Страница 4 из 13
На наш взгляд, активизация усилий в деле ускорения полонизации объясняется неудовлетворительной результативностью предыдущих действий польских властей в этом направлении. Обратимся для подтверждения этого к результатам этносоциологических исследований, проведенных польскими учеными в 1937–1938 гг., когда изучался уровень национального сознания в двух регионах: в первом преимущество имелось население римско-католического вероисповедания (77 деревень Виленско-Трокского, Ошмянского поветов), во втором – православного вероисповедания (107 деревень из северо-восточных и восточных поветов Виленского воеводства – Дисненского, Вилейского, Воложинского, Молодечненского, Поставского, Браславского). Анкетирование на территории Виленско-Трокского и Ошмянского поветов не показало роста национального сознания местного польского населения, значительную часть которого составляли белорусы римско-католического вероисповедания. Они часто отождествляли этническую принадлежность с конфессиональной, а также государственной. Согласно результатам исследования, на территории двух указанных поветов из 52-х опрошенных деревень только в 7-ми был признан хорошим уровень национального сознания поляков. В качестве родного языка местное католическое население называло белорусский или «простой», хотя в общественной жизни ими использовался и польский язык42. В ходе исследования выяснилось, что православные белорусы в деревнях больше тянулись не к польской культуре, а к белорусской.
Хотя поляки не преобладали среди населения Западной Белоруссии, однако они занимали привилегированное положение в социальной структуре. Поляки составляли абсолютное большинство в полицейско-административном аппарате. В 1932 г. из 5 120 государственных чиновников и служащих местных органов управления Полесского воеводства поляков было 88 %, русских – 5,8 %, белорусов – 3,6 %, евреев и украинцев – по 1,3 %43. Господство поляков среди чиновников наблюдалось и в других воеводствах Западной Белоруссии. В 1930-е годы усилилась тенденция полного удаления непольских представителей из органов государственной администрации. Большинство чиновников было прислано из других регионов Польши.
Кроме чиновников, в городах жили также представители польской интеллигенции, немногочисленные торговцы, ремесленники, рабочие. Среди интеллигенции господствующее положение также занимали поляки. Например, по состоянию на 15 февраля 1932 г. национальный состав интеллигенции в Полесском воеводстве был следующим: поляки составляли 75,5 %, евреи – 9,8 %, русские – 9,5 %, украинцы и белорусы – по 2,5 %44. Для польской власти важное значение приобретала полонизация и окатоличивание городов, превращение их в крупные центры распространения польской культуры. Так как польская интеллигенция слабо включалась в активную общественную работу, важное значение для успешной полонизации «восточных кресов» приобрела задача воспитания из местного населения кадров интеллигенции, польской по взглядам и культуре.
В социальной структуре надежной опорой польских властей считались помещики, которые сохранили свое доминирующее положение и накануне сентября 1939 г. В этом году доля поляков среди владельцев хозяйств с площадью землевладения в 50–100 га в отдельных поветах Виленского воеводства колебалась от 66 % в Браславском повете до 97,1 % в Поставском повете. Белорусское присутствие там было незначительным – от 0,2 % в Молодечненском повете до 3,6 % в Дисненском повете45.
В 1937 г. в восточных воеводствах Польши количество военных осадников достигло 9–9,1 тыс. человек, а вместе с гражданскими колонистами – 16,6 тыс. человек46. Почти половина из них была в Волынском воеводстве (41,5 %), 21,7 % – в Новогрудском воеводстве, 13,3 % – в Виленском воеводстве, 12,6 % – в Полесском воеводстве47. По сравнению с колонистами-поляками земельные наделы белорусских крестьян были мизерными. В 1939 г. в Виленском воеводстве 75,9 % приобретенной в ходе парцеляции земли досталось полякам, 18,6 % – белорусам, 1,8 % – литовцам, 0,9 % – русским, 0,5 % – евреям. По средней площади приобретенной земли белорусы также отставали от поляков – 4 га против 6,8 га48. При нерешенности аграрного вопроса, который являлся основным для большинства западнобелорусского (преимущественно крестьянского) населения, отрицательные социальные стереотипы как в отношении помещиков, так и осадников тесно переплетались и взаимодополнялись с национальными стереотипами. Западнобелорусские крестьяне ожидали позитивных, радикальных изменений в улучшении своего положения.
Драматические события в общественно-политической жизни Советской Белоруссии в 1930-е годы еще больше усложняли неблагоприятное этнокультурное положение в западнобелорусских землях. Эти процессы существенно отличались от 1920-х годов, когда национально-культурное строительство в БССР оказывало позитивное влияние на западнобелорусское движение, защиту населением Западной Белоруссии своих социальных и национальных прав. Особенно негативное воздействие оказывали сталинские репрессии. В 1933 г. группа деятелей западнобелорусского движения (среди них были бывшие депутаты польского сейма И. Гаврилик, И. Дворчанин, С. Рак-Михайловский и др.) были привлечены к сфабрикованному ОГПУ делу «Белорусского национального центра», который якобы готовил антисоветское восстание с целью отделения Советской Белоруссии от СССР, – отмечалось в обвинительном заключении. «Это восстание должно было явиться поводом для начала фактической войны между Польшей и СССР и отторжения БССР, Полотчины, Смоленщины и Черниговщины от Советского Союза. Оперативный план восстания был разработан польским генеральным штабом…»49. Все действия по поддержке западных белорусов, предпринятые в республике в 1920-е годы, были оценены органами ОГПУ в качестве контрреволюционной и подрывной антисоветской работы: «Под видом переброски культурных сил для усиления белоруссизации в БССР Рак-Михайловский, Островский и их группа целыми пачками перебрасывали своих людей. … Это делалось с целью насыщения советских школ и учреждений нацдемовскими элементами, проникнутыми национализмом и убеждением о перерождении советской власти для создания контрреволюционных нацдемовских организаций»50. В активной помощи в переправке послов Громады из Польши в БССР «для активизации и усиления нацфашистской работы» обвиняли и народного поэта Я. Купалу51. В 1936–1938 гг. были репрессированы многие руководители Компартии Польши и Компартии Западной Белоруссии, которые находились в СССР. Среди жертв сталинских репрессий оказался и лидер Громады Б. Тарашкевич. Всех их безосновательно обвиняли в сотрудничестве с польской политической полицией (дефензивой), заставляли декларировать «контрреволюционный, нацдемовский» характер своей деятельности. Бывший советский дипломат А. Ульянов «признался» в том, что по указанию режима «санации» Ю. Пилсудского в БССР якобы перебрасывались антисоветские, контрреволюционные силы; «закордонное бюро» КПЗБ было превращено в «орудие Пилсудского для широких политических провокаций, для подавления и разгрома революционного движения в Западной Белоруссии» и т.п.52 Тревожные сведения, распространявшиеся, советской печатью, радио, агитаторами КПЗБ о репрессиях в БССР против бывших лидеров западнобелорусского движения дезориентировали часть западных белорусов. На собраниях люди не верили, что бывшие белорусские послы Громады были предателями53. Кроме дезориентации, усиливалась идейно-политическая конфронтация в западнобелорусском движении. Под влиянием решений VII конгресса Коминтерна осенью 1935 – осенью 1936 гг. наблюдались попытки налаживания сотрудничества западнобелорусских коммунистов и белорусских христианских демократов в совместной акции в поддержку белорусских школ, однако они были пресечены польской полицией. После безосновательного роспуска в августе 1938 г. Исполкомом Коминтерна КПЗБ и Компартии Польши фактически произошла окончательная ликвидация оставшихся к этому времени немногочисленных организационных структур западнобелорусского движения. Однако даже в таких сложных условиях в обыденном сознании западных белорусов советский фактор оставался притягательным. Значительная часть из них обращала свои взоры на восток с надеждой на коренное изменение своего незавидного положения. Во многом этому способствовала и советская пропаганда, с которой всячески боролись польские власти.
42
Wysłouch S. Polacy i białorusini-katolicy na terenie Wileńszczyzny. Warszawa, 1938. S. 17–18, 19, 57.
43
ГАБО. Ф. 1. Оп. 9. Д. 2253. Л. 28.
44
Там же. Л. 23.
45
Там же. Оп. 8. Д. 1092. Л. 12–13.
46
Stobniak-Smogoczewska J. Kresowe osadnictwo wojskowe 1920–1945. Warszawa, 2003. S 102, 243.
47
Ibidem. S 103.
48
ГАБО. Ф. 1. Оп. 8. Д. 1092. Л. 16.
49
НАРБ. Ф. 242п. Оп. 2. Д. 456. Л. 40.
50
Там же. Л. 133.
51
Платонаў Р. П. Лесы: гiсторыка-дакументальныя нарысы аб людзях i малавядомых падзеях духоўнага жыцця ў Беларусi 20–30-х гадоў. Мінск, 1998. С. 222.
52
Илькевич Н. Н., Платонов Р. П. Александр Ульянов и версия НКВД об антисоветском подполье в БССР (Фальсификация органами НКВД уголовных дел в 1937–1938 гг.). Минск, 1997. С. 25, 17, 19.
53
НАРБ. Ф. 242п. Оп. 2. Д. 456. Л. 29.