Страница 8 из 10
Последние дни мальчик уже не спрашивал посетителей о маме и папе, привыкнув к чужому молчанию, безучастности или же расплывчатым ответам. Но этот дедушка едва зайдя в комнату проявлял такую благость, что у Леннарта вырвалось:
– Когда пустите к маме с папой?
– Буду с тобой откровенен, дитя, хотя услышать это тяжко, – вздохнул Севир. – Но лучше познать горькую правду, чем пребывать в неведении. Маменьку с папой увидишь нескоро. Уже не в этой жизни. Увы, твои родители творили злые дела, принеся много страданий добрым людям. А потому добрым людям ничего не оставалось, как наказать маму с папой. Их отправили в иной мир через повешение.
Леннарт не знал, что это такое за повешение, да и не сознавал реальность смерти так, как это дано детям постарше. Но мальчик угадал в словах дедушки нечто необратимое, навсегда разлучившее с родителями. Леннарт не заплакал, однако его душу словно затопило чёрное болото, в котором увязли надежды на возвращение к прежним беззаботным дням.
– Но не страдай от горя, дитя, – ласково и, в тоже время, твёрдо сказал Севир, положив ладонь на плечо Леннарта. – Возможно, на последнем издыхании родители успели раскаяться в злодеяниях. И если Дирижёр будет милостив к их грешным душам, а ты будешь непрестанно молить его об этом, то когда отправишься на небеса, встретишь там маменьку с папой.
Леннарт почти не слушал магистра, будучи оглушённый озарениями: больше не будет танцев с мамой! Вечерами мама больше не споёт о сказочной стране с большим деревом. Не вернуть маминых объятий. Больше не услышать уверенного голоса папы. Не побыть хоть ненадолго в его мастерской.
– Да не овладеет тобой уныние, – наставительно сказал Севир, слегка встряхнув мальчика за плечо. – Это страшный грех, лишающий сил. Жалею о твоей утрате и разделяю её. Ведь я сам рано лишился мамы, а уж батеньку вовсе никогда не видел. Понимаю тебя и не оставлю в одиночестве. Скоро у тебя, Леннарт, появится новая большая семья – духовная! Братья и наставники, что будут тебе как отцы. Леннарт, ты отъезжаешь в сиротский приют монастыря Старших Духов. Это твой новый дом до конца бренной жизни.
Нет прекраснее места, чем долина, где стоит монастырь. До чего захватывает дух от гор Врат Праведников! Видел когда-нибудь горы?.. Тебе понравится. Но это место интересно не только своим великолепием. Давным-давно в долине Врата Праведников язычники императрицы Нуминьи пытали верующих в Дирижёра. Дети Сантума мужественно снесли все издевательства и не отреклись от истинной веры. Тогда язычники закололи верующих на жертвенных алтарях мерзких божков. Братья монастыря Старших Духов особо чтят память этих великомучеников. И ты будешь вдохновляться их историей, находя в ней силы для преодоления невзгод и потерь… Мне пора. Ещё свидимся, если будет на то воля Дирижёра. В молитвах о благополучии не забуду упомянуть твоё имя.
Леннарт пребывал в мрачном отчуждённом состоянии, когда Севир вышел из комнаты. И этот настрой сохранился до того дня, когда мальчика посадили в крытую повозку, запряжённую лошадьми. Это была далеко не единственная повозка, направляемая в монастырь. Стражи отрядили целый караван с вооружёнными конниками.
Вереница повозок тронулась в путь, закачался фургон Леннарта, иногда шумно гремя на колдобинах. Только тогда осиротевший мальчик стряхнул ту подавленность, что навалилась на него после известия о смерти родителей. Ухватившись за край бортика, Леннарт во все глаза смотрел на людей, суетящихся вдоль мощёной дороги; на двухэтажные городские дома, будто сдавливающие улочки плотными рядами; на покачивающиеся головы лошадей, тянувших заднюю повозку. Когда караван выехал за пределы города, мальчик оживился ещё больше, поражаясь необъятностью небесного купола, теперь не ограниченного остроконечными крышами строений. После затворничества в тесной комнатушке так удивительно, когда взор не упирается в стену и тонет в безбрежной синеве дали. И птицы резвятся в воздухе, пролетая над холмистыми зелёными лугами.
Но седмица сменяла седмицу, а дорога всё не прекращалась, утомив Леннарта, так что даже проплывающие мимо пейзажи больше не интересовали. Ноги затекали после долгого сидения на деревянной скамье, дрожащей от каждого ухаба на пути. Мужики, присматривающие за Леннартом, не считали своим долгом развеивать его скуку разговорами или играми, снисходя только до окриков, когда мальчик слонялся по фургону или что-то спрашивал.
К тому же всё чаще посещали воспоминания о родителях и глаза увлажнялись, хотя Леннарт запрещал себе плакать при смотрителях. Унимая печаль, мальчик часами расчёсывал колени, так что нежная кожа ладоней огрубела, а на штанишках появились потёртости.
На ночь караван останавливался у трактиров, иногда в каменных крепостях, а совсем изредка при монастырях, удалённых от городов. Тогда Стражи непременно заглядывали на богослужение, а вместе с ними и Леннарт. Супруги Аруэрисы тайно презирали веру Сантума, но чтобы не вызывать подозрений, посещали церковные службы, правда, никогда не беря с собой Леннарта.
Мальчик впервые ступил в просторный храмовый зал с высоченным потолком. Сквозь лучи света, струящиеся через узкие окна, всплывал дымок благовонных курений. Ещё здешний полумрак прорезали огоньки свечей, установленных на позолоченных кандилах. Стражи и прочий люд благоговейно смотрели на картины, под многоярусные ряды которых была отведена целая стена. Своей позой и одеянием святые на изображениях походили один на другого, так что взгляд блуждал по иконостасу ни за что не цепляясь. Эхом разносились гипнотические монотонные песнопения.
– А что он делает? – громко спросил Леннарт у своего смотрителя, показывая на священника с кадилом, шествующего вокруг алтаря.
Смотритель шикнул на мальчика и пригрозил пальцем. Очарование, охватившее Леннарта в начале службы, рассеялось, когда ноги налились усталостью. Он с нетерпением косился на людей, кланяющихся и проделывающих странные жесты: «Когда же взрослым это наскучит?»
Родной дом и Вирма казались Леннарту невообразимо далёкими, когда путешествие почти подошло к концу: караван въехал в долину Врата Праведников. Леннарт успел насмотреться на горы ещё когда они только замаячили на горизонте и росли с каждым днём пути. Но всё равно мальчик раскрыл рот от изумления, видя вблизи крутобокие громады, нависшие над цветущим лугом, по которому петляла синяя полоска речки. Остроконечные гребни вершин походили на ладонь гиганта, желающего сгрести с небесной глади нерасторопные облака и дневное светило. На южной стороне долины пологий холм венчали белокаменные строения монастыря, среди которых первыми привлекали взор храмовые купола, напоминавшие грибные шляпки шампиньонов. Деревья Врат Праведников прятались в тени гор, почему-то так и не захватив открытое пространство долины, щедро одариваемое солнечным теплом.
В одной из рощ, произрастающей у скалистого подножия, притаилась молодая женщина, наблюдавшая сквозь листву то за монастырём, то за ползущей цепочкой повозок.
– Смотри-ка, Стражи подтягиваются к монастырю, – удовлетворённо произнесла наблюдательница низким голосом, не обращаясь к кому-то конкретному.
Всё лицо женщины выражало мрачное торжество: гордо вскинутый угловатый подбородок; сжатые губы растянулся в самодовольную улыбку; надменно смотрели глубоко посаженные глаза, окаймлённые длинными ресницами, так что при каждом моргании они походили на взмах крыльев крохотной вороны. Бледность кожи женщины особо подчёркивали чёрные как обсидиан волосы, чьи ровные пряди спускались на приталенную рубашку с вырезом у небольшой аккуратной груди.
– Мавис, – позвал кто-то за спиной, – находиться здесь рискованно. Стражи строят заставы на дорогах. Наверняка скоро прочешут тропы долины. Нужно уходить.
– Хорошо, сворачивайте лагерь, – повелела Мавис собеседнику.
Она прихватила футляр для скрипки, но прежде чем скрыться в глубине рощи тихо прошептала:
– Поздно сожалеть о содеянном. Теперь только до конца. Всё или ничего.