Охота на Золушку

- А, может, лучше - сразу в спальню?! - хохотнул Генералов. - А впрочем, правильно - первым делом рюмка водки, а уж девушки потом. И не ссорьтесь, Лешка у нас такой парень, что его на всех хватит и еще останется.

- А мы что - хуже? - обиделся Барин.

- Да уж мы то знаем, какой ты, - вставила блондинка, продолжая тесно прижиматься к Кумову. - В прошлый раз показал себя во всей красе!

- А что - "в прошлый раз"? - поинтересовался Дима.

- Ой-ой-ой! Выпил немного лишнего - а разговоров теперь будет! - хоть Шаховской и постарался сделать вид, что слова женщины его не затронули, но, тем не менее, было заметно, как он смутился.

- Этот Казанова, - не унималась блондинка, - на той недели ввалился ко мне среди ночи на квартиру. Часа полтора бахвалился, какой он неутомимый любовник. Потом вылакал остатки принесенной с собой водки, облевал всю ванную и отрубился, даже не раздеваясь. Ни тебе любви, ни ласки!

- Вы сюда водку пришли пить или языками чесать? - поспешил Барин сменить тему разговора. - А ты, Танька, оставь Алексея в покое - никуда он не денется. И давай сваргань какой-нибудь закусон.

Гулянка быстро стала набирать обороты. На столик выставили бутылки со спиртным, закуски. А потом рюмка за рюмкой собравшиеся принялись "набирать норму".

- Тебя, Леша, и не узнать, - говорил Генералов, - набрался лоска по заграницам. Смотрю на тебя и даже сомнение берет - и ты, и не ты. На улице встретил бы - не узнал. Богатым будешь.

- Куда ему дальше. Ты бы лучше меня когда не признал, - вмешался Шаховской.

- Попробуй тебя не узнать! Один раз увидишь, всю жизнь потом морда будет сниться в кошмарных снах, - отвечал Генералов и, наклонившись к Шанхаю, прошептал:

- А ты сюда приехал по делу?

- Хочу немного развеяться.

- Да ладно... Чего бы ты еще в Ровск приперся. Совсем нас за фраеров считаешь? Сейчас у нас крутой передел идет. Великий скопытнулся, Ходосеев под себя бановский рынок тянет, Боксер тоже куски рвет. Даже Барину кой-какая мелочишка перепадает.

- Меня это не интересует.

- Конечно, свои миллионы ты заработал честным путем.

- Не в этом дело.

- А, понял: ты уже завершил стадию накопления первичного капитала. Поздравляю. Теперь респектабельным становишься? Фамилию сменил. Может, еще найдешь себе какого-нибудь знатного предка? Сейчас модно иметь родословную. Или вот - посватайся к Бачуриной. Графиня и богачка покруче западных миллионеров.

- Что за Бачурина?

- Вдова Петра Великого. Во, фамилии у людей, а?

- Вдовушка далеко, а я рядом, - блондинка обвила руками шею Шанхая. - И между прочим, мы с ней почти полные тезки.

- Только фамилии разные и репутации, - хохотнул Генералов.

- Мы все здесь со звучными фамилиями, - опять вмешался Барин. - Хотя я и не претендую на родство с аристократами. С таким же успехом я мог бы носить и фамилию Айвазовский. Леня Айвазовский - звучит?!

- Я Генералов не потому, что мои пращуры генералы. А потому, что они были крепостными или денщиками у какого-то генерала. И я унаследовал их гены. Бар и не люблю, и завидую, и ненавижу... И жить без них не могу. Как мои прадеды. Потому, что не хочу и не умею быть свободным. Хочу лишь насолить барам.

- Ты не обращай на него внимания. Его с телевидения и из газетенки выкинули. Что-то он там одобрительное о нац-социалах ляпнул.

- Это о каких нац-социалах?

- Появились у нас умники, решившие построить коммунизм для одного отдельно взятого города. А для начала стали обкладывать данью банки и фирмы.

- Рэкетиры, что ли?

Барин, вспомнив свое прошлое, скривился, размышляя: не обидеться ли на подобное сравнение. Но затем согласился:

- Своего рода. Они звонили и требовали перевести средства на счета детских домов, больниц и тому подобное. В случае отказа обещали неприятности. Пару раз побили стекла и кинули в офис одной фирмы бутылку с коктейлем Молотова. Придурков, конечно, поймали.

- Я сказал, что это был заговор рабов. Сравнил "нац-социалов" с пугачевцами и разинцами, - вставил Генералов.

- Тогда понятно, за что турнули, - улыбнулся Шанхай. - Пугачева и Разина вспоминать не стоило.

- Прав был классик: все рабы, сверху донизу. - Генералов ударил кулаком по столу. - А мы ничем не лучше наших предков. И бунт наш против существующего порядка - рабский бунт, как наших прадедов, что жгли поместья бар, а потом сидели на пепелище и думали: а дальше как? Кто укажет, когда сеять, когда пахать. Не привыкли жить свободными. Да и хлопотно это, самому отвечать за себя и последствия своих поступков. И приходили новые господа. Устраивали новые порядки. И начинались на мужицких кухоньках разговоры: а старые бары не такие уж и плохие были. И хлеб тогда дешев был, и жить было куда легче. И снова бунт, русский бунт! Черт с ним, что кровавый, обидно - что бессмысленный! Потому, что бунт рабов. Пугачевщина или махновщина - все равно. И то, и другое - восстания холопов. И "нац-социалы" от них не далеко ушли.

- Эх, русская душа - не понятна ни шиша, - заржал Барин. - Русскими жили, русскими и помрем.

- Это ты-то русский? Смесь еврея с татарином. - Генералов обиделся на то, что его перебили.

- Щас как дам по сопатке, увидишь - русский у меня кулак или нет, - потянулся через стол Шаховской.

Шанхай перехватил его руку, вложил в ладонь рюмку с коньяком и подтолкнул обратно в кресло.

- Как мне надоели эти политические разговоры, - громко заявила Татьяна, стараясь разрядить обстановку.

Бакс привстал в кресле и коротко гавкнул. Похоже, он был согласен с гостей.

- Политика для мужиков, все одно что хоккей. Столько эмоций и времени отнимает, а толку, как от козла молока, - поддержала блондинку подруга. А чтобы Генералов не вздумал протестовать, бросилась ему на шею и залепила рот жарким поцелуем.

Татьяна, тезка Бачуриной, уже разливала по рюмкам коньяк.

Домофон в прихожей призывно загудел:

- Любовь Андреевна, вам бандероль, - сообщил вахтер. Люба набросила на халат плащ и спустилась вниз. Вахтер вытащил из-под конторки пакет и протянул Ходосеевой.

- Только что принес посыльный. Я расписался за вас.

Люба разорвала оберточную бумагу и увидела под ней роскошный художественный альбом, посвященный творчеству итальянских художников эпохи Возрождения. Ни открытки, ни записки в бандероли не оказалось. В качестве отправителя указан магазин, в котором Ходосеева недавно приобрела книгу по антиквариату.

- Это я заказала книгу, и ее, наконец, прислали, - почему-то стала оправдываться женщина.

Поднявшись в квартиру, Ходосеева еще раз пролистала страницы книги, но и в этот раз не обнаружила того, что искала. И все-таки она была уверена, что подарок послан Борей.

После увлекательной экскурсии по запасникам художественного музея она часто вспоминала этого обходительного и образованного мужчину. Оказывается, и он помнил о ней. И ведь сумел узнать адрес! Женщина почувствовала непонятное беспокойство. Требовалось немедленно что-то предпринять, оставаться в четырех стенах опостылевшей квартиры было просто невыносимо.

- Пойду, прогуляюсь, - неизвестно кому сообщила Люба.

Но вместо того чтобы одеваться, отправилась в душ. Влажная, с тюрбаном из полотенца на голове она уселась перед трюмо наводить красоту. Из зеркала смотрела похожая на подростка худенькая женщина с испуганными глазами. В уголках рта и под глазами лежали тоненькие морщинки, предательские свидетели прожитых лет. Люба принялась замазывать морщинки тональным кремом. Она не слишком часто пользовалась косметикой и мазки получались неаккуратными, совсем не такими, как того желала женщина. И страшно мешало внутреннее, до дрожи в руках, напряжение. Будто после крепчайшего кофе.

Ходосеева посмотрела на полученный результат. Нет, косметика ей положительно не идет. Сейчас она выглядит как уличная потаскуха. Люба принялась стирать помаду и тени. Взглянув на разноцветные полосы на лице, почувствовала, как на глаза навернулись слезы.