суверенная и украинская энергозависимая – ровесницы. И обе находятся в подростковом возрасте. В переходном возрасте – на переходе от известно чего неизвестно к чему. Покорности – газовым шантажом, перерастающим в газовую атаку, – от Украины добиться, наверное, можно (хотя не факт), любви – едва ли. А мы что, уже твердо решили, что можем обойтись без любви? Что одной покорности нам достаточно? Нет, не решили. Мы на самом деле вообще ничего не решили – мы мстим за непослушание, как мстили все тем же Гусинскому с Ходорковским. Мудрая это политика или нет, покажет время.

Государственная аскеза

Объявлено о повышении пенсий – в среднем на сто рублей «с хвостиком» – и об увеличении зарплаты чиновникам высших категорий – «в разы». И там и тут сквозит мудрая государственная забота: пенсионеры должны жить достойно, то есть не пухнуть с голоду; чиновникам нужно платить прилично, чтобы у них не возникало соблазна брать взятки. Затрат из бюджета оба мероприятия потребуют одинаковых, ведь в результате реформы число министерств и ведомств возросло в полтора раза, и свое штатное расписание есть у каждого. А еще имеются приравненные к федеральным министрам думцы… и прокурорские… и судейские… и силовые… Если уж бороться с коррупцией – то повсюду! И, что особенно приятно, вслед за зарплатами автоматически вырастут и пенсии, а это позволит добавить еще несколько рубликов к среднему по стране.

Один кремлевский чиновник с похвалой отзывается о скромности другого: у того, мол, понятно, не пять миллионов (долларов, естественно), но и не пятьсот!

Прокурор области обкладывает все и вся двойным оброком: я за свое место заплатил, и эти бабки нужно отбить. Приближенный к власти политтехнолог признается: я сам без пяти минут олигарх. Замминистра, выйдя в отставку, покупает себе немножечко нефти. И что, все они, сев на ставку какого-нибудь мелкого московского маркетолога, разом одумаются? Или все-таки аппетит приходит во время еды?

После всех повышений годовое жалованье министра едва потянет на какой-нибудь «брабус», а за бутылку коллекционного вина в ресторане ему придется выложить месячную зарплату. Так что ж, ему вина не пить? На «Жигулях» ездить? А замначальнику его канцелярии обедать по выходным в «Макдоналдсе»? А столоначальнику попроще остановить строительство на Рублевке? А министерскому клерку попросить экономического убежища в Куршевеле или в Гоа? А прокурору в итальянских туфлях стушеваться перед адвокатом в туфлях ручной работы?

Мысль о том, что чиновникам нужно хорошо платить, чтобы они не воровали, стара как мир, но от этого не становится вернее. Хорошо – это сколько? Хорошо – это чтобы хватило на что? Или чтобы хватило на все сразу?

Пробовали у нас и другое: призвать во власть мультимиллионеров, чтобы они наконец послужили Отечеству. Но мультимиллионерам захотелось стать миллиардерами – и ведь стали! Декларацию о расходах отменили, а доходы у всех сами знаете какие – хочется прослезиться.

Государственная служба везде и повсюду, кроме заведомо прогнивших режимов, предполагает и подразумевает личную аскезу. Личную, групповую, коллективную, наконец, но не в последнюю очередь – государственную. Бедный, но честный сыщик ловит богатого вора, а защищает его богатый адвокат, и так – во всем. Во всем, а главное, сверху донизу. Главное – сверху! Аскеза насаждается сверху и подтверждается личным примером – иначе государство скорее рано, чем поздно, рассыпается.