Страница 18 из 21
– Как к церковке идти!
– Да там с обеих сторон храмы Божии! – вмешался Ивашка.
Не дожидаясь супружеской разборки, Стенька выскочил за дверь.
Природная любознательность не впервые тихонько подсказывала ему: Степан Иванович, обрати внимание! Вроде и слов никаких загадочных не было, и взглядов многосмысленных, однако есть нечто странное в отношении Ивашки Шепоткина к этому парню Нечаю. На бабу он орать горазд. Надо полагать, и седьмая вода на киселе, нищий родственничек, должен был от него немало гнилых словес услышать. А Ивашка с этой здоровенной орясиной лучше, чем с родным сыном, обращается… Опять же, чего проще – Нечая за бабкой послать?
И что бы это значило?
Стенька поспешил через двор, опасливо поглядывая на кобеля Арапа. Но не Арап, а Нечай заступил ему дорогу.
– Чего тебе, свет? – спросил Стенька.
– Просьбишка у меня.
– Ну, говори!
– Возьми меня с собой! – выпалил Нечай.
– Куда, к бабке Козлихе, что ли?
– К бабке?…
Парень имел такой разочарованный вид – Стеньке поневоле сделалось его жалко.
– Ну, я заместо Марфицы за бабкой сбегаю, – объяснил ярыжка. – А ты что – сам за ворота выйти боишься?
– Да дядька Иван не велит!
– Чего ж это он не велит? Украдут тебя, что ли, за воротами?
– Не велит, да и все тут! Говорит – ты человек лесной, ты в городе потеряешься! Ищи тебя потом! И злые люди, говорит, вокруг пальца обведут! Весной только, говорит, найдем тебя, когда сугробы стают!
– А на что ты злым людям сдался? – разумно спросил Стенька. – Шуба на тебе не соболиная, вообще никакой, денег тоже, поди, и алтына не имеешь. Какой им с тебя барыш?
– Да и не дамся я им! – со всем возмущением восемнадцатилетнего плечистого верзилы добавил Нечай. – А вот потеряться – это дядька Иван прав! Как меня сюда везли, то и дело поворачивали. А улицы-то все одинаковые! А на торгу, сказывали, целая площадь полным-полна людей! Человек сто, не меньше! Вот где потеряться можно!
– Пошли! – решительно сказал Стенька. – Пока до бабки Козлихи добежим, ты и расскажешь, откуда такой взялся. Сто человек! Да там двадцать раз по сто! А то и поболее!
– Откуда же их столько набралось? – спросил потрясенный Нечай.
– Москва же!
– Ого!
– Сам-то ты откуда?
– А из Бунькова! – гордо отвечал парень. – Неужто ты Бунькова не знаешь?
И всем видом показал изумление.
Они как раз вышли в калитку, и Стенька быстрым шагом припустил в сторону церкви. Нечай шел рядом, вроде и не торопясь, однако длинные ноги позволяли ему идти вровень со спешащим Стенькой без малейшей суеты.
– Город это, что ли? – спросил Стенька.
– Вроде города… – не совсем уверенно молвил Нечай.
– И где же твое Буньково?
– А за Ивановкой.
– Еще того не легче!
Стенька кинулся наперерез первой же тетке.
– Слышь, где тут бабка Козлиха проживает?
– А вон, молодец!
– Бог в помощь! – запоздало приветствовал тетку Стенька и повернул к калитке в почерневшем заборе.
– Ты и Ивановки не знаешь?
– Погоди ты! – прикрикнул на парня Стенька. – Дай бабку сыскать! Потом про города с деревнями рассуждать будем!
Бабка Козлиха первым делом принялась выспрашивать Стеньку – тяжелы ли были сани, громко ли выл Ивашка Шепоткин, и выл ли, лежа потом в санях в неподвижности. При этом она увязывала в холстину травы с корешками, которые снимала со стены.
Стенька с Нечаем, который непонятно как и поместился в бабкиной избушке, молча и дружно поворачивали головы – с такой скоростью металась взад-вперед старенькая, скрюченная, но безмерно разговорчивая и шустрая бабка.
– Ну, ступайте! – прикрикнула она. – Не оставлять же вас в избе!
Вышли на двор, и тут бабка понеслась вперед. Кабы не черный плат, то была бы она, маленькая и стремительная, как мальчишка, выпущенный поиграть в снегу.
– Не знаешь, стало быть, Ивановки, – огорченно сказал Нечай. – А от нее до Касимова, сказывали, верст пять всего.
– Вот оно что, касимовский ты! – Об этом Стеньке следовало и самому догадаться.
Нечай при всем своем пригожестве, при светлых кудрях и румяных щеках, глаза имел раскосые и скулы высокие. В тех краях немало служилых татар проживало – должно быть, кто-то Нечаевой бабке и пособил…
– Буньковский.
– Как же ты в Москву-то из такой дали заехал?
– А купец Рудаков привез.
– И зачем же ты тому купцу на Москве понадобился?
– Кабы я знал! – воскликнул Нечай. – Купец сказывал – на Москве житье привольное, каждый день калачи и пряники едят, можно в Кремль пойти и самого царя увидеть!
– Выходит, он тебя царя смотреть повез? – Стенька поглядел снизу вверх, пытаясь по лицу собеседника понять, не шутит ли тот.
Но Нечай не шутил. Он искренне был огорчен, что из такой дали завезли в столицу да и держат взаперти.
– А к дядьке Ивану ты как попал? – заехал с другого конца Стенька.
– Так мы ж все вместе ехали!
Стенька вспомнил – и точно, Ивашка в приказе вопил, что куда-то ездил на полгода, почему и заложил женку Марфицу за пятнадцать рублей.
– Купец, стало быть, тебя сманил, а у дядьки Ивана ты поселился?
– Да они сговорились, чтобы я тут жил! Купец-то за меня кормовые деньги дядьке Ивану дал, по две деньги на день.
– А чем это ты ему так полюбился, что он за тебя кормовые деньги вносил? – Чем дальше, тем более странным казался Стеньке Нечаев приезд в Москву…
– А за жернова!
– Какие жернова?
Они уже почти подошли к шепоткинским воротам. Чтобы услышать поболее, Стенька удержал верзилу у калитки.
– А то ты не знаешь! Наши касимовские жернова всюду славятся! Как зима, так к нам за жерновами и едут! Которые купцы красную юфть возами берут, которые – сукно. Я одного видел – сита с решетами вез, и ничего больше! Разве это товар! Его и девка погрузит! А вот жернова грузить – это такое дело!
– Так ты что, жернова там у себя, в Бунькове, тесал? – Стенька окончательно перестал понимать, кто таков Нечай и за каким чертом привезен на Москву.
– Нет, в лес с охотниками хаживал. У нас леса знатные! Уйдешь, бывало, с мужиками на седмицу, идешь, идешь, конца-края нет…
– А купца Рудакова в лесу повстречал! Он на зиму в берлогу спать залег, лапу сосать, а ты его и поднял!
Нечай уставился на Стеньку в недоумении – видать, шутки в Бунькове были не в ходу.
– У него сани сломались, – несколько обиженно сообщил парень. – Бунькова не доехал, сани и не выдержали. Жернова-то весят! Он у нас новые купил, а я жернова перегружал. Он мне и говорит, чего тебе тут гнить, поехали со мной! Я и согласился.
– Так ты, выходит, беглый! – догадался Стенька.
Теперь он осознал, почему парня так старательно прячут. Детина приметный, с Ивановскую колокольню ростом будет… хотя… Кто из того замшелого Бунькова в Москву поплетется беглого искать?
– Так все ж бегут! – воскликнул Нечай.
Стенька только вздохнул.
Нечай был из тех, кого зовут – простая душа. Его и впрямь выпускать со двора было опасно.
– По-разному бегут-то, – заметил Стенька. – Ну, брат Нечай, там теперь не до меня. Коли хозяин ногу сломал, бабка с той ногой долго возиться станет.
– Так ты уходишь, что ли? – огорчился детинушка.
– Да не век же мне тут вековать! Я человек служилый.
– Эх!..
Столько скорби было в этом кратком слове, что Стеньку поневоле жалость проняла.
– Да не тоскуй ты! Обживешься – и в Кремль сходишь, и всюду!
– Да-а, всюду! Вон дядька Иван охромел – кто меня поведет? А обещали-то, обещали! И в Кремль, и в Успенский собор на царя посмотреть, и в бани, где дородные девки, и Охотный ряд показать, и боевые часы на башне, и Евангелие напрестольное в два пуда, и конные бега, и деревянную грамоту, и как на Лобном месте дьяки царев суд возвещают…
Парень перечислял все соблазны, не замечая, что у собеседника глаза явственно лезут на лоб.
– Вот, стало быть, чем тебя сманили… – осторожно, осторожнее некуда, чтобы не спугнуть, молвил Стенька. – Ну, в Успенский собор – это понятно, и царя посмотреть, и Богу помолиться. В баню… А что, у вас своих нет?