Страница 63 из 88
Решительно настроенная справиться со своими чувствами, Дафна наказала себе, что ни секунда её времени не должна быть свободна. В антике оставалось еще довольно находок, которые предстояло восстановить. Вместе с дамами Фицхью она посетила два местных собрания. И, конечно же, много читала – книги об английской аристократии, заметки о современной моде, эссе об английской политике и даже небольшую брошюру, найденную в местном книжном магазине, о том, что должна знать юная леди, решившая принять пост гувернантки. Но при этом Дафна старательно избегала светских газет. Она не хотела читать домыслы об Энтони и его будущей супруге.
По приказанию Энтони главный конюх начал учить её верховой езде. Благодаря умению ездить на верблюдах Дафне хватило нескольких дней, чтобы освоиться с лошадью. Но, конечно же, она находила дамское седло верхом нелепости.
Наступило время Рождества. Чета Беннингтонов отправилась к своему племеннику в Уилтшир. Дафну же пригласили на празднование в Долгую Долину, поместье лорда и леди Фицхью, и она согласилась. Раньше ей не доводилось отмечать Рождество в истинно английском стиле, и мысль посетить гуляния у соседей весьма её привлекла. К тому же за последние несколько месяцев она искренне привязалась к доброму семейству, да и они уже обращались с нею как с родной.
Посему Дафна написала виконтессе, что решила остаться в Хэмпшире ещё на несколько дней.
Во время первого своего английского Рождества Дафна ела яства, экзотичные для неё и совершенно привычные для хозяев дома. Она не была уверена, что ей понравилась запечённая кабанья голова, но сливовый пудинг, заварной крем и вино с пряностями привели гостью в восторг.
Беннингтоны успели вернуться в Тремор-холл и, пожелав ей всего самого наилучшего, попрощались. Мистер Кокс выплатил ей премию в пятьсот фунтов. И к пятому января нового года причин задерживаться в Хэмпшире не осталось. Наступило время отъезда.
Но когда леди Фицхью узнала, что на следующий день Дафна планирует отправиться в Лондон и не просто, а одна, да ещё почтовой каретой, она ужаснулась и настойчиво предложила путешественнице отпраздновать вместе с ними Крещение и лишь потом поехать в столицу – вместе. По дороге в Лондон они бы с удовольствием завезли дорогую мисс Уэйд в Чизвик. Дафна согласилась.
Накануне Крещения в поместье вернулся Энтони.
Дафна работала в антике. Она восстанавливала свою последнюю находку – очень редкий образец шомронской керамики. Склеивание воедино бесконечного числа черепков, на которые разлетелась большая ваза, заняло у нее день и почти весь вечер. Близилась полночь, когда наконец последним взмахом карандаша она закончила эскиз вазы и занесла в каталог её описание: «Округлая ваза. Группа Д: грубая керамика, объект 16.2. Шомронская утварь, тёмно-красная глазурь, барботинный рисунок. II в. н.э., правление императора Адриана. Вилла Друскуса Аэрелиуса, Вичвуд, Хэмпшир, 1831 г.».
Мгновение Дафна не могла отвести глаз от рисунка. Больше не придётся восстанавливать артефакты, найденные на руинах римской виллы Энтони. Конечно, она может столкнуться с ним в Лондоне, может посетить его музей, но сейчас эта ваза знаменовала собой завершение её пребывания в Тремор-холле. Внезапно Дафну охватило беспросветное отчаяние. Будущее таило в себе заманчивые возможности, но, думая об Энтони, она не могла вызвать в себе восторга и предвкушения этих самых возможностей.
Прежняя отчаянная и слепая влюблённость исчезла, но на её место пришли другие, более глубокие, чувства – уважение и дружба. Желание тоже было, оно по-прежнему заставляло её таять как мёд при одном воспоминании об Энтони без рубашки, о его крепких объятиях, о пьянящих поцелуях.
Но мысли об этих чувствах причиняли такую боль, что казалось, будто на душу ложится тяжёлый камень. Проведённые вместе часы – работа бок о бок, уроки танцев, пикники, торг за её время – были особенными и восхитительными, и осознание неминуемости отъезда казалось нестерпимым.
Слёзы затуманили глаза, и Дафна поспешно смахнула их носовым платком. Она поклялась, что не прольёт по Энтони больше ни слезинки, и намеревалась сдержать свою клятву.
Огонь в камине давно прогорел, оставив угли и пепел, и Дафна внезапно осознала, насколько зябко стало в антике. Пошевелив задеревеневшими от холода и кропотливой работы пальцами, она поморщилась от боли. Опёрлась локтями о стол и слегка приподняла очки, чтобы потереть уставшие глаза. Ледяные кончики пальцев успокаивающей прохладой легли на закрытые веки. Она зевнула, зная, что засиделась допоздна. Пора возвращаться в дом и ложиться спать, ведь завтра рано утром предстоит ехать к Фицхью.
В эту секунду распахнулась дверь. Дафна подняла голову. Ворвавшийся холодный ветер загасил свечи на рабочем столе, но на мгновение вернул к жизни пламя в камине, позволив разглядеть, кто стоит в дверях. Затем огонь потух, оставив после себя тускло мерцающие красным угли.
Энтони. Разве можно было его с кем-то спутать? Серебристый свет зимней луны очёрчивал его такую характерную фигуру, широкие плечи чёрной стеной отгораживали ночь. На полу перед ним проникший через окно лунный свет нарисовал узор из квадратов.
– Я видел вас здесь, – выдохнул он. Помолчал и добавил загадочно: – Всюду, где бы я ни был.
Дафна откашлялась.
– Вы вернулись. – Боже, какое бессмысленное замечание! Но, кажется, способность логично мыслить, требующаяся для более сложной речи, покинула её.
Энтони вошёл в антику, и вместе с ним ворвался студёный ветер. Обхватив себя руками в попытке защититься от холода, Дафна встала.
Энтони закрыл дверь и опёрся о неё спиной. Его лицо и тело по-прежнему скрывала темнота.
– Вы ещё не уехали, – устало заметил он. – Не думал, что найду вас здесь. Разве вашим последним рабочим днём не должно было стать двадцать третье декабря?
Он не планировал даже попрощаться! Дафна стянула все обуревавшие её чувства в тугой узел гордости.
– Утром я уезжаю в Долгую Долину. Отмечу Крещение вместе с Фицхью, а затем они отвезут меня к вашей сестре в Чизвик.
Энтони не ответил. С каждой секундой тишины Дафна вскипала всё больше. Его молчание провоцировало её, и наконец она не выдержала:
– Неужели не попытаетесь соблазнить меня остаться, ваша светлость? Не станете говорить о нашей дружбе и воспевать мои прекрасные глаза? – Её голос сорвался. – Даже не попрощаетесь и не пожелаете всего самого наилучшего вашей преданной служащей?