Лисьи чары

Как-то, пятнадцатого числа первой луны[7], к Вану зашел его двоюродный брат, студент[8] У, и увлек его за собой посмотреть на праздник. Только что вышли они за село, как прибежал слуга и позвал У домой. У ушел, а Ван, видя, как «девы гуляют, словно облака на небе»[9], в возбужденном упоении пошел гулять один.

И вот он видит, что появилась какая-то барышня, держась одной рукой за служанку, а в другой руке теребя ветку цветущей дикой сливы. Лицо ее такой красоты, что в мире совсем не бывает. Студент остановился, уставив на нее глаза и совершенно забыв о том, как это неприлично и зазорно. Барышня прошла еще несколько шагов и говорит, обратясь к служанке:

– А у этого парня глаза, словно у разбойника, так и горят.

А лицо полно смеха, хоть в горсть собирай. Обронила цветок на землю, а сама удалилась, смеясь и болтая. Студент подобрал цветок, грустно-грустно задумался… Вся душа его замерла, куда-то исчезла. В сильном унынии вернулся он домой, спрятал цветок под подушку, поник головой и уснул. После этого он перестал говорить и даже есть, чем сильно встревожил мать, которая позвала монахов, отслужила молебен с заклятиями от наваждения, но больному стало еще хуже – у него кости заострились, кожа обтянулась. Пришел врач, осмотрел, пощупал пульс, дал лекарство, вызвал пот… Больной был не в себе, в забытьи, словно помешанный. Мать ласково спрашивала его, что с ним; Ван молчал, не отвечая ей.

А тут как раз подвернулся У. По секрету мать наказала ему допытаться у больного, в чем дело. У подошел к постели; при виде его у Вана покатились слезы. У тут же стал уговаривать его, помаленьку допытываться, и тогда Ван сказал ему все начистоту: просил дать совет, как и что делать… У засмеялся:

– Какой же ты, братец, опять же чудак! Разве трудно сделать то, что тебе надо? Я просто возьму на себя расспросить о ней да поискать – ведь раз она шла пешком по полю, то, уж наверное, не из старого знатного дома, и если она еще не помолвлена, то дело твое обязательно сладится! Если же нет, то дадим кому надо круглую сумму, и тогда, уж наверное, согласятся. Ты только как следует поправляйся, а дело это уж я беру на себя.

Услыша такие слова, Ван невольно улыбнулся и повеселел.

У вышел от больного, рассказал все это матери и стал, что называется, «искать вещи по приметам»: где живет девица. Но, как он ни расспрашивал, как ни допытывался везде, где мог, никаких следов не находил. Мать сильно забеспокоилась, не зная, что же теперь делать. А с тех пор, как ушел У, лицо больного вдруг прояснилось, и он даже начал понемногу принимать пищу. Так прошло несколько дней. У снова пришел, и студент спросил, что тот наконец придумал. У устал врать.

– Нашел! – сказал он. – Готово! Я-то думаю, кто такая и чья, а оказывается: дочь моей тетки и твоя троюродная сестра. Теперь мы еще чуть-чуть повременим свататься: ведь родственникам неудобно вступать в брак, хотя, знаешь, по правде говоря, всегда это налаживается.

Студент так обрадовался, что даже брови поднялись, что называется, «во весь лоб», и спросил, где же она живет.

– Там, – сочинял У, – в юго-западных горах, отсюда верстах этак в пятнадцати.

Ван еще и еще раз просил похлопотать. С решительным и смелым видом У взял все на себя. С этих пор студент с каждым днем стал приближаться к окончательному выздоровлению. Посмотрел он под подушку: цветок хотя и засох, но все еще не опадал, – и вот, весь уйдя в воспоминания, он держал его в руке и любовался, словно видя самое девушку. Затем, дивясь, почему У не приходит, загнул, что называется, ему записку[10], приглашая зайти. Но У под разными предлогами не приходил. Тогда Ван разозлился, разревновался, потерял настроение. Мать, боясь, как бы он снова не захворал, стала спешно искать ему невесту, потихоньку заговаривая с ним о женитьбе, но Ван всякий раз отрицательно мотал головой, не желая слушать. Он со дня на день поджидал У, а от того по-прежнему не было никаких вестей. Ван, тоскуя и досадуя, подумал наконец, что каких-нибудь пятнадцать верст вовсе уж не такая даль, чтобы стоило из-за этого зависеть, как говорится, чуть ли не от дыхания другого человека. Взял нежно цветок сливы в рукав и, набравшись духу, пошел сам искать девушку. А дома никто об этом и не знал. Нерешительно шагая и в полном одиночестве – спросить дорогу было не у кого – он направился к южным горам. Пройдя около пятнадцати верст, он очутился среди гор, обступивших его в полном беспорядке со всех сторон. Было пустынно, все в сине-зеленых тонах, и тело наполнилось бодростью. И тихо, тихо – никого. Видны были только, как сказано кем-то, птичьи дороги в горах.

Взглянул он вглубь ущелья – и видит, что где-то средь чащ и цветочных полян как будто притаилась деревушка. Сошел с горы, направился в деревню. Видит: домов хоть немного и все они крыты соломой, но вид у них очень нарядный и милый. У входа в один дом, что к северу, растут зеленые ивы, за забором видны персики и абрикосы, еще в полном цвету и вперемежку с высоким и стройным бамбуком; в листве порхают и щебечут вольные птицы. Ван подумал, что это, пожалуй, сад и дом какого-нибудь ученого, и не посмел ни с того ни с сего войти, но, оглянувшись вокруг и высмотрев против дома большой и гладкий камень, уселся на него и решил на нем отдохнуть. Вдруг слышит, как за забором девушка протяжно зовет какую-то Сяожун кокетливо-нежным голосом. Только что он прислушался, как девушка прошла из восточной части в западную[11] с цветком абрикоса в руках, наклонилась и стала закалывать шпильку. Увидя студента, остановилась и, еле сдерживая смех, вернулась обратно. Ван пристально всмотрелся: так и есть, что она – та самая, которую он встретил на празднике. Сердце его забилось бешеною радостью, но как войти, под каким предлогом? Хотел было назвать тетку, но, не будучи знаком с нею, побоялся ошибиться. Спросить некого. И вот он то сидя, то лежа, то гуляя взад и вперед с утра и до захода солнца, просмотрел все глаза, даже забыл о голоде. Лишь от времени до времени он видел, как девушка, выставив половину лица, приходила посмотреть на него и делала вид, что удивляется, почему он не уходит. Наконец вышла старуха, опираясь на палку, и обратилась к студенту с вопросом:

– Откуда вы, господин? Мне говорят, что вы пришли с утра и сидите здесь до сих пор. Что вы хотите делать? И разве ж вы не голодны?

Ван быстро вскочил на ноги и, приветствуя старуху, отвечал:

– Хочу повидать своих родственников.

Старуха была глуха; она растерянно сказала:

– Не слышу!

Ван повторил громче. Тогда старуха спросила:

– А как фамилия ваших почтенных родственников?

Студент ответить не мог. Старуха засмеялась.

– Как странно, – сказала она, – даже фамилии не знаете: каких же родственников можно разыскать, не зная их имени? Гляжу я на вас и вижу, что вы ученый дурень. Идемте-ка лучше за мной. Я дам вам поесть. Дома у меня найдется для вас и небольшая постель. Проспитесь, а утром отправляйтесь себе домой, узнайте наконец фамилию ваших родственников и приходите опять искать: ничего, не опоздаете!

Ван только теперь почувствовал голод и в надежде поесть, а главное, в сознании, что это приближает его к красавице, сильно обрадовался и пошел в дом вслед за старухой. Видит: во дворе дорога устлана ровным белым камнем, и красные цветы сжимают ее с обеих сторон, лепесток за лепестком падая на ступени. Прошли к западу, открыли еще ворота[12] – весь двор усажен цветами, повсюду парники, куртины. Старуха ввела гостя в дом. Белые стены сверкали как зеркала. В окна влезали, словно чего ища, ветви дикой яблони. Циновки, столы, сиденья – все блистало, сверкало чистотой. Только что Ван уселся, как кто-то стал на него украдкой поглядывать в окно. Старуха крикнула:

7

Пятнадцатого числа первой луны – то есть в Праздник фонарей 15-го числа первого лунного месяца, совпадающий со второй половиной февраля нашего стиля. Всю лунную ночь нарядные люди проводят на улице с фонарями в руках, оживленные и веселые.

8

Студент – здесь и далее: вообще в значении молодого ученого, книжника (сюцай, шэн). В то время, когда жил Пу Сунлин, китайский ученый был наследником и носителем только своей, китайской культуры – главным образом литературной. Его образование с малых лет начиналось отнюдь не с детских текстов, а сразу с учения Конфуция и всего, что к нему примыкает, то есть конфуцианских канонов, которые надлежало выучить наизусть и понимать в согласии с суровой традицией. Затем молодой человек приступал к чтению историков, философов и главным образом к чтению литературных образцов – классиков. Целью его было выработать образцовый литературный стиль и навыки, дабы проявить себя достойным образом в сочинении на государственном экзамене. Подобное образование занимало 20, а то и больше лет.

9

«Девы гуляют, словно облака на небе» – стих из древней классической книги од, гимнов и песен – «Шицзина». Ляо Чжай, как первоклассный стилист, пользуется литературным наследием старины, приобщая его к течению своего ритмического рассказа.

10

Загнул… ему записку – то есть послал приглашение, сложив его в виде письма.

11

Из восточной части в западную – китайцы не любят обозначений при посредстве правой и левой руки, но точно ориентируются по сторонам света. Европейцу странно встречать в китайском стихотворении такие выражения: «Надпись к востоку от кресла», «Живу беспечно в северном подворье» и тому подобные. Еще страннее фразы разговорного языка: «Эй, слепой, к востоку иди, слышишь!», «Прибей-ка гвоздь севернее» и так далее.

12

Открыли еще ворота – китайский дом состоит из многих строений, наподобие нашего крестьянского, но разделен дворами.