Кассандра в Тавриде

Аристарх Львович ухмыльнулся. Ему таки удалось вырвать эмоцию у этой играющей в неприступность девушки.

– В невежестве жизнь комфортна. Неведенье снимает вериги с органа, именуемого совестью. Незнание освобождает от ответственности за все происходящее вокруг.

– Хорошо! Ладно мы, обыватели! Но научное сообщество вроде бы не должно мириться с таким положением дел?

– Что толку не мириться, если внимать все равно некому. Из-за меркантильных опасений утратить ранг единственного держателя истины научная аристократия и бюрократия предпочитает оставаться в рамках традиционных представлений и приключений на попу себе не ищет. К тому же и негодные методы дают результаты. Главное как обосновать.

– Ужасные вещи вы говорите.

– Это в вас молодое вино еще не перебродило. Самый страшный грех ученого – это игнорирование неудобных фактов ради незыблемости понравившейся ему теории. Но как бы кто ни пытался что скрыть, а все равно постоянно обнаруживаются явления, не укладывающиеся в привычные представления о мироздании, причем во всех сферах. Вот я и задаю себе сакраментальный вопрос: а вдруг все выглядит иначе, чем есть на самом деле, и новые гипотезы с открытиями тормозятся сознательно?

– Шутите? Зачем?

– Чтобы глупое и безответственное человечество на нынешнем этапе не стерло само себя с планеты. Ну как версия . . . Удивительно с такой легкостью люди отдают свою волю! И как же мало мы знаем о себе самих.

Глава 4

Загребая ступнями еще неостывший песок, Саша задумчиво брела в свое пристанище на колесах. Идти туда совсем не хотелось. Откуда-то с берега доносились оживленные голоса и беззаботный женский смех. Видимо, ребята из экспедиции устроили ночное купание голышом, что они обычно делали после захода солнца. Это была летняя практика учащихся истфаков разных вузов страны, поэтому случайных людей в их компании не оказалось. Провести весь день на жаре, с лопатой в руках – удовольствие сомнительное, даже если ты искренне мечтаешь сделать великое археологическое открытие и прославиться.

Ставшее уже привычным чувство одиночества особенно остро ощущалось в толпе незнакомых людей. Да и знакомых тоже. Похожее на полет в вакууме, оно не приносило страдания. Окружающий мир воспринимался, как фильм, на который она смотрела из зрительного зала. В детстве Александра много раз спонтанно переживала состояние «здесь и сейчас», то которое мистики называют «вспомнить себя». Тогда это пугало невероятно, но повзрослев, она поняла, что только так человек встречается с самим собой. Большинство же, страшась внутренней пустоты, мгновенно начинает искать объект вовне для переключения внимания. Одиночество всегда тяжелое испытание для не слишком развитой души.

Перед тем как расстаться, оставляя коридор для маневра, Аристарх Львович ненавязчиво предложил ей под шум прибоя прогуляться вдоль берега. Коридором Александра не преминула воспользоваться. Чем романтичней выглядела обстановка, тем сильнее было желание из нее выскользнуть. Получив отказ, мужчина ничуть не огорчился, скорее наоборот – упрямство малышки с характером его позабавило, словно это была давно заезженная игра с заранее прописанным финалом. Хорошие манеры – процент с капитала для людей чистокровной породы. Им не нужно следить за своим поведением, это их естественное состояние.

Саша подняла голову. Миллиардами глаз Вселенная смотрела на нее. Мерцающий свет далеких галактик пробуждал реликтовый страх и первобытный трепет религиозного чувства дикаря. Касалось, протяни руку, и ты коснешься тайны, над которой до тебя бились тысячи поколений на планете. Александра не любила слово «Бог». Из-за слишком частого поминания всуе оно давно утратило свой исходный смысл. Если остальным «Создатель» представлялся мужчиной, то для нее это была рождающая из пустоты и темноты весь тварной мир Мать Вселенная. Глядя на звезды, Александра всегда чувствовала, что ее дом не на Земле. Здесь она чужая. Как будто прочитав ее мысли, два вырвавшихся из космической бездны метеора прорезали черноту неба, и, сгорая, понеслись вниз навстречу своей прекрасной смерти. Пока звезды падают, время загадывать желания.

«Интересно, – подумала Саша, – а которая из них моя? Вот бы сейчас вернуться в свой настоящий дом!» – и внезапно поняла, что все, что есть вокруг, она не узнает. Это оказалось за границами понимания – длинный туманный хвост Млечного пути раньше выглядел как-то иначе. Берег моря был ей незнаком, ровно, как и все окружающие звуки и запахи. Кустарники, растущие в стороне от линии прибоя, куда-то исчезли. Там, где только что светились дальние огоньки поселка, не было и пятнышка света. Где она находилась, было абсолютно не понятно. Все, что она сейчас перед собой видела – никогда прежде она не видела – словно выпала из своего измерения, и оказалась в незнакомом параллельном. Страх вогнал тело в ступор, и следом началась неуправляемая паника с дрожью в руках и ногах.

Но потеря ориентации во времени и пространстве продлилась всего лишь несколько секунд, и все быстро вернулось назад. Саша без сил плюхнулась на песок и с бешено колотящимся сердцем долго приходила в себя, пытаясь понять, что это сейчас ней только что произошло. Она была напугана. Боже, она еще никогда в жизни не была так сильно напугана! Просидев на земле минут десять, Саша медленно встала, отряхнулась и побрела к дому.

Подойдя к трейлеру, она услышала громкий заливистый смех двух своих соседок. Смех не понравился, и плохое настроение стало отвратительным. Девчонки-волонтерки, с которыми жила Александра, были моложе. С первого дня, как только они втроем заселились в маленьком трейлере, дружеские отношения как-то не сложились. Ее недолюбливали – она оказалась для них слишком чужая. Видимо, чувствовалась непреодолимая социальная дистанция – Александра уже выпускница факультета международной журналистики МГИМО, значит, блатная за края. Они же – студентки-первокурсницы какого-то провинциального пединститута, то есть – неудачницы по рождению, и слаще морковки ничего в жизни не ели. То, что она им обеим не нравилась, Александру трогало мало. Она редко с кем находила общий язык, поэтому привыкла к отстраненности.

Таня и Оля были подругами-одногруппницами, и в Крым приехали вместе. Третий человек им был лишний, так как проводили они свое свободное время в поиске развлечений того свойства, которое Саше было совсем не интересно. Александру они считали скучной и старой. Восемнадцать лет – это возраст, когда двадцать пять кажется уже критическим. А после тридцати, в представлении молодняка, жизнь и вовсе заканчивается. Секс после сорока? Ну, это вообще неприлично! Поэтому, за короткий срок надо успеть как можно больше наделать глупостей.

Девчонки уже вырядившись в свои дешевые шмотки и раскрасившись, как команчи на тропе войны, самозабвенно крутились перед небольшим, висящим на стене зеркалом. Саша молча прошла мимо и села на свою кровать.

– Что-то ты быстро вернулась? – голос Тани прозвучал предельно ехидно. – Мы-то думали, что ты до утра уже и не вернешься.

Саша промолчала. Спровоцировать на обсуждение ее странного свидания с начальником экспедиции этим двум курицам не удастся. Но на откровенность девчонки, видимо, и не рассчитывали, поэтому повернулись к зеркалу и продолжили доводить свой внешний вид до совершенства. Так как они его понимали.

Глядя на двух любующихся собой дурынд, Александра ощутила злость: «Вырядились, как проститутки! Ведь нарвутся идиотки малолетние!»

И в ту же секунду ей стало нехорошо. Это была внезапная и ничем необъяснимая тревога, словно что-то скверное уже случилось. Но вокруг все оставалась по-прежнему. Ничего у нее нигде не болело, но плохо было реально. Не понимая причины своего состояния, Саша неожиданно спросила:

– Вы куда?

– А, что? – Оля была поершистей, и в простоте двух слов сказать не могла.

– Да в Керчь смотаемся потанцевать, – вместо нее ответила более мягкая Таня. – Сегодня с местными познакомились. Ребята нас на машине отвезут. Сейчас заедут.