Наследие

— Но значит ли это, что на не людей, вроде меня, они тоже могут реагировать?

— Они реагируют лишь на людей.

— Но вы, мой друг, сами себе противоречите. Если существо, с довольно высоким уровнем интеллекта (или, как минимум, с уровнем не ниже, чем у человека) обладает сочувствием и способен проявлять доброту, разве это не делает его человечным? Разве не такой смысл вложен в это слово?

— Я склонен считать, что это реагирует лишь на людей, — Аминтос встал из-за стола. — Вы не против пройтись?

Солнце уже клонилось к закату, когда хозяин дома вместе с гостем вышли за пределы поселения и отправились вглубь леса. Они удалились на утёс, откуда были видны все западные окрестности. Огненный диск уже коснулся вершин Балканских гор, и солнечные блики играли с волнами, что с разбегу разбивались о скалы. В этом месте казалось, что весь остальной мир, полный горя и боли, жестокости и насилия, был неким мифом, сказкой, выдуманной седовласой женщиной для внуков, чтобы те не уходили далеко и не гуляли допоздна.

— Я отвечу на ваш вопрос, — произнёс Аминтос, глядя туда, где размывалась граница моря и неба. — Когда-то давным-давно, на самой заре человечества, мать привела дитя в мир, и отец впервые взял своего ребёнка на руки. И это было началом всего. Будут воздвигаться и падать империи, будет немыслимый научный прогресс, будут кровопролитные войны, будут счастье и радость, будут горе и боль, будут потери, будут разочарование, будет надежда и её утрата, будет подлость и жестокость, будет дружба и любовь, но всё в итоге придёт к одному. Мать приведёт в мир дитя и отец впервые возьмёт ребёнка на руки.

Вы спросили меня, в чём смысл людского существования. Я постараюсь ответить на это так, как сам понимаю. Смысл в том, что мы оставляем после себя. Это не должно быть просто «что-то». Вопреки воле отца, я посвятил себе не войне, а науке, чтобы сделать жизнь окружающих лучше. Если бы я не был лишён таланта, то занялся бы и искусством тоже: но я не умею ни рисовать, ни, в отличие от своей жены и дочерей, петь или играть на чём-то; скульптура и поэзия мне чужды. Искусство и наука — вечные киты, на которых стояло, стоит и будет стоять человечество. И конечно, чтобы кто-то мог продолжить моё ремесло, я стал мужем, отцом и даже дедом. Хотя, к этому привело скорее то, что много лет назад я влюбился и захотел видеть свою будущую жену матерью своих детей.

Это то, что я понимаю под смыслом жизни.

Эти загадочные силуэты, над которыми я с детьми работаю день и ночь на пролёт, дают мне надежду на то, что люди в конечном итоге опомнятся. Я верю в человечество.

Ну что, мой юный друг, удовлетворил ли вас мой ответ?

— Вполне, — кивнул Шикама Доджи. — Возможно, наши понятия смысла жизни не полностью идентичны, но я тоже хочу оставить свой след. И я хочу, чтобы он был заметен и памятен многим.

— Ваше право, друг мой.

— А ваша вера в человечество. Вера — это то, на что имеет неотъемлемое право каждый человек. Но я боюсь, как бы вы не разочаровались, — с всё той же улыбкой продолжил красноглазый.

— Уверяю вас, этого не будет.

Гость развернулся и уже собрался уходить, но тут Аминтос остановил его.

— Шикама, я ответил на ваш вопрос. Не могли бы вы, справедливости ради, ответить на мой? Что вы такое?

— Вы думали, это был упавший метеорит, но вы ошиблись. Это я упал. Я лишился своих крыльев и отрёкся от прежнего имени, но взамен получил возможность быть среди людей, получил немыслимую силу и скорость, взял имя Шикама Доджи и стал первым вампиром мироздания.

Мой ответ вас удовлетворил, друг мой?

— Более чем, — кивнул Аминтос.

На следующий день хозяин дома собрался в лес за травами и позвал с собой гостя, который, как вчера выяснилось, собирается в сором времени покинуть поселение. Однако же, гость отклонил предложение, сославшись на то, что солнце в тот день было слишком ярким.

Аминтос уже битый час ходил по давно знакомым тропам, погруженный в свои мысли. Он не переставал прокручивать в голове вчерашний разговор с Шикамой. Учёного не покидало чувство, что он что-то упустил.

Существа, которые реагируют лишь на людей, не лишённых человечности. Но… Нет, это полностью лишено логики. Лишь сейчас до него дошли слова гостя. Конечно, эти сущности должны были отреагировать и на него тоже! Ведь тот, кто лишён человечности, не способен на любовь и сострадание, легко будет лгать и уничтожать всё на пути к своей цели…

Мурашки пробежались по спине пожилого мужчины. Тревога, что была приспана очаровательной улыбкой и сладкими речами его гостя, расцвела в сердце с новой силой. Бросив набитую травами сумку, Аминтос со всех ног пустился в поселение.

«Аминтос, с великим прискорбием сообщаю, что вынужден немедленно вас покинуть. Ваши эссентии* (эти создания зовутся именно так) способны испортить все мои долгосрочные планы, а мне бы этого ужасно не хотелось. Надеюсь, вы не сильно обидитесь на то, что я ушёл не попрощавшись. Осмелюсь предположить, что судьба вновь сведёт нас, друг мой».

Лист пергамента с этой запиской лежал на рабочем столе в его кабинете, который был единственным местом в доме, да и во всём поселении, где всё было не залито кровью.

Седовласый мужчина стоял на утёсе, где когда-то беседовал о смысле жизни с убийцей всех людей, что были ему дороги. Сорок лет, это было сорок лет назад. И все эти годы Аминтос работал над заклинанием, способном вернуть мёртвых к жизни.

Ещё задолго до той роковой встречи с вампиром он знал об одном способе воскрешения. Но для этого требовалось совершить людское жертвоприношение, и чем младше была жертва, тем больше людей требовалось убить. Нет, этот вариант ему не подходит, ведь нужно вернуть к жизни не одного человека, а целое поселение.

И поэтому он создал два заклинания, способные воскресить мёртвых. Но вот только одно из них основывалось на групповой магии и так называемого «двойного эпицентра». Иными словами, одновременно с ними кто-то другой, находясь на приличном расстоянии, должен совершить тот же ритуал воскрешения. Но зачем ему кто-то? Нет, больше он не совершит подобной ошибки. Он больше никому не доверится.

Второе заклинание — то, что нужно.

Немного, осталось совсем немного.

Как вдруг его будто молнией поразило. Перед глазами постала ужасная картина гибели всего живого. Выполнив этот ритуал, он обречёт на гибель практически всё человечество, призовёт на Землю Армагеддон. И при этом у дорогих ему людей будет отведено всего десять лет жизни.

— О господи, — только и смог произнести он.

Аминтос со всех ног кинулся туда, где некогда было небольшое, но процветающее и полное жизни поселение. Нужно уничтожить все свои записи. Никто, никто не имеет право нарушать закон небес. Он и сам едва ли не переступил запретную черту, но, благо, Всевышний смиловался над ним и послал ведение-предостережение.

Старик, как мог, добрел до своего дома, где уже сорок лет, замотанные в белую ткань и облаченные в венки из особых трав, препятствующих разлаганию, на своих кроватях лежали члены его семьи.

«Сжечь, уничтожить, испепелить эти проклятые записи», — повторял он словно мантру.

Но едва приоткрыв дверь в кабинет, Аминтос увидел два высоких силуэта, облачённых в белые плащи.

— И этот старик додумался до такого? — один из мужчин держал в руках листы пергамента, бегло читая записи. — И это же надо быть таким эгоистом: воскресить горстку людей на десять лет, обрекая при этом всё остальное человечество на погибель.

— Да, отец был прав. Люди действительно отвратительны.

— Я думаю, отец не будет возражать, если мы их заберём.

— Зачем они тебе?

— Ну, мало ли, пригодятся. Я-то точно не собираюсь никого воскрешать. В конечном итоге, окончательный выбор остаётся за человеком. Кстати, братец, ты ведь знаешь, что этот старикашка подслушивает нас?

— Конечно знаю. Он уже несколько минут стоит в дверном проёме.

— Преподнесём этому скоту урок?