Запретные удовольствия. (ЛП)

Очень верное наблюдение, и Энтони не мог не рассмеяться вместе с ней. Однако пронеслись ещё три недели, и он понял, что ему вовсе не смешно. Он то и дело мысленно возвращался к их поцелую и никак не мог совладать с собой. Ему невольно вспоминались утончённое наслаждение от скольжения девичьей лодыжки по его ноге, нежный аромат гардении, окутавший его, когда ласковые руки обвились вокруг его шеи; нежность губ и жар тела Дафны. Но чаще всего Энтони вспоминал её лицо после поцелуя и то изумлённое, искреннее наслаждение, что отразилось в улыбке. Наслаждение, причиной которого был он. Наслаждение, которое Дафна не могла скрыть.

Он тогда не ошибся. Страсть переполняла её, рвалась наружу. Он не удержался от соблазна высвободить её, и теперь страдал и мучился, ибо желание вновь вкусить этой страсти не оставляло.

Каждый день после обеда они разбирали находки и решали, какие из них достойны музея. Каждый вечер Энтони обнимал Дафну и учил танцевать. Он без конца расспрашивал её о местах, где она побывала; требовал живых и образных описаний египетских пирамид, Колизея, базаров Марракеша и Танжера. Спорил с ней, дразнил, флиртовал, но ни разу не попытался поцеловать снова.

За поцелуями неизбежно последовали бы восхитительные фантазии, которые скомпрометировали бы и его честь, и её невинность. Вновь и вновь Энтони приходилось напоминать себе, что он джентльмен – в чём прежде никогда не возникало нужды. Семнадцать лет герцогства, привычка сызмальства блюсти честь титула и строгие правила приличия, самодисциплина – сейчас всё это помогало ему справляться с собой.

Истинный джентльмен – и неважно, какое у него положение в обществе, какой титул – никогда не соблазняет невинных барышень. Особенно тех, кто на него работает. Конечно, это не столь подло, как спать с собственной служанкой, но всё-таки подло. И Энтони удавалось удержаться от попыток поцеловать Дафну снова. Но как же ему хотелось! Не передать словами.

На одном только предложении менять поцелуи на время мысли Энтони не остановились; фантазии уносили его дальше и дразнили немилосердно. Он придумывал и представлял, как мог бы ублажить Дафну – в обмен на то, что она останется в поместье. Картины эти мучили его днём, преследовали ночью.

Дафна уже довольно прилично выучилась вальсу, и Энтони начал показывать основные шаги контрданса. Трудная задача, ведь даже самый незамысловатый контрданс требовал по крайней мере четырёх человек. Объяснить и показать “moulinet” и “interchasse” (фигуры танца - прим.пер.) без других пар было почти невозможно, но он всё-таки пытался. Ведь в контрдансе партнёры лишь встречались ладонями, и то нечасто, и Энтони полагал, что так много безопаснее.

Конечно, присутствие других людей во время их уроков сдерживало бы его больше. И Дафна танцевала уже достаточно хорошо, чтобы не стесняться делать это при чете Беннингтон, например. Но Энтони ей даже не предлагал, ибо не хотел лишиться мучительного удовольствия быть с ней наедине. Эта игра – проверять, что окажется сильнее, его желание или сила воли – стала для него наркотиком. Очень опасная игра, и очень сильным наркотиком.

Энтони понимал, что шутит с огнём, но риск добавлял напряжения и интереса и заставлял его сердце биться быстрее. Как ещё проверить решимость, если не соблазнами? И как-то вечером, через три недели после того памятного вечера, Энтони вдруг поймал себя на том, что настраивает музыкальную шкатулку на вальс. Сильнее соблазн сложно придумать.

– Вальс? – едва раздалась знакомая мелодия, спросила Дафна. – Мы давно его не танцевали.

Энтони взял её за руку.

– Время от времени нужно практиковаться. – Притянув Дафну к себе, он положил руку ей на талию. – Кроме того, мне больше нравится вальсировать с вами, чем вышагивать по комнате, изображая скованные, стилизованные па кадрили.

– В самом деле?

– В самом деле. Пусть моя дама и невероятно ко мне жестока.

– Жестока? – улыбаясь поддразнивающим ноткам в его голосе, переспросила Дафна. – Как вы можете так говорить?

– Зная, сколь важен для меня музей, вы всё-таки отказываетесь дать мне ещё времени за наш поцелуй. И это притом, что вы им наслаждались!

Лёгкий румянец окрасил девичьи щёки, и Энтони задумался: как мог он прежде считать её простушкой? На самом деле восхитительнее создания он не встречал.

– Пожалуй, нам следует вновь начать переговоры по сему вопросу. – Он всё глубже и глубже падал в пропасть.

– О нет, – улыбаясь, Дафна покачала головой. Их игра ей тоже нравилась. – Вам не удастся выторговать у меня ещё один месяц.

– Готов согласиться на две недели.

– Как много вы о себе воображаете! – смеясь и шутливо толкая его в плечо, воскликнула она. – Если не можете быть серьёзны в переговорах, то не стоило их и начинать.

Энтони притянул её чуть ближе, недопустимо сократив расстояние между ними.

– Какое предложение вы посчитаете серьёзным?

Дафна изобразила задумчивость.

– Поцелуй длился не больше двух минут. В обмен на него с радостью готова предоставить вам две минуты своего времени.

Энтони уставился на неё в нарочитом потрясении.

– Две минуты? И это всё, чего я стою? Дафна, я оскорблён, оскорблён до глубины души! Юная леди, которой вскоре предстоит дебют в светском обществе, обязана оценить мой поцелуй выше. В конце концов, я же герцог.

– Я бы оценила его выше, если бы мне было позволено хвастаться сим фактом. Но не могу же я поведать столичной публике, как хорошо вы целуетесь! Моя репутация будет погублена. – Глаза Дафны искрились весельем.

Энтони усмехнулся. Как же ему нравилась её шаловливость!

– Зато моя вознесётся до небес, – заметил он. – Пожалуй, мне нравится мысль, что все дамы света узнают о моём мастерстве на стезе поцелуев.

– И вы продолжаете утверждать, что всеобщее внимание вам противно?