ВЕСЕННЯЯ ЛОВУШКА

— Ты тоже думаешь, что это сделала я? — уныло спросила Василиса.

Марат поднялся с дивана, сильно припадая на раненную ногу, подошел к ней вплотную. Поправил ей выбившуюся прядь волос, совсем невесомо щелкнул по носу.

— Нет, я так не думаю.

Накинул свою дубленку на плечи и ушел, оставив ее в одиночестве.

Пытаясь отвлечься от невеселых раздумий, Василиса затеяла в доме уборку. Прибрала со стола, погладила белье, вытряхнула ковровые дорожки. И поймав себя на том, что составляла чистую посуду в холодильник, она не смогла больше сдерживать в себе тоску. Глаза тут же зажгло от горьких слез. Ноги сами по себе подломились в коленях, она бессильно опустилась на пол. Прозрачные капли, пробежав по щекам, срывались с подбородка и падали вниз, оставляя на досках соленые кляксы.

Горло сдавило тисками. Несчастье из прошлого криком вырвалось наружу. И уже не сдерживая себя, она плакала навзрыд, жалея себя, жалея умершего деда, вспоминая утонувшую в болоте гнедую кобылку и ее жеребенка. Плакала от безразличия своих родителей и равнодушия своего мужа. Она плакала от одиночества и отчаяния, желая хоть на миг вернуть редкие счастливые моменты своей жалкой жизни.

Нос перестал дышать, в горле саднило, глаза превратились в узкие щелочки, черепная коробка готова была разорваться на части.

Василиса тяжело поднялась, умылась холодной водой. Горько порадовалась, что Марат не вернулся во время ее рыданий. Напряжение, копившееся с момента ее приезда в Крутояр, ослабило свою удушающую хватку. Осталась только головная боль и как любая девушка Василиса знала, что лучшее лекарство в таком случае это сон. Оттекшие веки не давали полноценно раскрыться глазам и с облегчением сомкнулись, стоило голове оказаться на мягкой подушке.

***

В окно заглядывал месяц, а свет из прихожей желтым цветом залил пестрый ковер. Значит, вернулся Марат, больше некому было хозяйничать в ее доме. Кирпичная кладка печки была теплая, Марат позаботился о дровах и растопил старенькую печь, про которую она совсем забыла днем. Он удивлял ее все больше. Она ни хотела пускать его к себе в дом, предполагая, что она для него станет не более, чем прислугой с собственном доме, а в действительности оказалось неожиданно по другому. Как бы то ни было, показываться ему на глаза совсем не хотелось, но другого способа поужинать она не видела.

Стараясь не привлекать к себе внимания резкими движениями, она крадучись вышла из комнаты, белокурые распущенные волосы волнистыми прядями окаймляли лицо, скрывая покрасневшие веки. Марат, обложившись подушками, удобно устроился, держа перед собой раскрытую книгу. Василиса, старательно не поднимая взгляд, завозилась у кухонного гарнитура, рассчитывая все движения так, чтобы как можно дольше оставаться к гостю спиной. Налила чай, наспех соорудила бутерброд. Присела за стол, спиной к Марату. Торопливо поела, и почти бегом убежала в свою комнату. Выдохнула с облегчением. Отвечать на неудобные вопросы о своей внешности, не пришлось.

Раздался легкий стук в ее дверь. Василиса в панике накрылась одеялом и отвернулась к стене.

— Можно войти?

— Нет, я переодеваюсь!

— Да, ты, лгунишка, — насмешливо проговорил Марат, распахнув дверь, не дожидаясь разрешения. Щелкнул выключатель, комнату залило светом.

Вася раздраженно откинула с себя одеяло и обернулась.

— Я и забыла о твоей бесцеремонности, — сердито сказала она. — Уходи. Я хочу спать.

Прятать опухшее от слез и ото сна лицо больше не имело смысла. Василиса намеренно смотрела ему прямо в глаза. Марат, скользнув внимательным взглядом по ее красному носу, оттекшим губам, глазам превратившимися в узкие щелочки, сделав несколько шагов, оказался рядом с кроватью.

— Уходи, — повторила Василиса.

— Позволь присесть, мне тяжело стоять, — попросил он, игнорируя ее требование.

— О, к чему эта нарочитая вежливость. Делай, что хочешь, — Вася ехидно усмехнулась и отодвинулась к стене. — Все равно мои просьбы для тебя ничего не значат.

Марат опустился на кровать и тут же у него в руке мелодично звякнул колокольчик. Серебристо-белый, размером с детскую ладошку. Удивительно красивый золотистый орнамент опоясывал его по кругу. Язычок был выполнен в виде миниатюрного перевернутого нераскрытого тюльпана.

Василиса подняла глаза на Марата.

— Это что?

— Игрушка, — он повертел ее в руке. — Тебе нравиться?

— Очень красивый.

— Тогда он твой, — Марат вложил в ее ладонь колокольчик. — Может он хоть немного поднимет тебе настроение.

Его лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание и могла разглядеть каждую ресничку на его веках. Цвет его глаз оказался вовсе не черным, а темно-коричневым, с золотистым ореолом вокруг зрачков.

— Почему ты плакала? — негромко спросил он. — К тебе кто-то приходил, пока меня не было?

— Никто не приходил. Мне просто стало грустно, не смогу объяснить, — ответила она. Василиса озвучила самую простую причину для своих слез. На самом деле причин было так много, что все они слились в один бурый, липкий комок, который, разбухнув в ее груди, и стал поводом.